В условиях обострения классовых противоречий и нарастания политической борьбы правящие круги и связанная с ними военная элита стали уделять самое пристальное внимание политико-идеологическому и морально-психологическому аспектам подготовки личного состава вооруженных сил. Усилия в этом направлении приобрели особенно активный и целенаправленный характер в первой половине 60-х годов, когда в Афганистане на арене политической борьбы появились демократические течения и группировки, выдвинувшие требования радикальных общественных преобразований. Именно в эти годы был значительно укреплен идеологический аппарат армии, повышена персональная ответственность всех командиров и начальников за воспитание своих подчиненных, введен обязательный для всех категорий военнослужащих курс политических занятий, разработаны и приняты новые программы так называемой моральной подготовки, в которых одно из основных мест заняли темы, призванные нейтрализовать воздействие на личный состав передовых идей и взглядов. Решая все эти вопросы, афганское командование широко использовало опыт иностранных армий, в частности турецкой и американской.

Меры идеологического и морально-психологического воздействия на личный состав преследовали цель создать в лице армии политически надежную военную опору, способную защитить конституционно-монархический строй и господствующее положение эксплуататорских классов. В официальной армейской пропаганде эту функцию армии было принято называть «борьбой против внутренних беспорядков» и относить ее к числу самых важных задач вооруженных сил страны. При этом под «внутренними беспорядками» подразумевались прежде всего выступления трудящихся и демократических сил. Вот что писал по этому поводу в афганском армейском журнале «Да урду маджалла» ответственный чиновник министерства национальной обороны Афганистана полковник Мухаммад Яхья Ноуруз. «В сегодняшнем беспокойном мире возникают ситуации, когда силы безопасности и полиции оказываются недостаточными для борьбы с недовольными и возбужденными массами. В такие моменты только путем вмешательства сильной и дисциплинированной армии можно будет восстановить нарушенный порядок»[436].

Цели идеологической и морально-психологической подготовки афганской армии определялись также и необходимостью появления сопротивления крайне правых консервативных сил, активно выступавших против проводившихся сверху некоторых преобразований буржуазного характера. Кроме того, в подготовке личного состава вооруженных сил Афганистана никогда не снимался и вопрос воспитания готовности к защите страны от внешней угрозы.

Содержание идеологической обработки личного состава афганской королевской армии полностью определялось ее назначением и классовым составом. В основу этой обработки были положены исламская идеология, идеи монархизма и национализма; воспитание патриотизма в сочетании с пропагандой «особого национального духа афганцев», их обычаев и традиций; пропаганда антикоммунизма, а также извращение целей и сущности советской внешней политики и клевета на советскую действительность.

Главной заботой правящих кругов Афганистана являлись подготовка и воспитание преданных монархии и существующему строю офицеров и унтер-офицеров. И это было не случайно. Ф. Энгельс, характеризуя армии восточных монархий, в свое время писал, что «главной задачей и в то же время главной трудностью является создание корпуса офицеров и унтер-офицеров, обученных по новейшей европейской системе, вполне освободившихся в военных вопросах от старых национальных предрассудков и пережитков и способных вдохнуть жизнь в новые формирования»[437].

Причины того большого внимания, которое правящая династия проявляла к идеологической обработке офицерского и унтер-офицерского корпуса, состояли не только в том, что от этих двух должностных категорий зависел результат обучения неграмотной, разноплеменной солдатской массы пользованию современным оружием и воспитания ее в духе безропотного подчинения начальникам, но главным образом в том, что надежность армии как опоры монархического режима в конечном счете определялась именно политической надежностью офицеров и унтер-офицеров. В связи с этим усилия, предпринимавшиеся в афганской армии по предотвращению проникновения революционных идей в среду офицеров и унтер-офицеров и их политическому воспитанию в духе верности и преданности монархии, возводились в ранг «самой большой и священной национальной и государственной задачи»[438].

Большое значение в идеологической работе среди личного состава афганской армии, особенно ее рядового состава, придавалось религиозной пропаганде. Монархические круги рассматривали ее в качестве основы всей политической работы не только среди населения страны, но и в армии. «В Афганистане, — писал по этому поводу генерал Абдурраззак Майванд, — вся пропаганда опирается на религиозные основы»[439].

Господствовавшие классы Афганистана видели в религии и религиозном фанатизме подавляющего большинства темного и забитого населения страны важнейшее средство укрепления и увековечения существовавших порядков, притупления классового сознания трудящихся масс и отвлечения их от борьбы за лучшее будущее. В условиях обострявшейся внутриполитической борьбы на религию делалась ставка как на самое главное идеологическое оружие, которое, как они считали, могло сохранить и упрочить так называемое «общественное единство» и «взаимную общественную поддержку и солидарность»[440], а также ослабить остроту социальной критики.

В основе религиозной пропаганды среди населения и армии лежали призыв к смирению и покорности трудящихся своей судьбе и требование терпеливо переносить все лишения и невзгоды.

Мусульманские проповедники и военные пропагандисты стремились представить ислам как «самую прогрессивную религию мира», воплощающую в себе «социальную справедливость» и «равенство всех людей без какой-либо дискриминации»[441].

Личному составу армии внушалось, что «мусульманская религия составляет основу национальных ценностей и средоточие национальной чести», «важнейшую опору национального достоинства», «предмет украшения человека» и «солдатскую честь»[442].

В жизни и деятельности армии, пожалуй, не было ни одного вопроса, который не толковался бы с позиций ислама и его истории или не преподносился бы как «священная религиозная обязанность солдата». Здесь были и вопросы защиты национальной независимости, необходимость обеспечения внутренней безопасности и порядка, осуществление программ развития страны, обязанность каждого проходить службу в армии, повиновение начальникам и старшим, терпение и безропотное перенесение тягот и лишений армейской жизни, усердие в учебе, бережное отношение к оружию, и даже занятия спортом. «Мусульманская религия, — писал в одном из номеров журнала "Да урду маджалла" сотрудник его редакции Шамсуддин Зариф, — признает роль спорта в достижении победы»[443].

В армии, как в устной, так и печатной пропаганде, усиленно культивировался тезис о том, что религиозность является критерием высших качеств и достоинств солдата, сержанта и офицера, главным источником «воли и стойкости воина в бою» и что «солдат, лишенный веры и религиозного духа, не может быть храбрым и мужественным», как не может быть и патриотом, поскольку «любовь к родине тоже проистекает из веры»[444].