Длинноногий костлявый парень, прозванный в отряде Чиклеросом (чиклеросом — сборщиком смолистой массы — он был и по профессии), мечтательно сказал:
— Мне бы Кастильо Армаса сюда... Я бы его полосочками разделал, как саподилью.[23]
— За что невзлюбил Армаса? — усмехнулся Мануэль.
— А за что мне любить эту вашингтонскую куклу! — быстро ответил Чиклерос под смех товарищей. — Ты знаешь, каков наш труд...
Он подскочил к ближнему дереву, быстрым движением опоясал его длинным шарфом, связал концы, подтянулся до первого сука, уперся пяткой о ствол и вдруг откинулся назад. Могло показаться, что он свалится. Но шарф держал. А Чиклерос, повиснув в воздухе, выхватил нож из-за пояса, ловко им орудуя, сделал косой надрез коры, обнажив желтое тело лесного гиганта.
— Вот так стоишь по двенадцать часов в сутки, — сказал Чиклерос, возвращаясь в круг. — Тащишься по колено в грязи от дерева к дереву. Ноги сводит, лихорадка трясет. А ты все тащишься и высматриваешь дерево покрупнее. Наняла нас компания. Весь дождливый сезон провозились. За чикле самолет обещали прислать. И расчет тут же учинить. А вместо самолета прискакал на лошади капатас и сказал, что мы можем чикле к чертям повыбрасывать — транспорта не будет, компания, нож ей в глотку, решила поискать чикле подешевле. Я и еще трое отправились в главную контору. К побережью. Девять суток пробирались. На десятые нас в тюрьму посадили.
— За что? За что? — раздалось в кругу.
— Управляющий ждал нас с жандармами. Выдал за партизан, ослиный хвост. Тогда-то мы и узнали: Арбенса больше нет, а есть Армас. «Президент Армас вам пропишет!»— орали жандармы. В камере умные люди объяснили, что нас спрятали от репортеров. Вот как! У них войско, жандармы, пулеметы, а четырех чиклерос испугались. Одна нам оставалась дорожка — сюда.
Подал голос сосед Чиклероса, молчаливый индеец из-под Санто-Томаса.
— Тридцать мужчин у нас в селении, — сказал он певуче. — И все путешествовать любят. Натянешь на себя мекапаль,[24] нагрузишься глиняными горшками и идешь смотреть, как живут соседи. Ближние и дальние. Я доходил до столицы.
— Крепко зарабатывал на горшках? — лукаво спросил Чиклерос.
— Ни сентаво, — ответил индеец при общем смехе. — Мы не за выручкой шли. Мы жизнь смотрели. Мы многое знали. Люди Армаса ворвались в наше селение, а нам приказали остаться. Мы не любим сидеть на месте. Дождались ночи и ушли. Они спалили наше селение. Женщин и детей разогнали. Глупые люди, — они нажили себе еще тридцать врагов.
Каша закипела.
— Уже падает Крест,[25] — сказал кто-то, намекая, что пора начать трапезу.
К очагу подошли карибы — старик и мальчик. Оба были в чистых полотняных рубахах и соломенных шляпах с черными лентами. Этих людей не знали в отряде, но видели, как они выходили из палатки команданте, и вежливо пригласили к трапезе. Хосе попробовал кашу, добавил соли, помешал, бросил горстку в свою миску и протянул старику. Тот покачал головой.
— Не отказывайся, — нетерпеливо сказал Хосе. — Больше угощать тебя не придется.
— Наранхо, — обратился старик к внуку, — я тебе говорил, какие лесные люди...
Он с поклоном взял миску, разделил и без того маленькую порцию между внуком и Хосе:
— Молодости нужна сила, — сказал он. — Сила и дружба. Присмотрись к моему Наранхо, щедрый сеньор, он достоин твоей дружбы.
Хосе и Наранхо уселись рядом. Миски с маисом пошли по цепи и мгновенно опустели. Тогда все посмотрели на партизана в коричневой шерстяной куртке и красных штанах. Очередь рассказывать была его.
— Я издалека, — сказал партизан. — Из Науаля. Это возле Солола — только выше. К нам не добраться ни машиной, ни верхом. Науальцы не любят гостей. А еще больше не любят спиртного. Пьяных у нас порют. Армасовцы заставляли нас покупать ром и виски. Мы выгнали лавочников. Тогда они пригнали солдат. Старики остались. Молодые ушли.
Сосед науальца — очень высокий мужчина, с быстрыми, нервными движениями, опоясанный несколькими пестрыми шарфами — встретил выжидающие взгляды соседей, но продолжал молчать.
— Не нарушай очереди, Артуро, — прервал затянувшуюся паузу Мануэль, — расскажи, что привело тебя в отряд.
— На дьявола нужны эти излияния, — пробормотал Артуро. — Я пришел потому, что пришел. Только дурак будет думать о вчерашнем дне в этой крысоловке, куда нас загнали.
— Кто же тебя загнал сюда, Артуро? — раздался спокойный и певучий голос.
В круг сел Карлос Вельесер. Он взял протянутую ему миску и попробовал кашу.
— Великолепно сработано, — похвалил он Хосе, — жаль, что последняя, — и задумчиво произнес: — Значит, науальца выгнали из Солола армасовцы... А что увело из дома тебя, Артуро?
Он с аппетитом пожевал и вдруг отложил ложку.
— Когда люди вручают друг другу жизни, как мы, — сказал Карлос, пристально всматриваясь в Артуро, — они вправе знать, кто ты, откуда и что думаешь делать дальше.
Артуро истерично крикнул:
— Дальше? И это говоришь ты, команданте, знающий, что дальше пути нет. Мы попались... попались в западню, как простофили, а команданте жует кашу как ни в чем не бывало и предлагает нам плести сказки. А я жить хочу, а не подыхать!
— Замолчи! — крикнул Мануэль. — А мы не люди? Только ты один хочешь жить?
Науалец бесстрастно сказал;
— Если Артуро не готовил речь, — можно выпороть, если готовил, — можно расстрелять.
— Что? Меня? — закричал Артуро.
Он хотел ударить науальца, но увидел осуждающие взгляды товарищей, что-то крикнул, швырнул миску о землю и бросился бежать. Деревья его скрыли.
— Ты произнес суровое слово, Диего, — сказал Карлос науальцу.
— Науальцы не любят трусов, — пожал плечами Диего, и его губы искривились в усмешке. — Пусть ищет утешения у женщин. Мы пришли сюда воевать, а не лить слезы.
— Мы пришли воевать за человека, за его счастье, — возразил Карлос. — Артуро тоже человек...
— Глиняный человек, — вставил индеец из-под Санто-Томаса.
— Но человек, — настойчиво сказал Карлос. — И он полтора десятка лет гнул спину на кофейных плантациях Ла Фрутера.
Водворилось молчание.
— Сбор к ночи, — сказал, наконец, Карлос.
Он нашел Артуро на опушке. Артуро лежал под деревом и смотрел на небо. Легкие облака проплывали над ним, и он внимательно следил за их бегом. Карлосу даже показалось, что он улыбается. Карлос присел рядом и дружески спросил:
— В бою ты вел себя молодцом, Артуро. Что случилось сейчас?
— Не играй со мной в прятки, Карлос. Бой кончился. Остается ждать, пока армасовцы прихлопнут крышку ящика.
— Бой не кончился, — сказал Карлос.
Артуро бросил на него недоверчивый взгляд и снова уставился в небо.
— Ты ждешь подкрепления, мой команданте?
— А ты стал задавать лишние вопросы, Артуро. Да, скажи, почему тебя так заинтересовала судьба Мигэля? Ты знал его раньше?
Артуро с изумлением посмотрел на Карлоса.
— Бог мой, команданте... Разве нельзя спросить о мальчишке, который вынес тебя из боя?
— Тебя? Мигэль? Где это было?
— В устье Рио Дульсе, мой команданте.
— Кто подтвердит?
— Зачем? Мигэль помнит, да его нет. Санитар... Впрочем, его шлепнуло пулей.
Карлос задумался.
— Ты бежал с плантации. Где ты скитался до отряда?
— В Ливингстоне, мой команданте. Меня приютили контрабандисты.
— Да, я это слышал. И, конечно, нет ни одного человека в порту, который знал бы тебя...
— Я не понимаю, команданте...
— Чего там понимать, — с досадой сказал Карлос, — люди хотят узнать тебя лучше, ты отмалчиваешься. А то, о чем говоришь, никак не проверить.
— Смерть нас проверит, команданте, — усмехнулся Артуро.
— А я думаю — жизнь.
Карлос легко поднялся и приказал:
— Никуда не отлучайся. Можешь понадобиться.