Изменить стиль страницы

Очень много говорили о материально-бытовых условиях. Мне стало ясно, что из перечисленного почти все может быть решено на месте, в полку. Поэтому договорились, что по ряду вопросов меры будут приняты уже сейчас, а по остальным — позже. А чтобы учесть все мнения и пожелания, решили провести через неделю офицерское собрание (не совещание, а именно собрание), к которому каждый должен основательно подготовиться и выступить открыто, не опасаясь последствий. Но к такому откровенному разговору офицеров, конечно, надо было готовить. И со временем он состоялся. Сверх моих ожиданий собрание офицеров оказалось чистым и честным. Истинно офицерским. А почему сверх моего ожидания? Да потому, что первоначально офицеры полка произвели на меня впечатление затурканных служак и молчунов.

Сразу после построения полка и короткой моей речи, а также после торжественного прохождения я позвонил командиру дивизии генералу Ягленко. Телефонистка ответила, что комдив в штаб еще не прибыл. Тогда я попросил соединить меня с начальником штаба полковником Анатолием Николаевичем Прутовых. У нас состоялся разговор по поводу моего прибытия и вступления в должность. Оказалось, он мою телеграмму получил и доложил генералу о том, что я уже представился полку и приступил к работе. Что касается личной встречи, то генерал готов принять в 16.00. А если что-то изменится, он мне сообщит.

Сбоев в намеченном плане не произошло. Я смог дозвониться в Лиинахамари (это морская база Северного флота, расположенная за Печенгой) и договориться с командиром о встрече в 18.00–19.00 часов сегодня — я хотел от него переговорить с начальником штаба флота.

Перед поездкой в Печенгу заскочил домой, переговорил с женой, «посчитал детей», перекусил и помчался к командиру дивизии, прихватив с собой начальника штаба полка. Дорогой он докладывал различные вопросы, что позволяло мне еще больше «врастать» в обстановку.

Ровно в 16.00 я доложил командиру дивизии, что в командование полком вступил. Сорокалетний генерал Ягленко оказался ниже среднего роста, грузный, с большим, немного одутловатым лицом, глаза навыкате, говорил мягким басом, подвижный. В беседе быстро располагал к себе. Иногда взрывался, но быстро отходил и зла не держал.

— Здравствуй, здравствуй, дорогой Валентин Иванович! Хорошо, что ты наконец приехал к нам. Вообще ты как ткачиха Валентина Гаганова — та все на отстающие участки и ты тоже. Придется тебя называть Валентиной Ивановной. Ну, ладно, рассказывай.

Я подробно доложил обо всем, начиная с момента прибытия, естественно, опустив недоразумения со встречей и жильем. А вот о встрече с офицерами и о решении провести собрание рассказал в деталях, проанализировал доклады командиров подразделений и представил выводы и свои решения. Видно, комдиву все это понравилось, потому что слушал внимательно и ни разу меня не перебил (а я знаю его давно, и его манеру перебивать собеседника, кто бы это ни был). Все действия он одобрил, а затем начал рассказывать о дивизии, ее предназначении, задачах, условиях жизни и учебы, проблемах. Фактически дивизия закрывала весь Норвежский участок (около 200 километров). Самый южный полк — это 257-й мотострелковый, стоит в Ахмалахти на реке Патса-йоки. «Там командует твой приятель Дубин, — пояснил Ягленко, затем добавил: «Пока с переменным успехом». Наш разговор закончил напутствием: «Будем считать твоей главной заслугой, если уменьшишь количество ЧП».

Ровно в 18.00 комдив отпустил меня, и мы с Песковым поехали к морякам в Лиинахамари. Быстро отыскали штаб, встретились с командиром. Вообще-то заочно, по телефону, я был с ним знаком — переговаривались, когда бывал на Рыбачьем. А теперь вот личная встреча. Я сразу с дела:

— Очень прошу организовать мне разговор с начальником штаба флота.

— Все будет сделано.

Через пять минут я уже разговаривал с вице-адмиралом Рассохой. Он тепло поздоровался со мной (вообще адмирал был исключительно внимательным и высококультурным человеком), после чего я рассказал, что приехал с Рыбачьего на Большую землю, командую полком поблизости от их военно-морской базы, полк бедствует, и если бы командование Северным флотом сочло бы возможным помочь по линии отдела фондового имущества, то наш личный состав был бы очень благодарен. Рассоха воспринял это нормально и порекомендовал, чтобы я «порылся» на месте в Лиинахамари, чтобы не ехать за тридевять земель из Печенги в Североморск. По его указанию я передал трубку командиру, который под конец разговора сказал: «Есть, все будет исполнено!» — и опять отдал телефонную трубку мне.

— Все распоряжения командир получил, — сказал адмирал, — вы на месте посмотрите, что у него уже накопилось для сдачи, и затем, отобрав все, что требуется вашему полку, включите в акт о передаче — и дело с концом. Желаю успеха. Звоните.

Я искренне поблагодарил. Конечно, флотские начальники хорошо нас поддерживали. Забегая вперед, не могу исключить, что впоследствии это в какой-то степени повлияло на передачу 61-го мотострелкового полка в состав Северного флота и переименование его в 61-ю бригаду морской пехоты.

Командир базы сразу насел на меня:

— Товарищ полковник, пойдемте посмотрите.

— Ну, сейчас-то, наверное, уже поздно.

— Да нет, ничего. У меня этот начальник всегда на подогреве. А вам надо глянуть и хотя бы в общих чертах оценить обстановку. Завтра вице-адмирал обязательно будет звонить и интересоваться.

Я согласился. Это было недалеко от штаба. Когда мы вошли в огромное, ангарного типа, хранилище и мой спутник включил свет, у меня перехватило дыхание. Капитан 1-го ранга, видя мое состояние, улыбнулся и, не торопясь, сказал:

— Только вы не подумайте, что вам можно из всего этого отбирать. То, что подлежит списанию и отправке, сосредоточено вдоль левой стены. Подойдемте туда.

Что ж, пошли, куда он указал. Но и там чего только нет! Огромные катушки-барабаны с электрическим и телефонным кабелем различного сечения, просто провод в катушках, телефонные корабельные аппараты, генераторы, электромоторы разных видов и мощностей, различный инструментарий. А когда мы подошли к прожекторам различного калибра и фонарикам, то командир сказал:

— У нас есть три громадных пэвэошных прожектора, смонтированных на машинах вместе с электростанцией. Может быть, вас это тоже заинтересует? Машины исправны и на ходу.

Поблагодарив командира за любезность, я сказал, что послезавтра приеду с двумя специалистами.

Итак, лед тронулся. Мы могли полностью приобрести все оборудование не только для электрификации и механизации стрельбища, согласно последним требованиям, но и для освещения и телефонизации военного городка. Кроме того, мы могли кое-чем запастись для обмена. А когда я через бывшего военнопленного, попавшего к немцам еще в 41-м и отработавшего в каменоломнях три года, узнал о целых горах заготовленной щебенки, то у меня работа закипела.

Как и в Мурманске, мы приобрели пилораму и один строгальный станок (лес возили из района Ахмалахти). В будущий город Заполярный, по договоренности со строителями, направил взвод из саперной роты, который из их леса (мы его приобретали в обмен на щебенку) делал заготовки из бруса для строительства двухэтажного штаба, КПП, КТП, вышки, других помещений на стрельбищеи т. д. Кроме того, в обмен на щебень к нам «потекло» из Заполярного многое из того, в чем позарез нуждалась стройка — все, вплоть до оконных переплетов, дверей, гвоздей, красок и т. д. А для ограждения, т. е. забора, и нужд боевой подготовки и хозяйства доску делали уже на своей пиле.

Мы электрифицировали весь военный городок и все дорожки, которые вели к медико-санитарному батальону дивизии и в жилой городок. А там была школа, магазин, почта и т. д. Конечно, до Лужников было далеко, но все же стало посветлее и настроение у всех сразу поднялось. Представьте всего на один миг, читатель, поселок в заполярную ночь — кромешная тьма, человек часто идет, руководимый одной интуицией («где-то здесь должно быть…»), в лучшем случае, если тускло светятся окна, можно ориентироваться по этим редким огонькам. И вдруг все освещено прожекторами и другими электрическими установками так, что не только весь поселок как на «ладони», но все видно и далеко за его пределами. А когда возвращаешься из далекой поездки, то уже за 5–7 километров видишь в небе зарево, ореол над поселком, хотя сам поселок еще скрывают окружающие сопки.