Александр Макколл-Смит

Будьте осторожней с комплиментами

Глава первая

— Возьмем сто человек, — сказала Изабелла.

— Предположим, — кивнул Джейми.

— А теперь подумаем, — продолжила Изабелла, — сколько из этих ста доброжелательно настроены к миру?

Это был один из тех типичных сложных вопросов, которые регулярно задавала себе Изабелла и которые не имели однозначного ответа. Когда дело касалось человечества, она становилась оптимисткой, не боясь показаться старомодной. В общем, по ее мнению, ответ звучал так: девяносто восемь, а быть может, и девяносто девять человек. Джейми, реалист, поразмыслив несколько минут, остановился на восьмидесяти.

Но от этого вопроса было не так-то легко отделаться: за ним по пятам следовали другие, более тревожные. Почему эти один-два человека стали такими? Что это, игра ДНК? Так легла карта — генетическая карта? Или причина кроется в какой-то темной комнате из их детства? Конечно, была еще одна возможность: они сознательно сделали свой выбор. Сидя сейчас в магазинчике, торгующем деликатесами, Изабелла вспомнила этот разговор с Джейми. Со своего удобного наблюдательного пункта она взглянула в окно. Вон тот мужчина, к примеру, который в эту минуту переходит улицу, — у него тонкие губы, нетерпеливая походка, а кончики воротничка застегнуты на пуговицы, — быть может, это один из крошечного меньшинства «недоброжелателей». Есть в нем что-то такое, от чего чувствуешь себя неуютно: что-то безжалостное во взгляде; этот человек никому не уступит дорогу, ему на всех наплевать, его высокомерие ощущается даже в походке… Она улыбнулась при этой мысли. Но в его поведении определенно есть что-то настораживающее — не то какая-то болезненная сексуальность, не то затаенная жестокость, словом, что-то не совсем доброкачественное.

Изабелла отвела взгляд: лучше, чтобы такой субъект не заметил, что его разглядывают. К тому же, напомнила она себе, ей не следует предаваться подобным размышлениям. На первый взгляд может показаться, что воображать разное о совершенно незнакомых людях — довольно безобидное занятие, но оно может повлечь за собой нелепые фантазии и страхи. А Изабелла знала, что один из ее многочисленных недостатков, причем весьма крупный, — это склонность давать волю своему воображению.

Конечно, магазинчик деликатесов в Эдинбурге — не самое подходящее место, чтобы предаваться мыслям о природе добра и зла, но Изабелла считала себя философом, и ей было доподлинно известно, что философские идеи приходят внезапно, в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. Магазин принадлежал ее племяннице Кэт, и здесь не только торговали продуктами, типичными для таких магазинов, — вяленые помидоры, моцарелла, свежие анчоусы и австрийские марципаны, — но и подавали посетителям кофе за тремя столиками с мраморными столешницами. Кэт нашла их во время путешествия в долину Луары и привезла в Шотландию.

Изабелла сидела за одним из этих столиков, перед ней стояла чашечка с капучино и лежал утренний номер газеты «Скотсмен», раскрытый на странице с кроссвордом. Кофе для нее только что приготовил помощник Кэт, Эдди, — застенчивый молодой человек, с которым в прошлом, вероятно, произошло что-то ужасное и который с большим трудом общался с Изабеллой и со всеми прочими. Правда, в последнее время Эдди стал гораздо увереннее в себе — особенно с тех пор, как увлекся молодой женщиной из Австралии, которая нанялась на несколько месяцев в магазин Кэт. Однако Эдди все еще внезапно краснел и прерывал разговор, отворачиваясь и что-то бормоча себе под нос.

— Вы сегодня одна, — сказал Эдди, ставя кофе на столик Изабеллы. — А где же… — Голос его замер.

Изабелла улыбнулась ему, подбадривая:

— Малютка? Между прочим, его зовут Чарли.

Эдди кивнул, бросив взгляд в сторону кабинета Кэт, занимавшего заднюю часть магазина.

— Да, конечно, Чарли. Сколько ему сейчас?

— Три месяца. Примерно.

Эдди обдумал эту информацию и задал следующий вопрос:

— Значит, он еще ничего не говорит?

Изабелла чуть было не улыбнулась, но вовремя спохватилась: ведь Эдди так легко спугнуть.

— Они начинают разговаривать гораздо позже, Эдди. Когда им годик или около того. А уж тогда болтают без умолку. Правда, он гулит. Издает странные звуки, которые означают: «Я совершенно счастлив в этом мире». Во всяком случае, я понимаю это именно так.

— Хотелось бы мне как-нибудь на него взглянуть, — неопределенно сказал Эдди. — Но я думаю, что… — Он не докончил фразу, но Изабелла поняла, что он имеет в виду.

— Да, — поддержала она разговор, взглянув в сторону кабинета Кэт. — Видите ли, тут есть некоторые сложности, как вам, вероятно, известно.

Эдди отошел от ее столика: в магазинчик вошел покупатель и принялся рассматривать пасты в витрине, так что Эдди нужно было возвращаться к своим обязанностям.

Изабелла вздохнула. Она могла бы прихватить с собой Чарли, но решила не делать этого и оставила его дома со своей домоправительницей Грейс. Она часто привозила его, походившего на кокон — так он был укутан, — в детской колясочке в Брантсфилд, — осторожно перебираясь через край тротуара, преисполненная гордостью как новоиспеченная мать и чуть ли не удивленная тем, что вот она, Изабелла Дэлхаузи, идет со своим собственным ребенком, своим сыном. Но в таких случаях она не заходила в магазин Кэт, потому что знала, что Кэт все еще переживает из-за Чарли.

Кэт простила Изабелле Джейми. Когда Кэт узнала, что у Изабеллы с ним роман, она просто не могла в это поверить: «С ним? С моим бывшим бойфрендом?! Ты?!!» За удивлением последовал гнев, выразившийся в стаккато задыхающимся голосом: «Мне жаль. Я не могу. Я просто не могу к этому привыкнуть. К этой мысли».

Позже Кэт приняла случившееся, и они с Изабеллой примирились. Но когда Изабелла объявила о беременности, Кэт замкнулась в своей обиде, смешанной со смущением.

— Ты этого не одобряешь, — сказала Изабелла. — Определенно не одобряешь.

Кэт взглянула на тетушку, и та не знала, как истолковать выражение ее лица.

— Я знала, что он был твоим бойфрендом, — продолжила Изабелла. — Но ты же дала ему отставку. И в мои планы вовсе не входило забеременеть. Поверь мне, вовсе не входило. Но раз уж так вышло, отчего бы мне не родить ребенка?

Кэт ничего не ответила, и Изабелла вдруг поняла, что просто столкнулась с завистью в чистом виде. Да, это зависть, безмолвная, невыразимая. Зависть заставляет нас ненавидеть то, что хотели бы иметь мы сами, напомнила себе Изабелла. Мы ненавидим то, что не можем заполучить.

К тому моменту, когда Чарли явился в этот мир — кубарем, как показалось Изабелле, — под яркими лампами Королевского лазарета, Кэт уже снова разговаривала с Изабеллой. Но она не проявляла к Чарли особого тепла: никогда не выказывала желания взять его на руки или поцеловать, хоть он и был ее кузеном. Это уязвляло Изабеллу, но она решила, что лучше не навязывать Чарли племяннице, а подождать, пока та привыкнет к его существованию.

— Невозможно долго дуться на малютку, — сказала Грейс с присущей ей народной мудростью, благодаря которой она верно судила о многом. — Малютки умеют справляться с равнодушием к себе. Дайте Кэт время.

Время. Изабелла взглянула на часы. Она уложила Чарли спать почти два часа назад, и скоро он проснется. И тогда его нужно будет покормить. Хотя Грейс вполне могла с этим справиться, Изабелла любила делать все сама. Она перестала кормить сына грудью, когда прошло всего несколько дней с его рождения, и хотя неважно себя чувствовала из-за этого, процедура кормления вызывала у нее слишком сильное чувство неловкости и ужас. Ей подумалось, что так не устанавливают контакт со своим ребенком: ведь ему может передаться напряжение матери, ее нежелание вступать в контакт. И она перевела Чарли на детское питание.

Изабелле не хотелось уходить из магазина, не обменявшись парой слов с Кэт, какими бы натянутыми ни были их отношения. Поднявшись из-за столика, она направилась к полуоткрытой двери в кабинет. Эдди, стоявший за прилавком, бросил мимолетный взгляд в сторону Изабеллы и тотчас же отвел глаза.