— Совещание закончено, — объявил Устинов.

Все встали и, быстро надев кители, молча направились к выходу. Встал и министр. Я оказался последним и ближе всех к министру. Но когда я надевал китель (а делал я это со злостью, внутри все кипело), то воротник сзади поднялся, чего я не заметил. Ко мне подошел Устинов.

— У вас воротник, — сказал он и хотел мне помочь поправить.

Я отошел и, поправляя, сказал:

— Все сделаю сам! — и добавил: — А вы несправедливый человек!

Это было сказано громко и резко. Все быстро-быстро заторопились к выходу. Министр смолчал. Когда я оказался в приемной, все на меня зашикали:

— Что ты?! Что ты?!

— Это же министр обороны…

— Разве такое допустимо?

— Надо сдерживать себя!

И так далее в таком же духе. Один Огарков стоял в стороне и молчал. Я развернулся к выходу и, бросив на ходу: «Это мое личное дело!» — отправился к себе. Сказал своим в приемной, что если кто-то будет интересоваться, то пусть приходит после обеда. Подошел к огромной карте Советского Союза и Европы, нашел Львов и подумал: какая прелесть работать на самостоятельном участке! Там весь отдаешься работе.

Отыскал Магдебург, где командовал армией; Архангельск, который мне напомнил корпус; Кандалакшу, мою дивизию; Мурманск, полуостров Рыбачий, «Спутник» и Печенгу, где посчастливилось командовать полками. Никаких интриг, вся энергия идет на дело. А тут… Если в связи с этим эпизодом из Генштаба министр меня выдворит, то этому надо будет только радоваться. Однако в этом случае надо будет настаивать, чтобы вернули меня на округ. Желательно, конечно, чтобы находился он где-нибудь от Урала и далее на восток — подальше от этой грязи.

Ясно, схватка с Устиновым ничего хорошего мне не сулила, но в то же время она была кстати, поскольку раскрыла карты. А что касается суровых нападок заместителей министра и других, то такая реакция с их стороны была продиктована не чем иным, как только страхом за себя лично. Ведь они стали невольными свидетелями моего «нетактичного» поведения, и это свидетельство Устинову могло не понравиться.

Прошел день. Затем — второй. В конце второго дня мне становится известно, что министр после этого эпизода пригласил к себе своих помощников Илларионова и Турунова и обсудил случившееся. Между прочим, якобы сказал: «А может быть, Варенников действительно прав? Во всяком случае ненормально, что с командующими войсками округов беседу проводит всего лишь начальник управления. Надо начальника Главного управления кадров ввести в ранг заместителя министра обороны».

Это, называется, «сделал выводы». И действительно, через месяц должность генерала армии И. Н. Шкадова уже именовалась: «Заместитель министра обороны по кадрам— начальник Главного управления кадров Министерства обороны».

Кстати, поневоле я стал причиной и других подобного рода событий. Например, присвоения помощникам министра обороны высокого полководческого звания «генерал-полковник». Произошло это так. В штатном расписании Главного оперативного управления первый его заместитель и все семь начальников управлений Главного управления были генерал-полковники. Но, кроме того, была должность — «помощник начальника Главного оперативного управления» и категория «генерал-лейтенант». Эту должность занимал Андриан Александрович Данилевич — уникальная неповторимая личность. Военного теоретика более высокого класса у нас в Вооруженных Силах в то время не было. Фактически он выполнял не функции помощника начальника Главного оперативного управления, а был первым его заместителем по разработке военной теории. Он же участвовал в разработке всех крупнейших учений, а на этих учениях возглавлял группу разбора и создавал все необходимые для этого документы. Это он, Данилевич, явился главным создателем важнейшего труда— «Основы подготовки и ведения операции». В пяти объемных томах подробно разбирались все виды операций. Разумеется, свои предложения и замечания делали многие, в том числе Огарков, Ахромеев, Варенников, Грибков, Гареев, Николаев, Ивашутин, Аболинс, Белов, Голушко, главнокомандующие видами Вооруженных Сил и их главные штабы, начальники родов войск и служб, некоторые командующие войсками военных округов и командующие флотов. Однако этот основополагающий труд был творением именно Данилевича.

Не могло быть никакого сомнения в том, что этот труд заслуживает самой высокой оценки (как минимум — звания лауреата Ленинской премии). Но мои выходы на эту тему не давали должного результата и в первую очередь потому, как мне разъяснил Николай Васильевич Огарков, что министр обороны и слышать не хотел об этом. Вполне вероятно, что, не представляя вообще сущности военной науки в целом, он не мог правильно оценить и то, что было создано Данилевичем.

Тогда я решил «пробить» присвоение ему звания «генерал-полковник». Раскрутил эту тему максимально. Когда нашел поддержку практически среди всей Коллегии Министерства обороны (за исключением С. Л. Соколова и А.А.Епишева), то начал «давить» на Главное управление кадров, чтобы там согласились с моим представлением. Иван Николаевич Шкадов предложил мне переговорить на эту тему с председателем высшей аттестационной комиссии маршалом С. Л. Соколовым. Встречаюсь с Сергеем Леонидовичем, выкладываю свои доводы.

— Но ведь Данилевич у тебя на должности помощника, а это — генерал-лейтенант. И у министра обороны помощники — генерал-лейтенанты, — стал разъяснять Сергей Леонидович.

— Верно, — отвечаю я, — но помощники министра обороны действительно выполняют функции именно помощников. А Данилевич создает особой важности труды. Он сделал то, чего никто другой сделать не может. Именно только он! Фактически он не помощник начальника ГОУ, а главный военный теоретик Вооруженных Сил и, конечно, заслуживает присвоения ему звания «генерал-полковник».

Дискуссия с Сергеем Леонидовичем была непродолжительной. Каждый из нас преследовал свою цель: я — чтобы было присвоено звание Данилевичу, а он — чтобы одновременно было присвоено это высокое звание и помощникам министра обороны. Хотя если быть объективным, во все времена у министра обороны был только один, а не два помощника. И высшим званием у них всегда было только «генерал-лейтенант».

Как и следовало ожидать, вскоре после нашего разговора состоялось решение (буквально на несколько человек) о присвоении очередного генеральского звания. Илларионов, Турунов и Данилевич получили «генерал-полковника». Присвоение такого звания Андриану Александровичу Данилевичу вызвало искреннее одобрение не только в Генштабе и в центральном аппарате в целом, но и в войсках, точнее — у руководства военных округов, флотов армий, флотилий. То есть у той категории офицеров, которым эта личность была известна. Особенно был рад этому событию Николай Васильевич Огарков. Он питал к Данилевичу исключительное уважение. Они вдвоем могли часами обсуждать какую-нибудь проблему (отбросив в сторону чинопочитание и субординацию, но при этом соблюдая такт), обогащая друг друга и в итоге разрешая все-таки важный вопрос.

Та беседа «со вспышками» у министра обороны по истечении времени зарубцевалась, о ней никто не вспоминал, но в памяти каждого наверняка сохранилась и, разумеется, могла быть поднята из архива в любое время. А пока жизнь продолжалась и ставила перед нами новые насущные проблемы. В частности, возникала необходимость проведения крупных учений в соответствии и в развитие тех теоретических положений, которые были заложены в «Основы подготовки и проведения операций».

Это был один из важнейших разделов деятельности Генерального штаба на протяжении всей его истории, а в период пребывания на посту начальника Генштаба маршала Н. В. Огаркова — он приобрел особое значение. Естественно, в моей жизни и службе проводимые Генштабом учения заняли большое место. Но описывать их буду кратко.

Много, интересно и напряженно проводились учения в свое время и министром обороны маршалом А. А. Гречко. Но при Огаркове учения имели особый смысл — они давали питательную струю для развития теории и в то же время сами являли собой проявление теории в практике.