Консул В. Антонов-Овсеенко был как раз «специалистом» по махновщине[756]. НКТ поддержала несколько декретов правительства, и Антонов-Овсеенко делает вывод: «В среде анархо-синдикалистского руководства начинает решительно преобладать тенденция к переходу на позиции демократической государственности…»[757] Антонов-Овсеенко докладывал в Москву 8 февраля 1937 г.: «Умеренные анархо-синдикалистские элементы, на практике убедившиеся в несостоятельности анархистских теорий, проявляют все более растущую склонность к отказу от этих теорий», но «не решаются открыто порвать с экстремистами»[758].

Здесь Антонов-Овсеенко, как и другие сторонники постепенной перевербовки анархистов в коммунисты, делает типичную ошибку человека, относящегося к анархизму как к заведомо ущербной идеологии. Стоит анархистам столкнуться с практикой, и они поймут, что анархистские взгляды (в их упрощенном восприятии Антоновым-Овсеенко) — ошибочны. Но дело в том, что столкновение с практикой приводит к замене упрощенных анархистских взглядов, действительно распространенных в радикальной массе, более сложными, более прагматичными, но все равно анархистскими, а не марксистскими взглядами. Антонов-Овсеенко уже мог убедиться в этом в 1919 г., общаясь с Махно. Но тогда Антонов убеждал себя, что Махно был без пяти минут большевик, и только грубость командования оттолкнула его от красных, а вот осторожный педагогический подход Антонова сделал бы из Махно красного комдива. Признать более глубокую основу конфликта коммунистов и анархистов, содержащуюся в том числе и в дефектах коммунистической идеологии, — значило признать провал своей тактики в 1919 г., а этого Антонов-Овсеенко не хотел. Он и в Каталонии продолжал свою линию 1919 г., надеясь взять реванш за неудачу с Махно. Вот-вот, и анархисты, отказавшись от экстремизма, придут в ряды коммунистов, как пришли уже многие их отдельные активисты. Антонов-Овсеенко не замечал, что умеренные анархисты смыкаются не с коммунистами, а с более близкими им левыми социалистами. И этот блок становится главной альтернативой компартии. Непонимание этой перспективы приведет политику Антонова-Овсеенко к краху в мае 1937 г.

Анархо-синдикалисты были готовы искать идеологические компромиссы с коммунистами и социалистами. Модель, предлагавшаяся анархо-синдикалистами, не исключала ни регулирования, ни концентрации управления. В беседах с советскими представителями Васкес и Монтсени утверждали, что готовы провести «мобилизацию промышленности» военного значения, усилить централизацию промышленности, лишь бы это не называлось национализацией[759]. Однако именно здесь и пролегал принципиальный водораздел: национализация передает государству права решать судьбу хозяйства после войны, а для лидеров НКТ было принципиально оставить эти рычаги в руках рабочих организаций. «Единственным вопросом, на котором они будут настаивать, это руководящая роль профсоюзов в управлении промышленностью. Но и тут они не исключают участия государства в виде регулирующего и контролирующего органа»[760]. Согласие на национализацию означало бы отказ от принципов, а централизация и регулирование — нет. В разгар войны централизация полезна, но после войны не государство, а синдикаты должны определять степень централизма хозяйственного регулирования.

Попытка коммунистов разделить задачи войны и революции вызывала у анархистов подозрение, что их революцию терпят постольку, поскольку сохраняется угроза фашизма. «СНТ» разъясняла суть опасений анархистов: пока массы будут бороться за победу, «известные силы, работая за кулисами, могут оказаться единственными силами, подготовленными для использования победы для обуздания революции»[761]. По сообщениям из полпредства СССР в НКИД, анархисты опасались, «что после победы над Франко испанские коммунисты, с помощью СССР, бросят все свои силы на уничтожение анархистов» и «многие» коммунисты тоже этого ждут[762]. Анархистам нужны были гарантии на будущее. Монтсени предлагала выработать платформу сотрудничества с анархистами как до, так и после победы над фашизмом. В СССР к этой идее отнеслись с вниманием. В донесении из Барселоны в НКИД СССР подчеркнута фраза: «платформа экономического переустройства Испании, приемлемая для большинства анархистов»[763].

Представители НКТ считали, что такое централизованное управление обобществленными предприятиями может осуществляться с помощью отраслевых и провинциальных органов, директора будут назначаться по представлению профсоюзов. Это не национализация, которой добивались коммунисты. Платформа могла предусматривать и такие уступки в стиле НЭП, как свобода торговли, возвращение в частные руки предприятий свыше 50 человек, но при условии соблюдения социальных гарантий[764].

Казалось, «разъяснительная работа» коммунистов среди анархистов принесла плоды: «Целый фланг анархистского движения, фланг, о котором я только что говорил, со всеми его нюансами, идет с компартией под одними лозунгами»[765], — докладывал А. Марти. Лидеры НКТ в большинстве своем были анархо-коммунистами и потому, как и российские анархисты, выдвигали лозунги, близкие по звучанию лозунгам коммунистов-марксистов. Хотя в одни и те же слова вкладывалось разное содержание, коммунисты считали некоторых анархо-синдикалистских лидеров «завоеванными уже на сторону ряда лозунгов, являющихся нашими»[766]. Выступая на секретариате ИККИ, А. Марти причислял анархо-синдикалистских лидеров, в частности М. Васкеса, который в ноябре сменил Х. Прието на посту генерального секретаря НКТ, к «ядру, стоящему за единство», под которым Марти понимал противников «группы Кабальеро-Галарсы»[767].

Марти считал необходимым втягивать НКТ и ФАИ в Народный фронт, вести совместную борьбу против «безответственных элементов, выступавших (при правке текста исправлено на „выступающих“ — эти элементы все еще сильны — А. Ш.) под флагом НКТ и ФАИ со своими провокационными действиями…»[768].

В результате в конце 1936 г. — начале 1937 г. отношения коммунистов и анархо-синдикалистов были лучше, чем отношения последних с Ларго Кабальеро. Как сообщал Антонов-Овсеенко о беседе с одним из руководителей ОСПК, «крайне отрицательно отзывается Пьеро о Кабальеро за его упрямую непримиримость к СНТ и ФАИ»[769]. Коммунисты надеялись использовать НКТ в начинающемся конфликте с Ларго Кабальеро.

Ларго Кабальеро называли «испанским Лениным». Однако коммунистом он не стал. Правый курс КПИ не устраивал Ларго Кабальеро и его сторонников. Они искали модель нового общества, которое образуется в ходе революции и будет соответствовать принципам демократического социализма. Познакомившись поближе с идеями, которые отстаивали вошедшие в правительство синдикалисты, кабальеристы стали склоняться к идее создания общества, базисом которого являются профсоюзные организации трудящихся. Отношение Ларго Кабальеро к социальной революции «по-испански» эволюционировало, но не было враждебным. 1 февраля 1937 г. он заявил в кортесах: «Уже достаточно напробовано»[770]. Сделанного достаточно, нужно сохранить и упорядочить новые социальные отношения, но не отменять их. Это было близко и позиции лидеров НКТ, которые стремились упорядочить коллективизированный сектор. Каталонский конгресс НКТ 20 марта — 3 апреля 1937 г. решил не форсировать коллективизацию промышленности и борьбу с мелкой буржуазией[771]. Необходимо было упорядочить то, что уже получено в результате революции. Однако это воспринималось только как пауза на пути к синдикалистскому переустройству общества, на что указывали и советские наблюдатели: организация НКТ строится с упором на отраслевую «с явной целью форсировать коллективизацию этих отраслей»[772].