Маргинальность, скорее, — совокупность многих признаков, образующих явление творческой неортодоксальности. Недостаточно назвать себя М., чтобы им быть, — как недостаточно всю жизнь идти стезею маргинального оппозиционерства, ведь оно может быть подхвачено рекламой или адептами. Маргинальность непредсказуема, как жизнь: сегодня ею охвачены, например, классическая музыка, отчасти театр. Напротив, гейкультура — почти бонтон, не говоря уже о постмодернизме, чья легитимизация в социуме доходит до неприличного уровня.
Кстати, автор этой статьи — также М.
[О. Сидор-Гибелинда]
СМ.: Альтернатива, Радикал, Панк, Скин, Некрореализм и многое другое.
Морис Бланшо (р. 1907, Кэн) - французский философ, писатель. Известно, что он учился вместе с Э. Левинасом в Страсбургском университете, далее дружил с Ж. Батаем. Самый загадочный гуманитарий современности: нет его фото, мало кто из современников и авторов, испытавших его влияние, может похвастаться, что беседовал с ним по телефону (!) Соч.: -Темный Фома»(1941) , «Аминодав» (1942) , «Неверным шагом» (1943), «Огню на откуп» (1949), «Литературное пространство» (1955), «Последний человек» (1957), «Грядущая книга» (1959), «Бесконечное собеседование» (1969), «Шаг вне» (1973), «Кромешное письмо» (1980) и др.
Марихуана
МАРИХУАНА (от исп. marihuana, заимствовано из индейских языков), она же трава, конопля, шмаль, дурь, дрянь, шала, мафафа, хеш, ганджа, ганджубас, каннабис, Марья Ивановна, анаша, — мелко измельченные и высушенные листья конопли, предназначенные для курения. Оказывает легкое опьяняющее воздействие благодаря содержанию в конопле тетрагидроканнабинола.
Сказать о М. что-либо новое так же сложно, как и о других распространенных веселящих средствах, например, пиве. То, что курят ее повально и поголовно до (а многие иногда и после) 40 лет, ни для кого новостью не является. Эффекты воздействия описаны многократно, вопрос легалайза обсуждается давно, неторопливо и безрезультатно. М. можно курить, или есть поджаренной с сахаром, или пить сваренной в молоке. М. — неотъемлемый элемент субкультур раста, хиппи и всех прочих, уголовной в том числе. Под травой можно много и плодотворно гнать, а можно столь же разнообразно и интенсивно молчать. Или писать стихи. Или танцевать. Или слушать музыку. Или играть музыку. Или толковать Библию (особый, совершенно непостижимый ритуал ортодоксальных растаманов). Или обильно и с аппетитом кушать. Или с таким же аппетитом заниматься сексом. Или рисовать. Или валять дурака. Или купаться в летнем Черном море под ослепительным августовским солнышком (крайне рекомендую). Или гулять. Или спать. Просто жить.
Все остальное — бред и героин.
[Д. Десятерик]
СМ.: Гонево, Наркотики, Легалайз, Психоделия, Раста, Хиппи.
Масскульт
МАССКУЛЬТ — сокращение от «массовая культура». Термин был наиболее распространен в 1970-1980-е годы для обозначения коммерческого, легкомысленного культурного продукта во всех жанрах. Тогдашние синонимы — кич, ширпотреб. Сегодня —попса, мейнстрим, гламур.
По сути, М. — оксюморон, поскольку массовость — предикат скорее экономический, цивилизационный («массовое производство»), нежели гуманитарный. Но то, что именуют М., как раз и является одним из видов производства, описывается в соответствующих терминах — индустрия развлечений, шоу-бизнес, фабрика грез, конвейер звезд и т. д. То есть речь об искусстве не идет.
[Д. Десятерик]
СМ.: Гламур, Попкорн, Попса, Мейджор, Мейнстрим.
Мат
МАТ (матерщина, ненормативная лексика) — слова, словосочетания, относящиеся к сексуальной и мочеполовой сфере, смысл которых, в общем-то, признаваем, а модус передачи, в тексте или устно, решительно осуждаем обществом и правилами хорошего тона.
Изнанка комильфотного сознания, М. проявляется в форме хулиганского протеста (заборные надписи), а также авангардного эксперимента, исходящего из желания эпатировать обывателя («Я лучше в барах блядям буду давать ананасную воду» — В. Маяковский, «Вам!»). Иное в фольклоре: как верно подметил Виктор Ерофеев (сам не чурающийся М. в своем писательском творчестве), сказка «использует М. метафорически или в качестве эмоционально выраженных междометий. М. пользуются все персонажи сказки, вне зависимости от возраста и половой принадлежности, никто не видит в нем ничего предосудительного»,— речь идет о 77 «заветных» сказках, переданных В. Афанасьевым А. Герцену в 1866 году. Противоположен эффект, производимый М. в поэзии Баркова (вторая половина XVIII в.): остранение донельзя абсурдных ситуаций в его поэмах, наподобие «Луки Мудищева», посредством «срамного слова ». Но уже у Достоевского неназываемый, но активно подразумеваемый М. является выражением экзистенциального отчаяния героя: «Какое-то исступление самой зверской злобы исказило все его лицо. — А знаешь,— произнес он гораздо тверже, почти не пьяный, нашу русскую..? (И он проговорил самое невозможное в печати ругательство.) Ну так и убирайся к ней!» («Вечный муж», 1870). В 1920-х годах украинский писатель Мыкола Хвылевой употребляет это же выражение, имитируя его звучание свистом паровоза.
Длительный период официального советского ханжества только благоприятствовал расцвету М. во внецензурных текстах — без крепкого слова немыслимо, скажем, творчество Юза Алешковского. Правда, А. Солженицын предпочитает не сам ненорматив в его неприкрашенном виде, а его буквенную вариацию вроде «ни фуя» («Один день Ивана Денисовича»). Нечто подобное замечается в «Альбоме для марок» Андрея Сергеева (что объясняемо, к тому же, инфантильной ситуацией рассказчика): «Ищем новые ругательные слова... Юрка Тихонов... пришел домой с одним — только забыл — хорошее слово: — Что-то вроде звезды». В пьесах Леся Подервянского, целиком построенных на М., он служит демистификации социалистического архетипа («Данко»), сатире («Пацаватая история») или фантазмической пародии («Гамлет, або Трагедия датського кацапізма»). Основная трудность — агрессивная энергетика, практическая самодостаточность М. Осознавая это, Венедикт Ерофеев предпосылает поэме «Москва—Петушки » (1969) «Уведомление автора», из которого следует, что для блага читателя главу «Серп и Молот — Карачарово», состоящую из «полутора страниц чистейшего М.», он редуцировал к одной-единственной фразе «И немедленно выпил». Возможно, та же причина побудила Киру Муратову финализировать однообразно-раздраженный — повторение одной сослагательной речевой конструкции — монолог персонажа в вагоне метро («Астенический синдром», 1989), а Владимира Сорокина обильно применять М. для радикального слома повествования, начинающегося у него обычно как безмятежно реалистический текст.