Изменить стиль страницы

26 ноября 1926 г. был принят королевский декрет о создании смешанных комиссий в масштабах всей страны (диктатура вдохновлялась как идеями социалистов, так и фашистского режима Муссолини, который принял 3 апреля 1926 г. закон о корпорациях). В отличие от Италии, Примо не пошел на создание тоталитарной системы и не распустил классовый профсоюз ВСТ. Таким образом, испанские «корпорации» не управляли рабочей силой, как в Италии, а были структурой, предназначенной для достижения компромисса и государственного арбитража.

Опыт ВСТ воздействовал и на лидеров НКТ, деморализованных переворотом Примо и последовавшими за ними репрессиями[33]. В 1930 г. анархо-синдикалисты вступили в переговоры о легализации НКТ[34]. Вскоре после падения диктатуры и монархии борьба умеренных и радикалов приведет к расколу НКТ.

Репрессии диктатуры обострили конфликт между поколениями в КПИ. Генеральный секретарь Р. Гонсалес, который принадлежал к «старикам», был обвинен в недостаточно решительном сопротивлении диктатуре и в 1925 г. сменен на «молодого» Х. Бульехоса. Впрочем, никакой возможности переломить ситуацию у коммунистов не было — ни у «центристов», ни у левых экстремистов. Партия была практически разгромлена диктатурой.

Активизировалось республиканское движение. Союз монархии и диктатуры толкнул в лагерь республиканцев часть либеральных монархистов, в том числе видного литератора Мануэля Асанью Диаса. В 1925 г. они с Хосе Хиралем создали партию «Республиканское действие».

Диктатура справлялась и с протестами либералов, и с волнениями студентов, и с небольшими военными заговорами, и с вооруженными вылазками каталонских националистов. Большим успехом диктатуры стало совместное с Францией подавление в 1926 г. восстания рифов в Марокко (поражение Испании в Марокко в 1922 г. стало одной из причин установления диктатуры).

Устойчивость режима сохранялась до 1929 г. Начавшаяся Великая депрессия показала, что относительное процветание времен Примо — мыльный пузырь. Государство оказалось на грани банкротства. От Примо отвернулись даже правые политики. 26 января 1930 г. диктатор запросил капитан-генералов (военных губернаторов) и командующих о том, считают ли они необходимым сохранять дальше диктатуру. Ответ был отрицательным. В этой обстановке диктатор 28 января 1930 г. подал в отставку, а король с удовольствием ее принял. Он хотел править сам. Но почва уходила из под ног монархии. Консервативные военные не простили королю отставки Примо, а либералы и социалисты, заключившие «Сан-Себастьянский пакт» между собой, развернули республиканскую агитацию. В декабре 1930 г. была предпринята плохо подготовленная попытка республиканского переворота, которая была быстро подавлена. Но монархия не решилась на суровые репрессии против республиканцев, опасаясь, что это вызовет взрыв возмущения.

Глава II

Революция под спудом (1931–1936)

В маленькой андалузской деревне я присутствовал при жарком споре учителя с мэром: учитель был за Третий Интернационал, мэр — за Второй. Вдруг в спор вмешался батрак: «Я за Первый Интернационал — за товарища Мигеля Бакунина…»

Илья Эренбург

12 апреля 1931 г. на муниципальных выборах монархисты одержали ожидаемую победу, заняв 22150 мест. Республиканцы получили только 5875. Но зато свои победы они одержали в крупнейших городах. Их сторонники с ликованием высыпали на улицы и стали требовать республику. Командующий гражданской гвардией генерал Хосе Санхурхо сообщил королю, что не сможет разогнать возбужденные толпы. Король Альфонс XIII с печалью констатировал: «Я потерял любовь моего народа» — и отправился в эмиграцию.

Консервативный автор Л. Пио Моа пишет, что «если республика и была установлена мирным путем, то не благодаря республиканцам, которые пытались установить ее в результате военного переворота или выступления, а благодаря монархистам, которые позволили республиканцам и социалистам участвовать в выборах всего лишь четыре месяца спустя после неудавшегося выступления. И, несмотря на то, что эти выборы были муниципальными, а не парламентскими, а республиканцы их проиграли, реакция поспешила передать власть, отказываясь от насилия»[35]. Здесь Л. Пио Моа «забывает» (как «забывают» об этом нередко, когда речь заходит о начале Российской революции в марте 1917 г.), что монарх отдал власть не по доброте душевной, а оценив неблагоприятное соотношение сил в ходе начавшихся в столице и других городах массовых революционных выступлений.

Так выяснилось, что и в Испании судьба страны решается в крупнейших городах. Лишь через несколько лет стало ясно, что вслед за городской революцией может прийти общенациональная, и тогда провинция скажет центрам страны все, что она о них думает. С провинцией не посоветовались. Это, конечно, не значит, что республика была провозглашена «практически против воли большинства испанцев»[36], как полагают некоторые исследователи. Ведь никакого массового движения в защиту монархии не возникло, и в дальнейшем большинство испанцев, имевших право голоса, поддержали новые «правила игры». Испания не была настроена против республики, но республика еще не сделала ничего, чтобы массы испанцев были «за». И когда у низов будут возникать претензии к республике, наиболее активная их часть двинется не к монархическим, а к анархическим идеалам.

14 апреля лидеры основных партий страны создали Временное правительство и провозгласили республику. Население городов ликовало, крестьяне в некоторых местностях захватили у грандов часть арендованной земли, но остальные ждали указаний. Так началась революция, которая продолжится до 1939 г. Но до 1936 г. революция будет удерживаться в либеральных рамках, лишь изредка вспыхивая более радикальными социальными выступлениями.

Республиканские реформы и перегруппировка политических сил

Начавшаяся демократическая революция не изменила социальную структуру общества, но породила надежды низов на улучшение их жизни. В стране продолжало править неподконтрольное народу чиновничество. Самостоятельную силу представляла офицерская каста, обладавшая унаследованными от монархии привилегиями. «Республика мало что изменила: голодные продолжали голодать, богачи глупо, по-провинциальному роскошествовали»[37], — рассказывает посетивший Испанию советский писатель и журналист И. Эренбург.

28 июня 1931 г. прошли выборы в Учредительное собрание. В них приняли участие 65 % граждан, а 35 % не пошли голосовать. Но не пришли не только сторонники монархии, отрицавшие республику «справа», но и те, кто отрицал ее «слева». Республиканские партии получили 83 % мест, что подтвердило — большинство испанцев приняло республику если не как свой идеал, то как новую реальность. Самую большую фракцию (116 мест из 470) составили социалисты.

9 декабря 1931 г. была принята республиканская конституция, вводившая ответственность правительства перед парламентом, основные гражданские свободы. Конституция провозгласила Испанию «демократической республикой трудящихся всех классов, построенной на началах свободы и справедливости» (Ст. 1) и отделила Церковь от государства (Ст. 26). Ст. 44 конституции предусматривала возможность отчуждения собственности (за вознаграждение) и ее обобществление.

К власти пришло либерально-социалистическое правительство Мигеля Асаньи. Президентом стал Нисето Алкала Самора.

В своей агитации монархисты и фашисты изображали лидеров Республики в виде якобинцев и чуть ли не коммунистов. Сегодня этот миф получил второе дыхание, не перестав, впрочем, быть мифом[38]. Между тем, Алкала Самора, противник отделения Церкви от государства, сам признавал, что его роль состояла в том, чтобы «обеспечить консервативный характер республики»[39]. Он мог с удовлетворением констатировать, что министры-социалисты готовы ради укрепления нового строя «оставить свои социалистические принципы у порога». Когда министр-социалист Индалесио Прието предложил ввести прогрессивный налог на крупные доходы, Асанья сместил его с поста министра финансов, дав «безопасный» портфель министра общественных работ. Впрочем, здесь Прието развернул бурную деятельность. Только на общественные работы в Бильбао было выделено более 16 млн песет. Однако в этом не было ничего собственно якобинского.

вернуться

33

В сентябре 1923 г. барселонские лидеры заявили даже о роспуске НКТ, так как она не может действовать в подполье (Маурин Х. Анархо-синдикализм в Испании. М., 1925; Peirats J. La CNT en la revolución española. Toulouse, 1952–1953. V.1. P.18.). Однако на деле сеть конфедерации сохранилась, хотя ее численность сократилась в несколько раз.

вернуться

34

РГАСПИ. Ф.495. Оп.32. Д.221. Л.21.

вернуться

35

Pío Moa L. Los mitos de la Guerra Civil. Madrid, 2003. P.186.

вернуться

36

Пожарская С. П. Исторические корни Гражданской войны в Испании (1936–1939): взгляд из XXI. // Испанский альманах. Вып.1. С.20.

вернуться

37

Эренбург И. Г. Указ. соч. С.296.

вернуться

38

Так, Л. Пио Моа пишет о «якобинизации режима» в 1931–1933 гг. и пытается вывести из этого истоки гражданской войны. Если бы тут была действительная логическая связь, то к войне привел бы уже мятеж Санхурхо 1932 г. За неимением аргументов из области социальной политики Асаньи (весьма умеренной в этот период), Л. Пио Моа находит «якобинство» в демократических положениях конституции республики и символическом открытии кортесов в день взятия Бастилии. (См. Pío Moa L. Op. cit. P.30, 190). Отечественный автор В. Л. Телицын уже совсем отрывается от почвы исторической реальности и следующим образом представляет президента Н. Алкала Самору и премьера М. Асанью: «И тот и другой были известны своими радикальными взглядами на „оптимальное“ устройство общества, выступая сторонниками всеобщей национализации средств производства и государственного развития сельского хозяйства» (Телицын В. Л. Пиренеи в огне. Гражданская война в Испании и советские добровольцы. М., 2003. С.11). В действительности ни Алкала Самора, ни Асанья ничем таким известны не были. Оба были либералами, а не социалистами, причем первый — совсем умеренным, практически консерватором. Либералы не помышляли о «национализации крупной промышленности, банков, железных дорог» и прочих подвигах, которые, излишне доверяясь фашистской пропаганде, им приписывает В. Л. Телицын (Телицын В. Л. Указ. соч. С.11).

вернуться

39

Cit.: Alvarez del Vayo J. Freedom’s Battle. NY., 1940. P.267.