В ответ услышал: «Завтра надо быть в ЦК. Так что лучше вылететь в Москву сегодня вечером. Самолет готов».

Нам обоим стало грустно.

В Москве меня встретили, привезли в гостиницу и предупредили, чтобы в 10.00 я был у заведующего Админист-ративным отделом ЦК КПСС Савинкина. В 9.30 я прибыл вначале к нашему куратору в Административном отделе Ивану Перфирьевичу Потапову, а уже он меня сориентировал. Оказывается, Министерство обороны представило меня на должность командующего войсками Прикарпатского военного округа. Немного рассказал об этом округе, потом предупредил, что все документы готовы и что, возможно, уже сегодня меня представят Генеральному секретарю ЦК.

В 10 часов Потапов привел меня к Савинкину. Тот в течение часа вытягивал из меня все, что касалось Группы Советских войск в Германии. Я отнес это к тому, что, видимо, сам Савинкин готовился и «сверял часы» (сверял с теми данными, которые уже у него были) и тем самым тренировал меня — а вдруг Генеральный задаст вопрос?! Николай Иванович Савинкин — старый аппаратчик, так сказать, «тертый калач». В конце концов он меня отпустил, но предупредил, чтобы в 16 часов был у него — пойдем к Леониду Ильичу.

В течение нескольких часов я обошел заместителей министра обороны, в том числе побывав у начальника Генерального штаба Куликова Виктора Георгиевича и первого заместителя министра Соколова Сергея Леонидовича, которых я считал причастными к моему предстоящему назначению. И тот, и другой посмеивались, и каждый говорил, что это решение министра обороны.

В 16 часов я прибыл в ЦК, доложил и в ожидании команды сидел в вестибюле. Вдруг появляется генерал-полковник Алексей Николаевич Катрич, командующий 16-й Воздушной армии нашей Группы войск.

Катрич действительно был личностью в авиации. Я питаю к нему исключительное уважение за его честность, потрясающую оперативность, высокий организаторский талант и безукоризненную летную подготовку. И не только я и другие его товарищи, но и вся армия преклонялась перед ним.

Увидев Алексея Николаевича, я ахнул:

— Какими судьбами?

— Да такими же, что и вы. Назначают на новую должность, хотя я и отказывался дважды.

— Если не секрет, на какую вас должность представили?

— Какой уж тут секрет, первым заместителем министра Гражданской авиации. Не хочется мне расставаться с Вооруженными Силами. Да и министр Бугаев тоже не мёд. Вы знаете.

Действительно, все мы хорошо знали всю эту историю с назначением Бориса Павловича Бугаева на пост министра. Не имея за плечами ничего, этот летчик, командир транспортного самолета (в войну и после войны), волею судьбы попадает в правительственный отряд и становится командиром корабля, который закреплен за Леонидом Ильичом Брежневым. За то, что самолет всегда летал исправно, Борис Павлович получает Героя Социалистического Труда, а с назначением в 1966 году сразу на пост заместителя министра Гражданской авиации — и высокое воинское звание «маршал авиации». Через год он становится первым заместителем министра, а еще через три года — министром Гражданской авиации. Коль стал министром, то и в последующем Брежнев присваивает ему «Главного маршала авиации». Мало того, он становится протеже Д. Ф. Устинова, который уже после Брежнева проявляет о нем заботу, и Бугаев получает вторую Золотую Звезду Героя Социалистического Труда.

— Конечно, расставаться с Вооруженными Силами жалко, — согласился я, — но и в Гражданской авиации, где полувоенная структура и соответствующий порядок, нужны настоящие военные. Во имя Отечества.

Все это я говорил лишь для того, чтобы как-то смягчить ситуацию. Мы ходили, и Алексей Николаевич все вздыхал. Наконец, вышел Николай Иванович Савинкин и мы втроем отправились к Генеральному секретарю ЦК. По пути к Брежневу нам встретился какой-то солидный мужчина и спросил Савинкина:

— Генерал-полковников к нему ведешь? (Я тоже уже получил звание генерал-полковника.)

— Да, к нему. Он свободен?

— Я от него. В приемной никого не было.

Дежурный по приемной с нашим появлением сразу сказал Савинкину: можно заходить. Кабинет оказался небольшой, но уютный. Леонид Ильич подошел, тепло поздоровался и, приветливо улыбаясь, пригласил к большому столу. Он сел против нас и стал непринужденно вести беседу. Савинкин при этом стоял рядом и не садился — видно, был такой порядок. Меня Генеральный секретарь расспрашивал в основном о Группе войск. Потом внезапно спросил, а помню ли я, как я его (Брежнева) уморил во время доклада в посольстве. Конечно, я удивился, что он об этом не забыл. А случилось это в 1971 году осенью. Леонид Ильич, приехав в ГДР, решил встретиться с аппаратом посольства и руководством Группы войск (мы взяли всех основных начальников штаба и управлений Группы плюс Военные советы армии). В зале было всего человек триста. Посол П. А. Абросимов и главком В. Г. Куликов пошли вниз встречать Брежнева у входа, а мне было приказано доложить ему о сборе дипломатов и военных на встречу. Поскольку я впервые в жизни докладывал Генеральному секретарю ЦК КПСС — Верховному Главнокомандующему Советского Союза, и, понимая, что лучше переборщить, чем недобрать, я рапортовал ему в присутствии всей вставшей аудитории, подробно перечисляя все его титулы, поэтому и несколько длинновато. А он стоял и повторял одно и то же: «Ох, и долго. Ну, заморил. Ну, уморил», — сопровождая это покачиванием головы. Но я не сдавался и, пока все не выполнил и не сделал шаг в сторону с поворотом (освободив, наконец, ему проход к трибуне), стоял перед ним как монумент, четко выговаривая каждую фразу.

Леонид Ильич подал мне руку, крепко пожал и, улыбаясь, сказал: «Наконец-то я вырвался из плена». Но раз посол и главком улыбались тоже, я понял, что все нормально. В той встрече Брежнев был на высоте. Без всяких шпаргалок он говорил непрерывно более двух с половиной часов, оперируя огромной массой цифр, широко представляя внутреннюю и внешнюю политику Советского Союза. Это был мощный руководитель Великого государства.

И вот сейчас судьба свела меня с ним так близко. Он не забыл, казалось бы, пустяковый, но, несомненно, памятный для меня лично эпизод.

Затем Леонид Ильич переключился на Прикарпатский военный округ. Перечислив некоторые особенности Западной Украины, рассмеялся и сказал:

— Но главная особенность — так это то, что я был членом Военного совета — начальником Политуправления округа.

В разговоре с Алексеем Николаевичем Катричем он очень много говорил о Гражданском Воздушном Флоте, его роли и месте в экономике страны и в обороне, о новшествах и перспективах, о негласном соперничестве с гражданской авиацией крупных капиталистических стран. Нашу беседу завершил вопросом:

— Надеюсь, у вас обоих нет возражения в отношении назначения?

Мы поблагодарили его за доверие, а он уже обратился к Савинкину.

— Ну, Николай Иванович, давай документы, — и старательно поставил свою подпись. С этого мига мы с Алексеем Николаевичем уже были в другом качестве.

Был интересный момент: Леонид Ильич, подписывая постановление, обмолвился:

— Я только недавно заметил, что моя подпись состоит из отдельно выписанных букв. Вот так-то.

Леонид Ильич пожелал нам успехов на новом поприще, и мы расстались. Попрощались и с Николаем Ивановичем Савинкиным. Я отправился в Министерство обороны, а Катрич — по своему плану.

А. А. Гречко был еще на месте. Я попросил генерала Сидорова (помощника министра) доложить обо мне и через минуту был в кабинете. Андрей Антонович ни одного вопроса не задал по Группе войск, говорил только о Прикарпатском военном округе, его важном месте в оперативно-стратегических планах Вооруженных Сил.

А в заключение сказал:

— Не задерживайся в Группе. Чтобы через пару дней был уже во Львове. На базе округа проводится важное учение.

Пожелав мне успехов, министр сказал, чтобы я позвонил, как только прибуду в округ.

В тот же вечер я улетел в Группу войск. Тем временем Евгений Филиппович Ивановский собрал в доме приемов товарищеский ужин. Были только члены Военного совета с женами. Хорошая, домашняя, теплая обстановка. И как всегда при расставании — с грустинкой.