Обломков меча, которые нужно соединить, в этой сцене нет, но есть расколовшийся камень, который сможет вернуть в прежнее состояние лишь некий «Избранник небес». Итак, несмотря на то, что рассказ о Персевале наполнен христианской символикой и аллюзиями, объяснение этому эпизоду вновь следует искать в древней кельтской традиции, в ритуалах королевской инаугурации, точнее, в короновании великих королей Ирландии на холме Тары. Описание этой церемонии можно найти в древнейших текстах на гэльском языке, например в эпическом рассказе «О потомстве Конайре Великого, о приходе Мускрайге из Маг Брег»: «Два стоячих камня были там. <…> Лишь перед назначенным человеком расступались они и пропускали между собой колесницу. В конце колесничной дороги был Фаль, и если должно было кому принять власть над Тарой, то вскрикивал он <…> так, что слышали это все вокруг^[32]». Вряд ли кому-то придет в голову утверждать, что речь в этом случае идет о простом совпадении. Такая деталь, как расколовшийся «кричащий» камень, вне всякого сомнения, заимствована из кельтских преданий, сохраненных христианскими монахами Средневековья. Кельтский ритуал избрания и королевской инаугурации предполагал если не Божественное, то, во всяком случае, волшебное вмешательство. Человека, достойного быть правителем, признавало само божество (или природа): две глыбы, открывая проход, раздвигались перед ним, а «камень законности» в знак своего согласия вскрикивал.

Несмотря на то что в «Дидо-Персевале» инциденту с камнем предшествовали несколько иные обстоятельства, камень, служивший опорой «Гибельному Месту», раскололся и испустил крик. Как мы уже знаем, Персеваль должен стать Королем Грааля, следовательно, заняв запретное место, герой испытывал себя, что закончилось для него весьма успешно: камень лишь подтвердил то, что Персеваль предназначен для власти. Собственно, этот эпизод является еще одним доказательством того, что «sangréal» в средневековой традиции прежде всего означал «sang royal» («царскую кровь»), которую надлежало хранить.

Несколько странным кажется, однако, то, что автор расценивает поступок Персеваля как святотатство. Вина героя заключается в том, что рыцарь еще не имел права занимать это место, поскольку не совершил своего «путешествия-инициации», к тому же его необдуманный поступок стал причиной тяжкой болезни Короля-Рыбака. Но Персеваля не постигло наказание, не поглотила земля, что лишь подтверждает «избранность» героя: при выполнении всех поставленных условий он станет достойным того, чтобы занять это место. Очевидно, Робер де Борон (или его интерпретатор, составивший прозаическую версию) намеревался выстроить сюжет на основе поиска-инициации, включающей следующие ступени: «испытания героя — месть за родственника — возмещение ущерба» (последняя стадия подразумевает излечение больного короля и его страны, что полностью подтверждает толкование «sang royal»).

Как бы то ни было, камень, служивший опорой «Гибельному Месту», раскололся. Отныне каждый знал, что обломки его не сольются воедино (то есть у королевской династии не будет продолжения) до тех пор, пока один из рыцарей Круглого стола не пройдет через некие испытания. Все присутствующие рыцари решили отправиться на поиски замка больного короля, поскольку каждый был уверен, что именно его поиск увенчается успехом. Как в уэльском рассказе и в романе Кретьена де Труа, Персеваль поклялся, что отныне он не проведет и двух ночей в одном и том же месте, пока не найдет Замок Чудес.

И вот тогда в повествовании Робера де Борона появляется прорицатель и волшебник Мерлин. Представ перед Персевалем в обличье лесоруба, он не поскупился на советы: в частности, он напомнил рыцарю, что если Персеваль хочет излечить больного короля, то он ни в коем случае не должен забывать о вопросе насчет Грааля, который следует задать правителю. Мерлин в этом случае исполняет роль, выдержанную в духе времени: являясь героем-наставником, советчиком, он в то же время остерегается приказывать что бы то ни было, оставляя Персевалю полную свободу выбора и действий. Вне всякого сомнения, на таком образе действий Мерлина сказалось влияние цистерцианства. В 1200 году спор о благодати Божьей получил дальнейшее развитие: в полемику вступили томисты с учением, примиряющим постулат августинцев (спасение человека — акт милости и благодати Божьей, ниспосланной лишь избранным) с пелагианством (для спасения необходимо соблюдать законы Бога — ради этого Он дал нам свободную волю и возможность индивидуального выбора). Таким образом, действия Мерлина можно уподобить Божьей помощи, которая помогает герою найти путь, ведущий к свету, но при этом не заставляет по нему следовать.

Персеваль нашел замок Грааля, но, видя знаменитый, не раз описанный нами кортеж, он вспомнил наставления матери, касающиеся вежливого поведения и молчания, и не задал ни единого вопроса. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что замок пуст, словно в нем никогда и не было жизни. Найдя в конюшне своего оседланного коня, растерянный Персеваль уехал из замка, но по дороге встретил плачущую девушку, которая упрекнула его за столь неразумное поведение в гостях у Короля-Рыбака. Его странствия продолжались семь лет, к концу этого срока (разумеется, символического) он уже отчаялся выполнить миссию, которая, как мы понимаем, была доверена ему Богом (или невидимым могущественным существом). Однако по истечении семи лет он вновь встретил Мерлина в обличье дровосека, который указал ему дорогу в замок Грааля. Создается впечатление, что автор намеренно обращает внимание на Мерлина ради того, чтобы читатель забыл, кто выполнял его функции в более ранних версиях «Персеваля»: некая «невинная дева», являвшаяся наставницей героя в уэльском «Передуре». Причиной столь явного уменьшения роли, которую играли в поиске женщины, было сильное влияние монашеской аскезы: из легенды были исключены какие-либо аллюзии сексуального плана, оставшиеся от языческой традиции, в том числе и женские образы, воплощавшие богиню Начал.

Персеваль был принят Королем-Рыбаком, пригласившим его за пиршественный стол. «И как только первое блюдо было поставлено на стол, из комнаты вынесли копье, по древку которого струилась кровь, затем появился Грааль, а вслед за ним вышла девушка, несущая маленький серебряный поднос». Как только Персеваль спросил, что означает увиденное им действие, «Король-Рыбак освободился от своего недуга и стал здоров, как рыба». Тогда исцеленный правитель поведал Персевалю секрет Грааля: святой «фиал» оказался той самой чашей, в которую была собрана кровь Христа, а копье принадлежало центуриону Лонгину. Наконец, коленопреклоненный Король-Рыбак доверил Персевалю бразды правления. Сам король через три дня скончался. В этот момент все уцелевшие в столь долгом поиске рыцари, находившиеся при дворе короля Артура, услышали ужасный грохот: обломки камня-опоры «Гибельного Места» слились воедино.

Как только это произошло, Мерлин, сопровождаемый своим учителем и другом, отшельником Блезом, отправился в замок Грааля; согласно легенде, именно Блезу мы обязаны тем, что эта история дошла до нас. Этот герой интересен тем, что он являет собой еще один пример умелого использования христианством сюжетов древних легенд. Образ отшельника Блеза, являвшегося, согласно другим текстам, «духовным наставником» матери Мерлина, относится к древней традиции: в его имени угадывается искаженное валлийское «bleidd», имеющее соответствие в бретонском языке («bleiz»), что означает «волк». В «Жизни Мерлина» Гальфрида Монмутского сказано, что первые полгода Мерлин жил в доме, что позволяло ему наблюдать уклад других дворов; вторые полгода волшебник проводил в лесу среди волков. Таким образом, о Мерлине с уверенностью можно сказать одно: это лесной человек (Дикарь), знающий язык диких зверей, среди которых волки всегда играли немаловажную роль. В образах Блеза и Мерлина, появившихся на страницах романа Робера де Борона, можно увидеть черты, восходящие к древней религии, близкой шаманизму: они образуют пару «человек — волк», образ, присущий древнейшим, первобытным верованиям. Появившись в королевстве Грааля, Мерлин и Блез своим присутствием словно подчеркивают мысль о скором возрождении рая, в котором мирно сосуществуют люди и животные.