Когда Йима приносил жертвы на высочайшей вершине Хары Березайти — золотой Хукайрье, он просил богов не только о высшей власти над всеми странами, людьми и богами — дайвами, но и о счастливой жизни для людей. Йима молил о том, чтобы не было в его царстве «ни холода, ни зноя», «ни жаркого ветра, ни холодного», «ни холода, ни жажды», чтобы не иссякала пища, не умирали растения и люди, чтобы не было «ни старости, ни смерти», чтобы всегда «пятнадцатилетними по облику ходили отец и сын, каждый из обоих», чтобы не было «созданной дайвами зависти».
Тысячу лет правил на земле блистающий Йима. Незадолго перед смертью по повелению и с помощью бога-творца Ахурамазды создал Йима прекрасную обитель, «огороженную» от остального мира. Находилась она недалеко от Высокой Хары и «моря» Воурукаша. Прекрасную жизнь ведут там люди, там «много собак и птиц и прекрасных пламенеющих огней», там текут чистые воды и произрастают золотистые луга. Там «мужчины и женщины самые лучшие и прекраснейшие… животные самые большие и прекраснейшие… растения самые высокие и самые благоухающие…».
У жителей «благой обители» не бывает ни телесных уродств, ни безумия и проказы, ни иных болезней, которые наслал на людей глава злых богов Анхра-Майнью. Особый срок жизни определен обитателям этой страны. «И живут эти люди прекраснейшей жизнью» — так заканчивается рассказ о «блаженной обители» во второй главе «Видевдата», единственной целиком сохранившейся (из двадцати одной) книги старой «Авесты».
Сведения дошедших авестийских текстов о конкретной «географии» стран у Высокой Хары крайне скудны. Древние иранцы считали, что эти горы находились на севере и протянулись по всей земле, с востока на запад. Вместе с тем Высокая Хара и «море» Воурукаша «располагались» далеко от областей, действительно известных авторам авестийских гимнов, и даже далеко за пределами всех семи частей мира, на которые, согласно традиции, делилась обитаемая земля. Примечательно, что авестийские тексты упоминают о Большой Медведице, стоящей над Харой и «морем» Воурукаша (так и над великой северной горой Меру восходят «Семеро Риши» — Большая Медведица).
С Высокой Хары берут начало многие земные реки, и в том числе великая Раха — полумифическая река, о местонахождении которой составители гимнов «Авесты» уже не имели реального представления. Но они передавали традицию о суровых зимах у ее истоков.
Судя по поэме Фирдоуси, следовавшего древней традиции иранского эпоса, некогда у иранцев бытовало представление о недоступности великих северных гор и о снежной преграде на подступах к ним. О том же говорят и более древние свидетельства «Авесты»: именно в той стране, где Йима создал обитель «блаженного народа», властвует «суровая, гибельная зимняя стужа», а от высочайших гор Хары идут облака снега, несущие зло и гибель людям и всему живому. В той же стране, как повествует другой текст «Авесты», господствует зима, там десять зимних месяцев и лишь два летних, но также «холодных для воды, холодных для земли, холодных для растений». «Эта страна — сердце зимы». Но в той же суровой стране — священная обитель, где постоянно текут прекрасные воды, цветут вечнозеленые луга и благоухают высокие растения. И наконец, еще одно интереснейшее свидетельство — удивительная параллель индийской традиции: в «блаженной обители» люди лишь раз в год видят «заходящее и восходящее» солнце, и у них «один день — это то, что является годом». По существу здесь прямое соответствие сообщениям индийских источников: «Законов Ману» («у богов день и ночь — год, разделенный надвое: день — период движения солнца к северу, ночь — период движения к югу»), «Махабхараты» (для героев на Меру «были день и ночь равны году») и еще более ранней «Тайтирии Брахманы» («одни сутки богов являются годом»).
В несколько иной форме те же представления о «полярных» дне и ночи выражены в рассказах античных авторов о «стране блаженных» за Скифией: за далекими северными горами живут «люди, которые спят по шесть месяцев» (Геродот), «они по утрам сеют, в полдень жнут, вечером собирают древесные плоды» (Плиний).
ЭПОС СКИФОВ И АНТИЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Таким образом, существовавшие и в древнем Иране, и в древней Индии представления о достигающих неба великих северных горах, вокруг которых вращаются светила, не могли быть заимствованы из античного мира. В этих странах они бытовали гораздо раньше того времени, когда возможно говорить о каком-либо влиянии античной традиции. Более того, не только представления о великих северных горах, но и весь цикл связанных с ними сюжетов (непреодолимые препятствия на пути к ним, океан у гор, «страна блаженных», «полярные» явления) определенно принадлежат к наследию общеарийской эпохи, т. е. восходят к единой мифологической и — шире — культурной традиции, которая существовала у предков индийцев и иранцев в период их совместного обитания.
Вместе с тем подобные представления, известные по религиозным и эпическим сочинениям Индии и Ирана, аналогичны соответствующим сообщениям античной литературы и должны рассматриваться как генетически связанные с ними. Отсюда вполне закономерен вывод: сведения античных источников о далеком Севере за Скифией в своей основе восходят к скифской традиции, традиции, которая в свою очередь принадлежит к общеарийскому культурному кругу. Это заключение подтверждается и анализом данных о северных странах за Скифией, историей возникновения и бытования в античной литературе сюжетов, связанных с рассматриваемым «северным циклом».
Представления о великих горах на севере Европы возникли у греков не под влиянием географических идей древних египтян, а основаны на сведениях, полученных из скифского мира. Эти горы упоминаются в греческой литературе с VII в. до н. э., но лишь у тех авторов (Алкман, Аристей и др.), которые уже располагали информацией из Скифии, в том числе сведениями о таких народах, как аргиппеи и исседоны (за ними и помещали северные горы). Сообщения об этих народах у авторов VII–V вв. до н. э. восходят к различным рассказам путешественников и скифских торговцев, на что указывают и разные формы названий исседонов (эсседоны, исседы) и аргиппеев (оргемпеи и др.), засвидетельствованные в греческих источниках того времени.
О великих горах на севере упоминалось во всех версиях скифских рассказов и восходящих к ним описаний античных авторов. Обычно они именуются Рипами, Рипейскими. Лишь Геродот не упоминает это название, но и он, ссылаясь на рассказы скифов и аргиппеев, сообщает, что к северу от последних находятся «высокие недоступные горы, через которые никто не переходит»; Геродот помещает их в широтном направлении. В этой характеристике легко заметить уже знакомые черты как Рипейских гор, так и мифических северных гор эпоса древнего Ирана и Индии.
На подступах к северным горам античные авторы, писавшие о Скифии, помещали аримаспов, грифов и другие фантастические существа. Такие сведения эллины определенно заимствовали из скифского мира. Геродот прямо заявляет, что об одноглазых аримаспах и стерегущих золото грифах рассказывают сами скифы. Образ грифов был очень популярен в скифском искусстве, хотя по своей иконографии и стилистической интерпретации он обнаруживает много общего с сюжетами искусства Передней Азии и Греции; там представления о подобных фантастических существах бытовали ранее, еще в доскифский период. В формировании образа грифа слились воедино черты мифических и реальных животных (в частности, орла и льва).
Эти же черты обычно придаются грифам, изображаемым на художественных изделиях скифского мира. Сходным образом описываются и в античной литературе стерегущие золото грифы скифской традиции. Многие писатели вслед за Аристеем рисуют грифов как «зверей, похожих на львов, но с крыльями и орлиным клювом». Иногда встречается и иное описание грифов: у Эсхила, например, они названы «нелающими псами». Ученые справедливо полагают, что в скифском эпосе образ грифов первоначально был связан не со львом, а с чудовищами, вероятно, крылатыми и когтистыми существами, охранявшими мифическое золото.