– Вполне насмерть, – холодно кивнул Самарин. – Грабил он этот контейнер: успел открыть, вынуть товар и передать тем, кто ждал внизу, а потом платформа дернулась, контейнер поехал и… Ты в этой смерти тоже виноват. Жебров.

– Я? – Капитан был оскорблен. – Я-то почему? Да, однажды оставил его одного, так ведь тогда ничего не случилось. А потом он у меня из запертой детской комнаты удрал.

– Ладно, – махнул рукой Дмитрий, – не до того сейчас.

В составе следственной бригады приехал и Санька Попов. Впервые Дмитрию было тяжело его видеть. Хотелось спросить, давно ли он знаком с женщиной, с которой выходил из дома по 2-й линии Васильевского острова. Но Дмитрий знал, что никогда в жизни не спросит ничего подобного.

– Так, – Санька только покачивал головой, осматривая превратившееся в камень скрюченное тело Мити, – сделать заключение о повреждениях пока невозможно, как ты понимаешь. Это потом, когда тело «оттает». Но одно могу сказать – смерть наступила в результате переохлаждения. Там, конечно, будут и переломы, и ушибы, но не они сыграли роковую роль. От раздробленной руки не умирают, по крайней мере сразу. Тем более контейнер был пустой. Но зажал он его основательно, сам мальчишка вылезти не смог. Другие, может, пытались сдвинуть контейнер, может, нет, черт их знает. Ну а пролежи так без движения на морозе часиков десять…

– Значит, бросили его, сволочи, – процедил сквозь зубы Дмитрий.

– Вряд ли они могли ему помочь, – вмещался в разговор криминалист Дикуша.

– Вдвоем, даже Втроем эту махину не подвинешь.

– Не знаю, – покачал головой Самарин, – могли бы попытаться.

– Ну, видишь… – продолжал Дикуша, – – у них же товар на руках. А тут мало ли чего, может, охрана спугнула.

– Тем более для них такие мальчишки – не люди, – продолжал судмедэксперт.

– Пока нужен – кормят, не нужен – выбросят. А ему куда податься… Да уж, – он оглядел скрюченное тело Мити, – истощение второй степени. Кормить даже толком не кормили.

Самарин молчал. Происшедшее потрясло его. Вроде не первый год работает…

Приходилось видеть и трупы, и горе, и трагедии. Что уж такого – смерть бездомного мальчишки?

Он снова прислушался к тому, что говорил Попов:

– Знаешь, чем отличается наша любимая родина от Запада? Тем, что у нас все дни – критические. А потому белого не носить, узкого не надевать и не танцевать!

– Чего-то я тебя не понял, – проворчал Самарин, которого Санька впервые в жизни начал раздражать. Было не время травить анекдоты. – Когда будут готовы результаты экспертизы, позвонишь, хорошо?

Он сунул озябшие руки в карманы и пошел прочь. У платформы еще продолжали работать криминалисты, а Дмитрий большими шагами удалялся в сторону отделения.

Он не стал ждать попутного электровоза. Несмотря на холод, хотелось пройтись одному. Вечные шутки Попова, отстраненные замечания Виктора Дикуши – ничего этого не хотелось слушать. Только не сегодня.

«А как же новая жизнь?» – напомнил внутренний голос.

– Да какая там новая жизнь! – вслух ответил Дмитрий. – Пусть она у Жеброва начинается. Вернее, продолжается! Интересно, он хоть чуть пожалел этого мальчишку? Наверно, тут же забыл о нем.

Самарин ошибался. Капитан Жебров не забыл про мальчика, успел найти в картотеке его данные, позвонил в ГУВД, в Клин и по всем правилам подготовил докладную записку.

«Шебалин Дмитрии Николаевич, 1984 года рождения, г. Клин Московской области. Мать: Шебалина Виктория Петровна, кассир в магазине, отчим – Зимин Александр Олегович, неработающий, состоит на учете в психдиспансере (тяжелое нервное расстройство, полученное в результате контузии во время прохождения срочной службы в составе ограниченного контингента войск в Афганистане). В первый раз сбежал из дома в июне 1996 года и был снят с товарного поезда в районе станции Шапки. Во второй раз бежал в ноябре 1996 года. В сентябре 1997 обнаружен на Ладожском вокзале в Санкт-Петербурге. Было рекомендовано направить . Дмитрия Шебалина по месту прописки в г. Клин. Бежал из отделения милиции Ладожского вокзала 1 ноября 1997 года».

Самарин внимательно прочел документ.

– Вот все, что известно о Шебалине. Ты что-то говорил про путевого обходчика – об этом никаких сведений. – сказал Жебров.

– Но ведь он ушел из дома год назад, даже больше, а здесь появился только в сентябре.

– Бродяжничал где-то, – равнодушно пожал плечами капитан. – А что ты хочешь? У нас в стране сейчас беспризорных не меньше, чем в двадцатые годы.

Только Дзержинского нет на них.

– Значит, его собирались отправить обратно к матери?

– В том-то и дело. Ты думаешь, чего он сбежал? Раз мать жива и не лишена родительских прав, мы обязаны его вернуть ей. Вот если бы ее лишили родительских прав… Но для этого нужны веские основания! А он уперся – домой ни в какую! Говорит, лучше в колонию. Видно, отчима не любил. А я что могу сделать? В колонию – нет причины, он ничего не совершил. В детский дом – тоже нельзя.

– И вот он решил все-таки в колонию… – задумчиво пробормотал Самарин. – Что-то такое совершить…

– Возможно, кто его знает! У них с детства уже такие неврозы, психозы…

Не позавидуешь…

В дверях Самарин остановился и, пристально глядя Жеброву в глаза, спросил:

– Слушай, а где Вера? Помнишь, девочка лет десяти?

– Вера? – переспросил Жебров с явным замешательством. – Вера Ковалева? С ней я намучился. Она умственно отсталая, ни на что не реагирует, в обычный детский дом ее не берут. Свое имя-фамилию едва помнит, а уж откуда родом да как в Питер попала, так и не смогли из нее вытянуть. Так, представляешь себе, Шебалин, когда в бега пустился, ее с собой прихватил. Где она теперь, представить не могу. Я разослал Описания по станциям: они же вокзальные, им самое то по железной дороге кататься. Но не нашли. Ну девку-то всегда пригреют – .для определенных надобностей.

Самарин стиснул зубы. Вспомнился рассказ Сучкова о детской проституции.

Никита пересказывал его в прокуратуре.

Анатолий продолжал:

– А что ты, собственно, так интересуешься детьми? Где тот? Где эта? Мне тоже может кое-что стать интересным.

– Ладно, Жебров, – Самарину сделалось противно, – сам все прекрасно понимаешь. Легко жить за дядиной спиной.

Он повернулся и пошел наверх, в кабинет начальника отделения.

Пока Жебров-старший слушал следователя, с его лица не сходило мрачное выражение. Он то принимался барабанить пальцами по столу, то сурово сопел, выражая таким образом возмущение.

– Какова сумма похищенного? – наконец спросил он.

– Из фирмы «Инесса» еще не приезжали, – ответил Самарин, – я их жду.

– Так, что там говорят криминалисты? – снова спросил полковник. – Пальчиков, конечно, никаких. Ловкачи, подростка использовать… А может быть, и вообще подростковая банда. Преступность помолодела. Вот и на коллегии ГУВД об этом очень много говорилось. – Он помолчал. – Между прочим, хотят усилить милицию внедрением пенсионеров конвойных войск. Толковое начинание. Не знаю, коснется ли оно транспортников, но в целом должно милицию укрепить. Опытные люди, много лет работавшие с самыми матерыми преступниками…

Дмитрий отключился. Он и раньше знал, что начальник Ладожского отделения звезд с неба не хватает, но только теперь он понял, что перед ним круглый идиот. Полный, клинический!

На столе резко зазвонил внутренний телефон.

– Иван Егорович, – раздался голос дежурного, – там из «Инессы» пришли.

– Давай их сюда, следователь как раз у меня.

Через пару минут дверь распахнулась и на пороге появилась красивая молодая женщина в дорогой шубе. Головного убора на ней не было. Ясно, приехала на машине – от двери к двери.

– Инесса Шлыгина по поводу кражи имущества фирмы «Инесса», – заявила она с порога и добавила:

– Какой кошмар!

– Так, гражданочка, – сурово сказал полковник Жебров, немедленно превратившийся в грозного начальника отделения, – ваш паспорт.

– Внизу дежурный уже проверял.