Камерон начал менять ситуацию, понемногу освобождая фонды от акций, от которых было мало проку. Он очень хорошо умел это делать, наш друг Камерон. От многих акций потихоньку избавились за месяц до объявления о прибыли. Ничего противозаконного — и все же. Я не знал об этом, пока не побеседовал с моими друзьями, которые с ним работали, — я служил в другом отделе. Но они рассказали мне о двух крупных продажах, имевших место в последние шесть месяцев, и обе были сделаны перед объявлением о прибыли.
Изабелла внимательно слушала. Теперь ее теория обрастала плотью.
— А нет ли в этих двух случаях каких–то конкретных доказательств инсайдерства? За которые можно было бы ухватиться?
Джонни улыбнулся:
— Интересный вопрос. Но боюсь, вам не понравится ответ. Суть дела в том, что оба раза были проданы акции компаний, у которых банк Минти Очтерлони является консультантом. Так что она вполне могла располагать информацией, которую и передала Камерону. Но, с другой стороны, этого могло и не быть. И по моему мнению, тут ничего нельзя доказать. В каждом из этих случаев Камерон поднял на заседании вопрос о продаже этих акций. И в обоих случаях он привел весьма убедительные причины.
— И тем не менее настоящей причиной могла быть информация, переданная ему Минти?
— Да.
— И нет никакого шанса доказать, что деньги перешли от Камерона к Минти?
Джонни взглянул на нее с удивлением.
— Не думаю, что деньги непременно переходили из рук в руки — если только он не поделился с ней прибылью. Нет, тут соединилось несколько мотивов. Она была с Камероном в интимных отношениях и хотела его удержать. Это вполне возможно. Люди делают своим любовникам подарки, потому что это их любовники. Так всегда было.
— Или? — подсказала Изабелла.
— Или Минти забеспокоилась, как бы отдел Пола Хогга не попал в затруднительное положение, и хотела его поддержать, потому что Пол Хогг был частью ее плана проникнуть в сердце эдинбургского истеблишмента. Будущая миссис Пол Хогг не хотела, чтобы закатилась ее счастливая звезда.
Изабелла задумалась над тем, что поведал ей Джонни.
— Значит, вы хотите мне сказать, что «Мак–Дауэллз» вполне могла пройти через инсайдерство, но нам никогда этого не доказать? Так?
Джонни кивнул и ответил:
— Мне жаль, но так и есть. Вы могли бы попытаться ознакомиться с финансовым положением Минти и посмотреть, не было ли каких–то необъяснимых поступлений на ее счет, но я не представляю, как вам получить подобную информацию. Деньги ее лежат в банке «Адам энд компани», а они очень пекутся о своих клиентах, и вам не подобраться к их служащим. Так что же вам делать?
— Отказаться от этой затеи?
Джонни вздохнул:
— Подозреваю, это все, что мы можем сделать. Мне это не по душе, но тут уж ничего не попишешь.
Изабелла сделала еще один глоток виски. Ей не хотелось рассказывать Джонни о своих более серьезных подозрениях, но она была ему благодарна за то, что он разузнал, к тому же ей хотелось поделиться с кем–нибудь, кроме Джейми. Если Джонни сочтет, что ее теория о происшествии в Ашер–Холле надуманна, она бросит это расследование.
Она поставила стакан на стол.
— Вы не возражаете, если я кое–что вам расскажу? — спросила она.
— Все что угодно, — весело сказал Джонни. — Я умею хранить молчание.
— Не так давно один молодой человек упал с галерки в Ашер–Холле и разбился насмерть. Вы, вероятно, об этом читали.
Джонни немного подумал, прежде чем ответить.
— Кажется, что–то такое слышал. Ужасно.
— Да, — продолжала Изабелла. — Это было очень печально. Я случайно оказалась в это время там — правда, это не относится к делу, — но вот что интересно: он работал в «Мак–Дауэллз». Он поступил туда после вашего ухода и служил в отделе Пола Хогга.
Джимми поднес стакан к губам и сказал:
— Понятно.
Ему неинтересно, решила Изабелла.
— Это дело коснулось меня, — продолжила она, — так как тот, кто хорошо знал этого молодого человека, рассказал мне, что тот обнаружил, будто в фирме происходит что–то предосудительное. — Она сделала паузу. Джонни смотрел в другую сторону — на Чарли Мак–Лина. — И тогда его столкнули с балкона, — спокойно докончила она. — Столкнули.
Джонни повернулся к ней. Она увидела, что он заинтересовался, но в то же время смотрит на нее с недоверием.
— Это маловероятно, — наконец сказал он. — Люди так не поступают. Просто так не бывает.
Изабелла вздохнула.
— А я считаю, что это возможно, — возразила она. — И вот почему я попросила вас разузнать о Минти. Инсайдерство и гибель несчастного юноши могут быть как–то связаны.
Джонни покачал головой:
— Нет. Думаю, вам следует оставить это дело. Я не верю, что у вас что–то получится.
— Я об этом подумаю. Но в любом случае я весьма вам благодарна.
Джонни кивнул и сказал:
— Если вдруг вы захотите со мной связаться, вот номер моего мобильного телефона. Звоните в любое время. Я ложусь не раньше полуночи.
Он вручил ей визитную карточку, на которой от руки было написано несколько цифр, и Изабелла положила ее в сумочку.
— Давайте–ка пойдем и послушаем, что там говорит Чарли Мак–Лин, — предложил Джонни, поднимаясь на ноги.
— Мокрая солома, — говорил Чарли, приблизив нос к стакану. — Понюхайте–ка все этот напиток. Мокрая солома. А это переносит нас на перегонный завод в приграничных районах между Англией и Шотландией. Мокрая солома.
Глава двадцать вторая
Конечно, Джонни прав, подумала Изабелла — и приняла на следующее утро соответствующее решение. С этим делом покончено. Ей никогда не удастся доказать, что Минти Очтерлони использовала закрытую информацию в корыстных целях, а даже если бы удалось, пришлось бы еще связать это со смертью Марка. Джонни знал этих людей гораздо лучше, чем она, и он не верил в ее теорию. Ей нужно смириться с этим и прекратить свое расследование.
Она пришла к этому выводу в ночь после дегустации виски, когда проснулась и после нескольких минут созерцания теней на потолке приняла решение. Вскоре она уснула, а на следующее утро — ослепительное утро на грани весны и лета — она ощутила необычайную свободу. Так чувствуешь себя после экзамена, когда откладываешь ручку и бумагу и ничего больше не нужно делать. Ее время теперь принадлежало ей полностью, и она могла заняться «Прикладной этикой» и горой книг, которые были соблазнительно сложены на столе у нее в кабинете. Могла пойти пить утренний кофе в «Дженнерс» и наблюдать, как там сплетничают состоятельные кумушки, — в этот мирок она так легко могла войти, но намеренно избегала этого, — и слава богу. Но счастливее ли она, чем эти женщины, с их надежными мужьями и с детьми, которые станут такими же, как их родители, благодаря чему будет вечно существовать этот самоуверенный мир haut–bourgeois[50] Эдинбурга? Вероятно, нет. Они счастливы по–своему («Мне не следует снисходить до них», — подумала она), а она — по–своему. И Грейс тоже счастлива по–своему, и Джейми, и Минти Очтерлони… Тут Изабелла остановилась. Не ее дело, счастлива ли Минти Очтерлони. Нет, сегодня утром она не пойдет в «Дженнерс», — лучше отправиться в Брантсфилд и купить какой–нибудь сыр с приятным запахом в магазине сыров «Меллис», а потом выпить чашечку кофе в магазинчике Кэт. А потом, вечером, можно сходить на лекцию в Королевский музей Шотландии. Профессор Ланс Батлер из университета в По, которого она уже слышала и который весьма занятно излагает свои мысли, будет читать лекцию о Беккете, как всегда. Ну что же, для одного дня вполне достаточно впечатлений.
И конечно, есть же еще кроссворды. Сейчас она уже спустилась на первый этаж. Изабелла подобрала газеты с коврика в холле и просмотрела заголовки. СИТУАЦИЯ С ТРЕСКОЙ ВЫЗЫВАЕТ БЕСПОКОЙСТВО, — прочитала она название передовицы в «Скотсмене» и увидела на фотографии рыбачьи лодки, пришвартованные в Петерхеде; опять неприятности для Шотландии и для образа жизни, создавшего такую сильную культуру. Рыбаки сочиняли песни. А какую культуру оставят после себя компьютерщики? И сама ответила на свой вопрос: культуру электронных писем и компьютерных смайликов — мимолетную и вторичную, но тем не менее культуру.