— Наверное, вы правы, — вздохнул Ринальдо. — Но у Вероники была трудная судьба — не такая, как у большинства женщин.
— Но мои доводы о немедленном отплытии на Родос вас убедили? — уточнил Родриго. — Или, может, ваша жена...
— Эмилия погибла, — глухим голосом сказал Ринальдо. — Видно, мне не суждено стать мужем и отцом... Ну, а насчет Вероники вы правы. Сегодня я и сам убедился, что племянница вполне может за себя постоять. Так и быть, она отправится домой под защитой Карло и других матросов, а я вместе с Тьери перейду на «Альбу». Чем раньше получу благословение и помощь родосских рыцарей — тем лучше.
— Это разумное решение, — послышался характерный, чуть скрипучий, голос приора.
Потом собеседники удалились, и до Веры долетел насмешливый ропот и кряхтение Габриэле:
— Гоффо, бездельник, где ты взял такой пекучий бальзам? Не иначе как приложил мне к ране перец! Лучше бы ты сдабривал этим перцем жареную баранью ногу!
Девушка не стала больше таиться, а вышла на палубу, где услышала в свой адрес приветственные возгласы. Матросы из команды Ринальдо с гордостью говорили о ней: «Это наша Вероника — Грозовая Туча! Настоящая предводительница корсаров!» Прозвище девушки тут же подхватили моряки «Альбы», провожавшие жадными взглядами и грубоватыми похвалами ее стройную фигуру с копной темных волос, тучей разметавшихся вокруг красивого и строгого лица.
Вера, поискав глазами Ринальдо и Родриго, решительно направилась к ним. Она еще не остыла от азарта битвы, внезапно сблизившей ее с испанцем. Он сражался рядом с ней, оберегал ее, она видела восхищение в его глазах — и ей хотелось сейчас же, немедленно, показать ему, что она его тоже оценила по достоинству. А еще из ума у нее не шли услышанные минуту назад слова Родриго: «Веронике надо осваивать искусство быть женщиной». Что он имел в виду, так отзываясь о ней? Ведь не только умение наряжаться и делать прически?
Ринальдо, Родриго и Карло сейчас стояли рядом, приор чуть отошел в сторону. Мужчины разом оглянулись на Веру, и Ринальдо сказал:
— Вероника, я должен похвалить тебя как воина, но как девушку и свою племянницу — никогда.
— Прости меня, дядя, за непослушание... — Она на несколько мгновений прижалась лбом к его плечу. — Но я не могла сидеть и ждать, когда все закончится. Решила: лучше умереть в бою, чем попасть в позорное рабство. Ведь турки могли победить, если бы мессер Родриго не пришел на помощь. — Вера метнула быстрый взгляд на испанца, который смотрел на нее, не отрываясь, и чуть заметно улыбался. — А еще, знаешь, дядя... Гайа погибла. Она каким-то образом выбралась из каюты и...
— Знаю, мне доложили, — быстро сказал Ринальдо. — Знаю также, что Эмилию не спасли, она утонула. По всему выходит, что мне не суждено иметь семейный очаг. Я моряк, скиталец, корсар — таково мое предназначение. Я сегодня же отправляюсь на Родос вместе с Родриго Алонсо. На время моего отсутствия капитаном «Вероники» оставляю Карло. Он поведет корабль в Монкастро.
— Карло будет капитаном, а я его помощником! — Глаза Веры заблестели. — Ты ведь доверяешь мне, правда, дядя? Я же показала себя неплохим моряком?
— Может быть, даже слишком неплохим, — пробормотал Ринальдо словно про себя.
— А когда вы вернетесь с Родоса? — забеспокоилась девушка. — Долго ли вас ждать?
Ринальдо вопросительно глянул на испанца, и тот ответил, обращаясь к Вере:
— К концу июля мы уже должны быть в Константинополе. Ну, а оттуда — в Монкастро, где к «Альбе» присоединится «Вероника». — Он многозначительно улыбнулся, словно, произнося «Вероника», имел в виду не галеру, а девушку.
В этот момент Тьери позвал капитана и помощника, и они отошли в сторону, оставив Веру радом с Родриго. Не зная, что сказать испанцу, она оглянулась вокруг. Всюду были следы ожесточенной битвы. Тяжело раненных матросы перенесли в каюту. Тех, кто был ранен легко, перевязывали Гоффо и корабельный лекарь с «Альбы». Трупы турецких пиратов сбросили в море, а убитых христиан готовились отпеть по церковному обряду. Галерные рабы уже смывали с палубы кровь и грязь, а матросы готовились делить захваченную на турецком корабле добычу.
Вере вдруг пришла в голову мысль о том, как мало значит человеческая жизнь в этом мире, где идет вечная борьба за существование и люди без всяких сомнений и без боязни греха убивают друг друга.
Впрочем, не все последствия битвы были мрачны: на веслах у турок оказалось несколько пленных таврийских христиан, и теперь, освободившись из цепей, они помогали своим спасителям.
Внезапно рука Родриго легла девушке на плечо, и его голос прозвучал с удивительной теплотой:
— Я восхищен твоей отвагой, Вероника.
Она, даже не заметив, что он перешел на «ты», невольно улыбнулась в ответ:
— А что же мне оставалось делать, как не драться? Я решила, что лучше умру, чем стану рабыней басурманов. Спасибо вам, сеньор Родриго, вы наш спаситель. По правде говоря, я тоже была восхищена вашей смелостью и боевой сноровкой.
— Но я ведь мужчина. А вот ты, девушка, показала себя более мужественной и умелой, чем иные воины. И все-таки мне очень обидно за тебя.
— Обидно? Почему? — она удивленно и настороженно взглянула ему в глаза.
— Подумай сама. Ты же не проведешь всю жизнь на корсарском корабле, переодевшись моряком? Рано или поздно тебе придется стать женщиной. Но сможешь ли? Кажется, ты избегаешь мужчин. А ведь, чтобы принести мужчине наслаждение, надо и самой его испытывать. Ты же хочешь быть счастливой и любимой? А этому надо учиться.
Вере показалось, что он подзадоривает ее, и она ответила с вызовом:
— Разве это такая уж трудная наука?
— Гм, смотря кто учитель. Хотя и от ученицы многое зависит.
В этот момент приор подошел к Родриго и, окинув недоброжелательным взглядом девушку, увел его в сторону. Уходя, испанец оглянулся на Веру, которая смотрела ему вслед и мысленно повторяла его слова о науке быть женщиной.
Глава пятая
Чем больше времени проходило после расставания с Родриго, тем яснее Вера понимала, что образ молодого испанца сладкой занозой проник ей в сердце. Впервые она думала о мужчине не как диковато-наивная девчонка и не как независимая, приравнявшая близость к насилию, амазонка, а как женщина, готовая к любви. Она еще не умела любить так, чтобы самой испытать счастье и подарить его мужчине, но уже была уверена, что усвоит эту таинственную науку не хуже, чем усвоила премудрости морского боя. Она знала, что умеет быть упрямой в достижении цели, а ее цель была — завоевать любовь Родриго.
Еще на корабле, по пути из Константинополя в Монкастро, она уже начала просить Карло научить ее грамоте, так как хотела прочесть стихи, которые подарил ей испанец. Карло вначале удивился ее рвению, но потом, увидев однажды Веру, стоявшую на корме и задумчиво разглядывавшую исписанный листок, тут же высказал догадку:
— Ты хочешь знать грамоту, чтобы прочесть чье-то послание?
Может, кто-то другой и смутил бы Веру этим вопросом, но не Карло; к нему она относилась как к старшему другу или родственнику, которому с детства привыкла доверять почти все свои тайны. И потому, не мудрствуя лукаво, девушка протянула Карло листок и попросила:
— Прочти, что здесь написано. Я, конечно, и сама скоро научусь читать, но...
— Но тебе не терпится прочесть это как можно быстрей? — усмехнулся Карло. — Может, скажешь, какой счастливчик заинтересовал Грозовую Тучу столь скучным для нее делом, как письмо? Впрочем, я догадываюсь... Не этот ли красавец авантюрист из арагонской фамилии?
— А чем он тебе не нравится? — вспыхнула Вера. — Он наш спаситель, разве не так? И он оказался отважным воином!
— Не спорю, — вздохнул Карло. — Но я совсем мало знаю этого Родриго Алонсо, чтобы судить о его достоинствах и понимать его намерения. Только мне кажется, все эти отпрыски аристократических родов, даже бастарды, слишком горды и высокомерны, и простой девушке, вроде тебя, не стоило бы на него засматриваться.