— Где мои товарищи?

— Роб их сейчас вывозит. Смотрите влево.

Но Габриэль увидел только бесчисленные ряды повозок, которые запрудили выходы с площади, а глав­ное — преградили путь полиции.

— Не скоро я выйду снова на арену, — с грустью ска­зал Габриэль.

— На арену выходит Гватемала, — ответил Андрес. — Слышали, как вам кричали «вива»?

Дипломаты в эту минуту благодарят президента за доставленное удовольствие. Президент, пряча за спиной проклятую фуражку с высокой тульей, растерянно бор­мочет:

— Вам в самом деле понравилось, джентльмены? Я рад, если вы убедились, что мой народ остроумен и умеет ценить веселые зрелища.

Дипломаты откланялись. Армас стоял уничтоженный. В ложу вошел Линарес.

— Мы напали на следы, — жестко сказал он.

— Что? — Армас начал приходить в себя. — Какие следы? Мне нужны преступники, а не следы. Если вы шеф моей полиции...

— Я еше не получил назначения, — ответил Линарес.

— Вы получите его!

Мигэль не пропускал ни слова из фраз, которыми они перебрасывались.

— Где последний тореро? — задал вопрос Армас.

— Мой президент, все тореро словно испарились...

— Вы найдете мне их.

— Мой президент, лучше, если шутка останется шут­кой.

— Довольно шуток, Линарес, — отчеканил Армас. — Я не бык, но мне захотелось крови.

Мигэль отвез Аиду домой и заехал в цветочный магазин. Быстро пересказал Росите все, что слышал.

— Ты ловко поработала, — похвалил он Роситу. — Но еще ловчее ты раздавила мои цветы.

— Тебе нравится эта девчонка? — с грустью спро­сила Росита. — Ты теперь всегда с нею.

— Я на работе, Росита, — запнулся Мигэль. — Возле нее моя работа, — понимаешь? Спроси у дяди Карлоса, если не веришь; он объяснит тебе.

Они расстались не очень довольные друг другом.

Полковник Леон встретил Мигэля мрачно.

— Мне поручили искать этих проклятых тореро, цве­точниц и медиков, — пожаловался он. — Что там случи­лось?

— Смутьяны устроили красный спектакль, — пояснил Мигэль. — Тореро сражался с быком, а бык носил фу­ражку Армаса.

— Дьяволы! — выругался полковник. — Поделом до­ну Кастильо, — пусть не доверяет этой лисе Линаресу.

— А медики при чем? — поинтересовался Мигэль.

— Они роздали дипломатам и газетчикам медицин­ское заключение о пытках, учиненных над какой-то Тересой, Чако перестарался.

— Чако? — с ужасом спросил Мигэль.

— Ну да. Что тебя так испугало?

— Не нужно было оставлять следов, — тихо сказал Мигэль.

Наутро полковник разбудил Мигэля.

— Они выпустили подпольную газету... Слушай, они приводят слова Армаса: «Я не бык, но мне захотелось крови!» Черт знает что. Он ведет себя неосторожно.

— Поймали кого-нибудь? — быстро спросил Мигэль.

— Да, поймали, — ответил полковник. — Сторожа за­гона. Он выпустил одного быка сверх программы!

— А может, он просто сбился со счета?

— Видишь ли, — замялся полковник, — он одряхлел и видит плохо. Но больше они никого не нашли.

Мигэль от хохота начал кататься по кровати. Пол­ковник тоже не удержался от смеха.

— Я всегда говорил, что Линарес болван, — кисло сказал он. — Но ведь кого-то надо было взять.

Так закончился бой быков.

А на другой день начался новый бой.

23. ЗА ВАМИ ПРИДУТ НОЧЬЮ

Королевская Пальма передает: очень смуглое лицо, гордое и живое. Ходит быстро, явки не назначил. Чиклерос повторил это Наранхо, от которого весточка, кру­тясь и петляя, побежала в табачную лавку; здесь ее перехватил зашедший за кубинским табаком для хозя­ина Хосе Паса и доставил сеньору Молине.

— К тебе подбираются, — бросил Ривера.

Вторая весть пришла от Мигэля: Королевскую Паль­му обошли, Королевская Пальма не участвовал в под­готовке событий на Пласа де Торо.

— Странная история, — пожал плечами Карлос. — Все члены комитета были заняты. Впрочем, ты, кажется, попридержал Ласаро. Зачем?

Карлос встретился с Риверой в большом универсаль­ном магазине. Друзья медленно брели вдоль прилавков и стендов с товарами, изредка перекидываясь отдель­ными фразами.

— Я вернулся ночью и ночью же предложил Ласаро печатать газету, — ответил Ривера. — У меня не было другого выхода: вы все были заняты. Ласаро сверстал удачный номер, с перчиком. Правда, с ним работала Рина Мартинес, а ей только попадись на карандаш.

Он засмеялся.

— Ты не отвечаешь на вопрос, — с досадой заметил Карлос. — Почему ты собирался попридержать Ласаро?

— Его партийная анкета не очень точна в одном пункте. Дело в том, что Ласаро-старший служил судьей и его приговоры устраивали фруктовую компанию. При Арбенсе он бросил дело и переехал к трактирщице в Гондурас. О том, что отец уехал, наш друг сообщил; о том, что отец подсуживал компании, — не обмолвился.

— Возможно, у него не хватило смелости, — предпо­ложил Карлос. — А может быть, ему просто не разъяс­нили, что с партией нужно быть откровенным до конца. Вот что, Ривера. Приведи его сюда. Сейчас.

— К шляпному манекену? — расхохотался Ривера.

— В кабинет владельца универмага.

— Шутишь?

Карлос улыбнулся.

— У меня есть маленькие тайны. К тому же, пред­почитаю обходиться без явок. В особенности — сейчас.

Ласаро при виде Риверы не проявил ни волнения ни энтузиазма. Был он холоден и неприступен. Услы­шав, что предстоит дойти до универмага, сухо заметил:

— Я буду там через четверть часа, товарищ. Устроит?

— Нет, — Ривера покачал головой. — Мне придется дождаться.

Смутное, неосознанное желание лишний раз предо­хранить Карлоса от случайных «хвостов» продиктовало такое решение. Ласаро лишь пожал плечами.

...Владелец универмага узнал сеньора Молину и снова рассыпался в благодарности.

— Вы дали мне сорвать отличный куш, сеньор анти­квар, — напомнил он. — Вазы пошли по самой высокой расценке, и, по совести говоря, мне следовало бы поде­литься с вами.

— Помилуйте, сеньор, — Карлос отвел его любез­ность, — я вознагражден за консультацию и доволен. Один из моих клиентов торопится и, если вы позволите у вас уединиться...

— Всегда, когда вам будет угодно.

Карлос приспустил штору и постарался сесть по­дальше от окна. Когда вошли Ривера и Ласаро, он в по­лудремотном состоянии утопал в глубоком гамбургском кресле, скрывавшем его высокую статную фигуру.

— Я побуду снаружи, — предложил Ривера.

— Снаружи — Хосе. — Карлос остановил его нето­ропливым жестом. — У меня разговор к обоим. В послед­нее время в ваших взаимоотношениях установилось рав­нодушие, если не больше. Это самое опасное чувство для дела. Коммунист обязан высказать товарищу в лицо все, что он о нем думает.

— Я готов, — просто сказал Ривера.

— Я тоже готов, — заторопился Ласаро. — Долгие месяцы я растил студенческий отряд для ударов, и това­рищ Ривера, получив отличный боевой материал, ни сло­ва не оказал о моих заслугах. Переизбирается студен­ческий комитет — я в стороне. Решается вопрос о людях, с которыми я начинал работу, — меня отстраняют. Более того: подполье готовит удар на Пласа де Торо, а один из его руководителей, Ласаро, узнаёт об этом последним. И то узнаёт лишь потому, сеньоры, что товарищ Ривера не нашел более расторопного человека, связанного с типографиями. Протестую. Протестую и требую разъяс­нений.

— Ласаро, не кипятитесь, — сказал Карлос. — В истории со студентами вина моя. Вы и все мы про­моргали предательство. В жертву армасовцам принесено четверо замечательных юношей. В этих случаях принято обновлять руководство.

— В знак недоверия? — быстро спросил Ласаро.

— Нужно уважать законы подпольной борьбы, — строго сказал Карлос. — Или верить тем, кто знает их лучше. Остальное нам объяснит Ривера.

Ривера обрывал цветок хризантемы. Не прекращая своего занятия, он невозмутимо поднял глаза на Ласаро.

— В последнее время, — небрежно заметил он, — ты стал задавать лишние вопросы. Не все ли тебе равно, кого из нас как кличут и кто откуда приехал?