ОГПУ, тщательно обсудив доклад иракского представителя, обратило внимание на то, что он, говоря о влиятельных лицах Ирака, не назвал ни одной фамилии. Опасаясь провокации, мы решили предварительно выяснить в Ираке состав партии, ее влияние и программу. Задача эта была поручена нелегальной резидентуре в Персии и советскому консулу в Керманшахе. Эйнгорн-Эдельштейн выехал в Ирак именно с целью непосредственно ознакомиться с этой революционной партией, но задача его не удалась вследствие спешного отозвания в Тегеран. Керманшахское же консульство передало поручение своей агентуре, но до моего отъезда из Москвы, то есть до ноября 1929 года, подробных донесений из Ирака не поступало.
После занятия Турцией в 1918 году Урмийского района населяющие этот район айсоры вынуждены были с боем отступить на территорию Ирака и отдаться под покровительство англичан. Первые годы положение их было сносное, так как англичане организовали из айсоров полки и, опираясь на них, поддерживали порядок среди иракских племен. С восстановлением в Ираке спокойствия айсоров разоружили и перевели на положение крестьян, но бездомных и безземельных, так как дома и земли их остались на границах Турции и Персии. Естественно, айсоров потянуло на родину. Много раз айсорские делегации обращались к персидскому и турецкому правительствам с просьбой разрешить вернуться в родные села. Правительства отказывали. Часть айсоров перешла в СССР, и в Москве при Центральном Комитете партии организовалось даже особое бюро по ассирийским делам. Из Ирака в СССР приезжали ходоки, ведшие переговоры о переселении всего ассирийского народа в советскую Россию. Многие из айсоров заражались в Москве революционными идеями, возвращаясь в Ирак, пропагандировали их. Главари партии поддерживали отношения с советским правительством через Лозоватского, советского консула в Керманшахе. Ежемесячно ЦК партии Азбархуни посылал Лозоватскому пакет для. ЦК ВКП, а Лозоватский переотправлял его с дипломатической почтой в Москву. Работой среди айсоров руководила ассирийская секция при III Интернационале, и ОГПУ не вмешивалось в эту работу.
Цели партии Азбархуни заключались в организации военных ячеек из айсоров, состоящих на военной службе у англичан, и в использовании этих ячеек, когда наступит благоприятная обстановка для вооруженного выступления.
В середине 1929 года в Армению приехал из Харбина армянский епископ. В Харбине он скомпрометировал себя тем, что был обнаружен в одной из гостиниц в обществе женщин, в нетрезвом виде. Во избежание скандала его попросили выехать из Китая. Приехав в Эривань, он получил назначение на пост начальника армянской епархии в Ираке. Перед отъездом в Ирак с ним имел подробную беседу председатель армянского ОГПУ Маркарьян, окончательно завербовавший его и отобравший у него подписку о том, что он будет вести разведку в Ираке по заданиям ОГПУ. Прислав подписку епископа в Москву, Маркарьян просил иностранный отдел сформулировать наши задачи в Ираке. Инструкции немедленно были мною посланы. Епископ, снабженный из кассы ОГПУ несколькими тысячами долларов на организационные расходы, выехал в Ирак для управления своей паствой.
Из всего сказанного видно, что работа ОГПУ в Ираке до конца 1929 года не была организована систематически, но велась от случая к случаю. Основной недостаток ее заключался в том, что Москва никак не могла устроить поездку в Багдад специального резидента ОГПУ, который бы на месте начал систематическую деятельность.
ГЕРМАНИЯ. ФРАНЦИЯ. АМЕРИКА
Прежде чем перейти к деятельности ОГПУ в арабских странах, я хотел бы сказать немного о работе ОГПУ в Берлине, откуда по инициативе резидента Гольденштейна велась самостоятельная работа в восточных странах.
Гольденштейн, по кличке Александр или Доктор, по национальности еврей, является одним из самых старых и заслуженных сотрудников ИНО ОГПУ. До 1924 года он работал на Балканах и был очень близок с македонскими революционными деятелями, среди которых и сейчас пользуется большим авторитетом. Свою связь с Балканами он не порвал даже после взрыва Софийского собора, что, по слухам, ходившим у нас, было делом его рук. В Константинополе он поддерживал связь с Балканами через болгарина Николаева, работавшего до 1929 года в Константинополе. Гольденштейн, видимо, и из Берлина продолжал руководить работой на Балканах: в 1929 году по его просьбе Николаев был переведен из Константинополя в Берлин.
Гольденштейн в свои сорок пять лет женился на молодой женщине, и в последнее время было заметно, что работать он устал и хочет уйти на покой. Несколько раз он ставил вопрос о своем отозвании, но только осенью 1929 года получил разрешение выехать в Москву. Трилиссер собирался назначить его своим помощником. Однако приезд Гольденштейна в Москву совпал с уходом Трилиссера, и дальнейшая его судьба мне неизвестна.
В Берлине его заменил Самсонов, бывший секретарь партийной ячейки ИНО, — тупой, малограмотный человек, которого командировали на ответственную должность временно, чтобы убрать с партийной работы в ОГПУ.
Гольденштейн до перевода в Берлин был резидентом в Константинополе и руководил работой на всем Ближнем Востоке. Переехав в Берлин, Доктор не мог расстаться со своим прошлым и при всяком удобном случае пытался распространить работу из Берлина на Восток.
Берлинская резидентура является крупнейшей резиденту-рой в Европе. Оттуда осуществляется руководство работой агентов не только в Германии, но также во Франции и в Англии. Резидент во Франции подчиняется берлинскому резиденту, а в Англии во время перерыва дипломатических отношений не было нашего официального резидента, и оставшаяся агентурная сеть поддерживала связь непосредственно с Берлином.
Бюджет в Берлине составлял в 1928 году двадцать пять тысяч долларов в месяц, но в 1929 году был сокращен до семнадцати тысяч. Помню, когда я спросил приехавшего в Москву Гольденштейна — куда вы тратите так много денег? — он мне ответил, что, помимо содержания агентурной сети, ему приходится снабжать деньгами некоторые партийные организации. Из этого я заключил, что ОГПУ в Берлине имело тесную связь с германской коммунистической партией и поддерживало ее материально. Вследствие того что берлинская резидентура вела свою работу на Востоке, нам приходилось часто сноситься с ней по восточным вопросам.
О собственной деятельности берлинской резидентуры я сведений не имею (она от нас держалась в секрете), но о работе на Востоке она осведомляла меня по должности начальника восточного сектора.
В Берлине ОГПУ обрабатывало местную мусульманскую колонию, большинство которой состоит из индусов. Особенное значение придавалось ахмедийской секции, подпавшей, по нашим предположениям, под полное влияние английской Интеллидженс сервис.
Помощником Гольденштейна по восточной работе был индус Фаруки, носивший № А/18 и работавший раньше в Константинополе, откуда, по настоянию Доктора, был переброшен в Берлин. Через Фаруки вербовались агенты для посылки в страны Востока. Так, например, зимою 1929 года Фаруки отправил из Берлина двух агентов в Бенгалию (Индия) и одного в провинцию Пенджаб (Индия). Он же вел переговоры с одним из братьев Али (руководителями мусульманского движения в Индии), приехавшим в Берлин, и уговаривал его посетить Москву. Али в конце концов от этой поездки отказался.
Фаруки вел также деятельную работу среди афганских кругов в Берлине. Во время междоусобной войны в Афганистане Гольденштейн сообщил, что Фаруки может установить связь с Надир-ханом, проживавшим в Париже. Иностранный отдел ОГПУ интересовался отношением Надир-хана к событиям в Афганистане и его связями с английским правительством. Москва поручила Доктору выяснить подробно действия и намерения Надир-хана.
Сведения о положении в Геджасе и Сирии получал тот же Фаруки, пользуясь для этой цели связями с арабскими деятелями.
Несмотря на крупную роль, которую играл Фаруки в берлинской резидентуре, Москва относилась к нему с подозрением. Подозрения вызывались противоречивыми сведениями, содержавшимися в его обширных и частых докладах. Иностранный отдел ОГПУ решил снять его из Берлина и перебросить на работу в Афганистан. Этому воспротивился Гольденштейн, и ОГПУ, считаясь с его мнением, временно решение отменило. Перед моим отъездом из Москвы, осенью 1929 года, Фаруки продолжал работать в Берлине.