Потом на совете я молчал. На то, что мне к сотне Горина дадут городское ополчение и новиков из воинской школы, просто кивнул. Новики — это хорошо. Мне Демьян рассказал, что после моего ТОГО выстрела все стали очень стараться и теперь стреляют примерно как он, Демьян. Вот и хорошо.

Только хорошего было мало.

Основной полк ушел рано утром, им идти далеко, а нам пройти надо было меньше.

С удивление услышал количество ратников моего полка.

Двести пятьдесят!

Полк, мать ети с роту.

Сам виноват, не надо так рано с совета уходить. Ушел, правда, Кулибина проводить. Он мне там, у моей палатки примерно карту набросал. Вот ведь память! И показал удобное место, сказав при этом:

— Вот тут их удобней всего держать. Вам час, максимум три простоять там, их сдерживая, до прихода основных сил. А там и виктория будет.

Потом, прощаясь, перекрестил нас и сказал:

— Удачи вам, господа офицеры.

И тише добавил:

— Спаси и помилуй.

Да, место действительно удобное.

Мы стояли на холме с пологим склоном, уходящим в сторону поля. Сзади за нами, на небольшой площадке, что образовалась благодаря высохшей старице, уходящей по кривой вдоль реки, расположился наш отряд. Сам Керженец протекал недалеко. Поле, длиной в километр, имело ширину триста метров, постепенно сужаясь к холму.

Так. Значит с одной стороны река, с непроходимой дубравой, с другой густой лес. Вместе они образовывали воронку с проходом по старице за нами.

Кубин хмыкнул и сказал:

— На бутылочное горло похоже, мы как пробка тут. Лазутчики донесли, что поганые вдоль реки идут. Аккурат сюда.

Я кивнул:

— Ага. Кулибин сказал, что они тут и пойдут, так как для прохода войска места удобные. Только эту, как ты правильно сказал, горловину с пробкой в виде нас пройти и… Там, за нами верста по оврагу и оперативный простор.

— Кулибин стратег. Только он не предполагал, что пробка такая маленькая будет.

М-да, похоже, Велесов хочет, чтоб я тут погиб. Вот и интриги. Да и хрен с ними. Воевать будем.

Глядя на поле, дед Матвей, сказал:

— Давайте устроим тут монголам Фермопилы.

Точно! А я всё думаю, что в голове крутится.

— А нас ведь триста. Сто ратников Горина, сто пятьдесят ополчения и пятьдесят новиков.

— О чем это вы, бояре?

Горин всё молчал, глядя вдаль, а теперь очнулся.

— Это мы про одну давнюю битву. Был на свете такой…

Как ему сказать? Царь? А!

— Был такой князь Леонид. Он с тремястами воинами остановил войско. А войска было очень много.

— Тьма?

— В двадцать раз больше тьмы. Вот так!

— Двадцать темников! Славный, наверно, был князь. И славная битва!

Кубин кивнул:

— Славная. Эти герои погибли. Все. Теперь о них все знают.

Горин вздохнул и, улыбнувшись, произнёс:

— Так про нас тоже узнают. И все будут говорить про битву при Кержени.

А он прав. Давно, ещё в детстве смотрел мульт, только он назывался «Сеча при Керженце». Однако я не помню в истории такой битвы. Вот теперь будет. Точно будет!

— Ладно. Тимофей Дмитриевич.

Ко мне подъехал могучий ратник.

— Вот что сделай. Видишь, старица слева за кустами пошла? Возьми пару ратников и разведай — можно ли по ней пройти, и если что на поле выйти для атаки.

Он кивнул и, развернув коня, отъехал.

— Что задумал, Володимир Иванович?

— Впереди наверняка дозор пойдёт. Думаю, от полусотни до ста. Вот и надо перехватить их, чтоб не предупредили основной отряд.

Горин кивнул:

— Добре. Тогда ещё лучников вон там поставить, тогда никто не уйдёт.

Горин показал налево, где особенно плотно стояли кусты ивы.

— Э нет, Илья Демьянович. Их лучше с другой стороны поставить, кстати, отойти по лесу им будет проще. А по старице их могут нагнать и посечь.

Горин помедлив, кивнул, а я, обернувшись, крикнул:

— Демьян!

С низины к нам степенно подъехал Демьян. Его поставили старшим над пятью десятками новиков и он стал как-бы старше.

Я пояснил Демьяну, что надо сделать, и он, кликнув трёх парней, ускакал к правой лесной стене.

Когда они отъехали, я сказал:

— Вот что, бояре. Я не хочу, чтоб эти парни погибли сегодня, поэтому прикрывать нас своими луками будут до того, пока мы сражаемся. Потом они должны уйти. И…

Я посмотрел в глаза Кубину:

— Матвей Власович. Я надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

Он кивнул:

— Я понял тебя. Ты хочешь, чтоб я увёл их?

— Да. И я никогда не сказал бы так, но… как старший по званию я приказываю. Они должны жить! И им про это пока не говори.

Дед Матвей закрыл глаза и кивнул. Горин, удивленно смотрел то на меня, то на Кубина, потом спросил:

— Вы это о чем?

Я вздохнул и сказал:

— Пойдём, бояре. У нас ещё есть время на то, чтоб последний раз поднять кубок. Илья Демьянович, пусть все старшины у нашего костра соберутся.

Я присел на землю и, откинувшись на снятые сумы, закрыл глаза.

Керженская сеча, надо же. Интересно. Станет ли известно о ней потомкам? Или превратится в легенду, как и Китеж? Потомкам… То есть и мне, в том числе.

И ничего не изменить. Прав Кулибин. Умный человек. Он понял сразу всё. После того как я им всё рассказал. Всё, что случилось за девяносто лет. Кулибин долго молчал. И на вопрос Кубина «Неужели ничего изменить нельзя?» он удивил меня ответом:

— Мы оказались здесь случайно. Мы капля в большой реке истории.

Капля — это он точно сказал. Капля ничего изменить не может.

Ну, нет! Пусть я капля. И знаю, что будет. Но и у капли есть надежда. И Вера.

А ещё есть честь, которая не даст мне всё бросить.

Бросить этих людей. Привыкших к тому, что если пришел враг, то отложил плотницкий топор и взял боевой. И все как один идут защищать свою землю. Им незнакомо выражение — моя хата с краю. Они искренни и честны. И без страха смотрят смерти в лицо.

А что я оставил в той жизни?

В той жизни остались дом и дочь. Любимая дочь. Моя бывшая ушла к какому-то бизнесмену со словами: «Ты не стал генералом, и у тебя вечно нет денег». Ну, откуда у простого опера деньги? Потом промыла мозги дочери, и она считает, что это я их бросил. Не хочет меня видеть и на звонки не отвечает.

Я вздохнул. Это осталось там.

Послышались шаги. Это подходили ратники. Все расселись, и я, оглядев всех, стал говорить:

— Тьма поганых идёт сюда. Нас всего двадцать пять десятков. Я новиков не считаю. Нам необходимо остановить здесь монгол и продержаться до подхода основного полка. Он должен ударить поганым в тыл.

Один из ратников ополчения усмехнулся:

— Большой полк, мыслю, кувалда, а мы значит — наковальня.

Я кивнул:

— Да, нас мало. Но будем биться. Оставте при себе по тулу стрел, а остальной запас надо передать новикам. Они будут прикрывать нас своими луками.

— Что там со старицей? — Я тут же махнул рукой. — Сиди, Тимофей Дмитриевич.

Ратник сел обратно и гулким басом начал говорить:

— По старице завалов много и местами вода. Но не глубоко, если расчистить, то кони пройдут свободно. Я уже послал людей, они растащат старые стволы и ветки, и из них ловушки соорудят.

— Постой, какие ловушки?

Тимофей Дмитриевич улыбнулся:

— Ну, так если придётся от поганых старицей уходить, так за собой завал обрушим.

— А, ясно. Извини, что перебил. Продолжай.

— Там дальше середины бочаг начинается. Сначала не глубоко, но потом… Как раз в этом месте на поле выйти можно.

Я кивнул:

— Добре. Твоё слово, Илья Демьянович.

— Значит так, бояре. По-любому идем в ряд. Первые два ряда моя сотня. Так как ополчение брони имеют не все, то за нами идут все, кто в броне. Безбронные, а их около пяти десятков, находятся тут, в низине. При появлении дозора поганых проходят по старице и бьют им по маковке.

Я прервал Горина:

— Их нельзя пропустить в овраг за нами. Если что, то отход на полуверсты и бить из-за деревьев.

От кустов выбежал Демьян.