Обстановка накалилась, Ларго Кабальеро публично заявил, что если СЭДА войдет в правительство, социалисты призовут народ к восстанию.

4 октября было объявлено, что Леррус включил в свое правительство трех министров СЭДА. В ответ социалистический профсоюз начал всеобщую стачку, которая быстро переросла в восстание.

Позднее лидер СЭДА Хиль Роблес говорил: «Нас обвиняют в том, что своим вступлением в правительство мы вызвали такое возбуждение среди рабочих масс, которое вылилось в восстание; чтобы избегнуть гражданской войны, было бы лучше отсрочить наше участие в правительстве Лерруса. Но те, которые нас обвиняют, совершенно не поняли развития ситуации. Если бы мы ждали еще несколько месяцев, укрепился бы единый фронт, рабочие альянсы укоренились бы повсюду, последовательно революционные партии завоевали бы гегемонию в этом движении, и нет сомнения, что революция восторжествовала бы, и в данный момент мы имели бы в Испании советы»[108]. Хиль Роблес существенно преувеличил силы революционеров. Но суть своей политики сформулировал четко: никаких уступок левым и рабочим организациям, выкорчевывание рабочих альянсов. Поскольку социальное положение рабочих оставалось бедственным, после нового поправения правительства они рвались в бой.

5 октября ВСТ начал всеобщую забастовку, которая была поддержана коммунистами и каталонскими националистами и переросла в Астурии и Каталонии в вооруженное восстание. Анархисты в Астурии присоединились к стачке через несколько часов по собственной инициативе. Однако в целом НКТ отнеслась к выступлению настороженно, так как ИСРП сменила лозунг «Вся власть рабочим альянсам!» на «Вся власть социалистической партии!»[109] Сражаться за установление власти какой-либо партии анархистам не хотелось. В Мадриде лидеры анархистов выступили против несогласованной с ними стачки, но организации НКТ присоединились к ней.

В Каталонии власть захватило автономное правительство — Женералитат во главе с Луисом Компанисом (он стал лидером Ескьеры после кончины Масиа в 1933 г.). 6 октября Компанис зачитал восторженной толпе акт о провозглашении Каталонского государства.

Правительственные силы, управляемые ветераном марокканской войны генералом Франсиско Франко, быстро изолировали очаги восстания и подавили выступление почти по всей стране.

8 октября Компанис капитулировал, после чего социалисты прекратили сопротивление. Лишь в Астурии продолжались бои. 5 октября шахтеры подняли над городами Астурии красные флаги и двинулись на Овьедо. Власть в Астурии взяли рабочие комитеты, включавшие социалистов, коммунистов и анархистов. Они провозглашали социалистическую республику. Астурийский ревком возглавили депутаты-социалисты Белармино Томас и Рамон Гонсалес Пенья.

Опасаясь за надежность войск, правительство направило в Астурию марокканский легион во главе с полковником Хуаном Ягуэ, будущим генералом гражданской войны. Хотя формально командующим карательной операцией в Астурии был генерал Лопес Очоа, фактически из Мадрида ее координировал Франко, которому напрямую подчинялся Ягуэ. Две недели шли упорные бои в горной местности и в городах. Пока повстанцы численностью до 20 000 бойцов сжимали кольцо вокруг гарнизона Овьедо, захватив почти весь город, каратели сжимали кольцо вокруг Астурии. Рабочие устраивали взрывы (шахтеры хорошо умели пользоваться динамитом), но с другим оружием было плохо. К тому же, узнав о поражении движения в остальной Испании, часть делегатов ИСРП вышла из ревкома. Когда у повстанцев кончились боеприпасы, они вынуждены были прекратить сопротивление. По соглашению с генералом Очоа 18 октября повстанцам было обещано, что репрессий не будет. Ягуэ не стал выполнять это обещание, разрешив своим марокканцам «порезвиться». Испания была шокирована известиями из Астурии. Массовые расстрелы пленных без суда были не самым жутким. Марокканцы показали, что такое война по-африкански. Они демонстрировали друг другу лихость, разрубая пленных пополам. Массовые изнасилования без разбора возраста венчали картину. В ходе боев и последующих расправ погибло от 1 до 3 тысяч человек, около 30 тыс. было арестовано.

И. Эренбургу через полтора года показывали места бессудных расстрелов — еще сохранились пятна крови, свидетели рассказывали о зверских пытках «самолетом» (это когда человека растягивают на дыбе) и кипятком[110]. Сегодня испанский историк Л. Пио Моа причислил эти зверства к мифам: «Не существовало жестоких и кровавых репрессий в Астурии после революции 34-го, упомянутых в сотнях книг»[111]. Просто не было, и все тут.

Лидеры социалистов, коммунистов и каталонских националистов, включая Ларго Кабальеро и президента Женералитата Компаниса, оказались в тюрьме. И. Прието бежал за границу и впал в пессимизм (эта реакция на поражения вообще была характерна для него)[112]. Несмотря на то, что анархо-синдикалистские лидеры узнали о забастовке и восстании из газет, среди актива НКТ также были проведены аресты. В феврале-марте 1935 г. трибунал вынес 20 смертных приговоров и множество приговоров к длительным срокам тюремного заключения. Возникла возможность обезглавить оппозицию. Но в то же время было очевидно, что это создаст в среде левых культ павших героев, и на место казненных придут новые лидеры. Ширилась кампания либеральной интеллигенции и левых партий за спасение приговоренных от казни. Так что 30 марта 1935 г. правительство выступило за отмену смертных приговоров (в знак протеста министры СЭДА вышли из кабинета Лерруса, но вскоре вернулись, причем в мае Хиль Роблес стал военным министром). Смертные приговоры были заменены заключением. И. Эренбург в апреле 1936 г. спрашивал одного из приговоренных к казни за октябрьское восстание С. Кастельона, «сколько времени он ждал смерти. Он ответил: „Пятнадцать месяцев. Только я ждал не смерти, а революции…“[113]

На свободе остались многие социалистические лидеры, а также левые республиканцы, надежда которых на возвращение к власти была связана с возрождением силы социалистов. Они развернули кампанию против правительства, успеху которой способствовали скандалы в правом лагере, связанные с коррупцией, а также продолжение падения жизненного уровня большинства испанцев. В итоге все большее влияние приобретали идеи левого блока, который сможет остановить наступление правых.

Однако идеи так могли и остаться идеями, если бы не удалось найти мостка между недавними непримиримыми врагами — социалистами и коммунистами. В это время во Франции стартовал эксперимент „Народного фронта“, в который вошли не только социалисты и коммунисты, но и либералы. Коминтерн только что принял решение о допустимости распространения такого опыта[114], и теперь все зависело от инициативы снизу. В качестве „мостика“ между левыми было использовано пацифистское прокоммунистическое движение „Амстердам-Плейель“[115]. Его представитель (работавший также и на Коминтерн) был направлен в Испанию, и от имени движения стал „мирить“ социалистов, коммунистов, либералов и анархистов. Задача не из легких, но стремление к реваншу над консерваторами у левых было велико и оно помогло найти компромисс. К 16 января 1935 г. удалось договориться с несколькими мелкими партиями и профобъединениями о том, что они выступят зачинщиками блока. Основные левые партии были еще запрещены. Эмиссар докладывал, что „из запрещенных в настоящее время партий и профсоюзов к народному фронту примкнут представители персонально, а позднее, в случае снятия осадного положения, официально присоединятся и сами организации“[116]. Этот план делал само существование осадного положения бессмысленным — предвыборный блок с участием видных либералов и социалистов возник бы неизбежно. Уже в январе с инициативой создания фронта готовы были выступить видный социалист Х. Альварес дель Вайо, литератор А. Мачадо, депутат-федералист Ф. Рокка. 20 января состоялась беседа с полномочным представителем ИСРП, который был удовлетворен, что инициаторами переговоров выступили не коммунисты, а Амстердам-Плейель. К 22 января были подготовлены лозунги нового блока: борьба против реакции, снятие осадного положения, защита демократии и парламентских свобод, освобождение политзаключенных, ликвидация трибуналов, отмена смертных приговоров и защита мира. Поскольку дело взяли в свои руки либералы и пацифисты (хотя и прокоммунистические), политические требования отодвинули пока на задний план социально-экономическую программу. Она была сформулирована позднее, когда в „Народный блок“ вошли социалисты и коммунисты.