Тяжелее пришлось бортмеханику Юре Изотову, второму пилоту Георгию Филину и бортрадисту Виктору Степанову. В этом тяжелом перелете мы израсходовали больше половины топлива, и его нужно было пополнить из бочек, заготовленных на такой вот случай запасливым Будрецким. Вездеходчики подвезли эти бочки, дали отстояться бензину, и наши ребята приступили к заправке Ил-14. Пока она шла, подвезли больного. Я попытался вспомнить, сколько раз я вывозил отсюда людей, приговоренных Антарктидой к смерти, и не смог. Много... Каждый такой полет заслоняет собой все предыдущие, и кажется, что он — самый нужный и самый главный.

Попрощались с «восточниками». В «Мирном» по-прежнему бушует пурга, значит, лететь придется назад — «на точку» к Игорю Шубину. Взлетели, как обычно, и пошли в набор высоты. Пока видно солнце, решили выставить расчетные данные на астрокомпасе, чтобы сверить его показания с основным компасом ГIIК-52 и скорректировать его естественный «уход» по времени.

На расчет данных по астрономическому ежегоднику в нормальных условиях штурману требуется всего 30-40 секунд. Мы же шли на большой высоте, где человеку не хватает кислорода, поэтому Плешкову на эту операцию понадобилось гораздо больше времени. Впрочем, самые простые арифметические действия, в том числе пользование таблицей умножения, в условиях кислородного голодания забирают времени на порядок больше, чем на уровне моря. На высоте мозг снижает свою производительность, вероятность ошибок увеличивается. Мы же на них не имеем права...

Вскоре опять влезли в облачность, и чем ближе подходили к району посадки, тем плотнее она становилась. Началась болтанка, обледенение. Наш больной чувствовал себя очень плохо, но снизиться мы не могли, поскольку не знали, что лежит под нами. А вдруг машину ветром снесло к горам Принс-Чарльз или на восток — к Дейвису?! Не видя «земли», снижаться нельзя, а радиовысотомер над ледником дает большую погрешность.

Я снова бросил взгляд на приборы — топлива остается все меньше, а где мы летим, Бог знает. Но вот наш бортрадист услышал Шубина. Он сообщил, что в районе «Дружной-4» погода пока хорошая, но где она — эта база? Наконец увидели небольшое «окно» в облаках и по спирали начали осторожно в нем снижаться. Вышли под облака, осмотрелись... Слева увидели горы. Нас снесло к западу, но теперь мы почти «дома», поскольку район знакомый. Больному стало лучше, на лице появился румянец, и все же я видел, что надо спешить — с горной болезнью шутки плохи. Еще час шли на небольшой высоте, пока не увидели Ил-14 Шубина. Посадка. Быстро перегрузили больного к нему, и Шубин улетел на «Молодежную». После небольшой передышки и дозаправки топливом мы тоже пойдем следом. Я встал с кресла, прошел через самолет к входной двери...

И вдруг дверной проем исчез в плотной серой пелене, а вместе с ним — и весь окружающий мир. Резкая боль тугим жгутом охватила голову — я понял, что ничего не вижу. Держась за панель, присел на пол. «Только не поддавайся панике, — сказал я самому себе. — Передохни, может эта слепота уйдет так же, как и пришла». В самолете кроме меня никого не было, я слышал голоса ребят, которые доносились словно откуда-то издалека. Многочасовое напряжение всего существа и кислородное голодание сделали свое черное дело. На какое-то мгновение меня охватил страх — только человек, который теряет зрение, может понять, что это такое. Я постарался успокоить себя, закрыл глаза. Сколько так сидел, не знаю — скорее всего, несколько минут, но мне они показались годами. Когда снова взглянул на мир, он начал выплывать, как из тумана, — проем двери, бочки с топливом, люди, копошащиеся у них... «Врачи правы, когда говорят, что такие полеты лежат за гранью человеческих возможностей, — подумал я. — Жаль только, что в Антарктиде без них не обходится ни одна экспедиция». Я поднялся и стал осторожно спускаться по стремянке. После заправки вернулись в «Молодежную». Еще на подходе к ней нам сообщили, что больного мы выхватили у Антарктиды у самой грани, за которой — небытие. Но теперь он будет жить.

Когда приземлились, зарулили на стоянку и выключили моторы, ко мне повернулся Радюк:

— Командир, а мы ведь открыли новый маршрут на «Восток». По-моему, у нас это неплохо получилось, а?

— Неплохо, — улыбнулся я, — только лучше по нему больше не летать.

— Это верно. — засмеялся Радюк. — Поехали домой...

Тяжкий груз «Метелицы»

Пока мы выполняли санрейс, все другие хлопоты и проблемы немного отошли на задний план. Теперь же они навалились с новой силой. 7 декабря 1988 года из «Мирного» на «Восток» ушел в поход на лыжах женский экспериментальный научно-спортивный отряд «Метелица» под руководством Валентины Михайловны Кузнецовой. В нем участвовали десять лыжниц. Все было бы хорошо, но почему-то все борцы за строгое выполнение наших плановых заданий еще на Большой земле «забыли» вставить в план работ эту экспедицию. И теперь этот поход лег тяжким грузом и на плечи руководства 34-й САЭ, и на наши крылья. Чтобы не быть голословным, приведу всего лишь несколько радиограмм из многих десятков, связанных с походом «Метелицы» и адресованных мне как командиру летного отряда.

17 декабря

Не оставляю надежды на то, что бензин все-таки будет найден. В любом случае отгрузку с базы «Дружной-3» на НЭС «Академик Федоров» 12-15 тонн для «Молодежной» надо планировать по следующим причинам: отряд лыжниц находится на 141-м километре, продолжают движение. Уходят за пределы оперативной досягаемости наземного транспорта. Попросили сбросить с самолета 10 меховых мешков, 20 пар унтят, по-видимому, в «Мирном» этого не имеется... Невыдача бензина в «Молодежной» может быть чревата серьезными осложнениями для «Метелицы».

23 декабря

В отряде лыжниц возникла еще одна проблема: необходимо в ближайшее время сбросить каркасы палаток, оставленные в «Мирном». Вчера во время разборки палатки ветром поломало несколько стоек каркаса, сейчас повреждения устранены, но потребность в стойках существует, т.е. аврала нет, но медлить тоже нельзя. Прошу иметь это в виду».

А дальше посыпались, как из рога изобилия.

Командиру отряда Кравченко.

Хочу слетать на «Комсомольскую» примерно 17 января, рассмотреть вопросы дальнейшего перехода лыжниц... Начальник зимовочной экспедиции Хабаров.

* * *

Командиру отряда Кравченко.

Проявляется высокий интерес к движению лыжниц. Полет на «Комсомольскую» становится большой необходимостью. Хочу согласовать с Вами выполнение этого полета. 13 января. Хабаров.

* * *

Командиру отряда Кравченко.

Прошу дать указание Федоровичу направить экипаж Кунаева в «Молодежную», затем — рейс на «Новолазаревскую», затем — в «Мирный» для обеспечения «Метелицы» (очевидно, на «Восток») или любой другой вариант. Нужно принимать решение по дальнейшему походу, поскольку, как уже писал, проявлен высокий интерес к «Метелице», в смысле инстанций. Начали звонить из Москвы. 15 января.

* * *

Сегодня в 10.30 говорил с Москвой. Из разговора однозначно вытекает необходимость моего полета на «Комсомольскую». В связи с этим, с учетом погодных условий прошу срочно направить самолет в «Молодежную», имея в виду главную задачу — полет на «Комсомольскую» на встречу с «Метелицей».

15 января.

* * *

Командиру отряда Кравченко.

Мне крайне необходимо побывать вместе с начальником станции «Мирный» на «Комсомольской» в период нахождения там «Метелицы». Необходимо принять решение о дальнейшем следовании лыжниц через комитет, едва ли не на самый верх. В связи с этим прошу оперативно рассмотреть варианты... (далее они и следуют — авт..). Все варианты имеют изъяны, и вместе с тем какой-то вариант нужно срочно принять. Промедление чревато последствиями. 15 января. Хабаров.

Прочитал этот ребус и долго не мог понять, куда же все-таки следует «Метелица»: на «Восток» или же через комитет «едва ли не на самый ВЕРХ»?! В конце концов разобрался: руководство 34-й САЭ должно встретиться с девушками на «Комсомольской». Полученную информацию о состоянии команды, видимо, надо будет передать в какой-то комитет, может быть даже в КГБ, откуда ее перекинут на самый ВЕРХ — то есть, похоже, в ЦК КПСС, выше которого в стране никого нет. А там уж примут решение о «дальнейшем следовании лыжниц».