— Неправильно решили задачу.

Учитель ахнул. Опустил глаза священник. Замерли мальчишки. Инспектор с интересом разглядывал Серго. Тот еще раз повторил:

— Неправильно решили задачу.

— Иди к доске, — приказал инспектор.

Серго стер ладошкой решение, взял мел и быстро написал новый ответ.

Теперь господин инспектор строго проверял каждую цифру. Наконец, ровным голосом, не выдавая своего интереса, предложил:

— Попробуй решить еще одну задачку. Пиши условие.

Новая задача также из курса четвертого класса. Виссарион Цицкишвили порывался сказать господину Ярославу, что Серго еще только во втором, но тут же понял, что нужды в его вмешательстве нет, Серго благополучно управлялся. Что-то стер, снова написал, быстро разделался с квадратными скобками. Стучит мелок по доске, сияет мальчишечье лицо. В класс заглядывает соскользнувшее с ближних гор солнце.

Инспектору не хочется продолжать проверку. Он благосклонно кивает учителю и священнику и просит послать за отцом Серго.

— Боюсь, что его отца нет в Гореше, — с сожалением отвечает учитель. — Константин Николаевич, конечно, принадлежит к старинному дворянскому роду. Но… Такова уж судьба грузинского дворянства… Орджоникидзе очень беден. Чтобы как-то свести концы с концами, ему приходится искать заработка в Чиатурах. Возит на быках марганцевую руду на железную дорогу, а то и в Поти, к морским причалам.

— М-да, — несколько разочарованно произносит господин Ярослав. — Ну, все равно, передайте ему, пусть в начале сентября пожалует с мальчиком в Кутаис. Я определю его в гимназию на казенный счет.

Отец Серго не прочь был воспользоваться заманчивым предложением, да в Горешу неожиданно приехал погостить однофамилец и дальний родственник Симон Георгиевич Орджоникидзе. Известный в Западной Грузии педагог и общественный деятель. Он поселился в усадьбе на горе Клдисдзири, где почти с самого рождения жил и Серго.

Отец Серго, жизнерадостный, добродушный, представительный имеретинец, постоянно уверял друзей, что он баловень судьбы, что ему очень везет (это при том, что в кармане ни гроша, дом заложен и перезаложен); ну кому еще в Гореше господь бог послал четырех сыновей?!

Серго был вторым. Он родился 12 октября[2]1886 года. Шесть недель спустя скончалась его мать — Евпраксия Григорьевна Тавзарашвили.[3] Умирая, она взяла слово со своей сестры Эки, что та будет заботиться о ее крошке, как о родном сыне. Эка унесла Серго к себе в усадьбу. Мальчонка быстро набирался здоровья, рано начал ходить.

Об одном только жалела тетка Эка. Тут уж ее любовь была бессильна. Изумительные золотые кудри мальчика вскоре потемнели, стали совсем-совсем черными.

…У маленького семилетнего человека начал проявляться характер. Случилось, он тяжело заболел. Ни врача, ни фельдшера поблизости не было. До Кутаиса или до Поти далеко. Хорошо, если доберешься к концу вторых суток. Все жалели Серго. Женщины плакали. Мужчины отворачивали хмурые, злые лица.

Серго посинел, задыхался. Катия, дочь Эки, возбужденно сообщила матери, не отходившей от постели мальчика:

— Соседка сказала, если прорвать нарыв, наш бичико[4] сразу выздоровеет.

Эка устало махнула рукой.

— Кто знает, как это сделать?

Серго зашевелился, приподнял голову, быстро засунул глубоко в горло палец. Изо всех своих силенок нажал. Пошла кровь с гноем… Нарыв прорвался. На пятый или шестой день мальчик уже верховодил во дворе.

Чего только с ним не бывало! На полном скаку упал с лошади. Хорошо, неподалеку проходил крестьянин, бросился на помощь, привел в чувство, остановил кровь. Джигитовка, отчаянная скачка в горах — особая страсть Серго. Как-то он взял у одного из своих дядей породистую скаковую лошадь. Носился где-то далеко от Гореши, а когда вернулся, сотворил непоправимую глупость: напоил разгоряченного коня студеной водой Квадауры. Лошадь пала.

Никто из взрослых не знал, что коня взял Серго. Никто не видел, как он гордо ускакал и как вернулся с поникшей головой. Сам все рассказал. Спросил, когда накажут — сейчас, сразу, или, как принято, в субботу?

— Если ты обещаешь больше не ходить на конюшню и не… — попыталась воспользоваться моментом тетка Эка.

— Нет, нет, я буду ездить!!

Серго джигитовал пуще прежнего. И в облавах на волков участвовал и на куниц и лис охотился вместе со взрослыми. Только губы закусывал, когда приклад берданки больно отдавал в плечо.

Муж Эки — дядя Давид был доволен своим воспитанником Серго. А в глазах мальчика Давид олицетворял все достоинства мужчины — воин, участник русско-турецкой войны, георгиевский кавалер, силач, превосходный наездник и стрелок. Куда больше!

Вновь объявившийся родственник — Симон Георгиевич — таких очевидных достоинств, как Давид, не имел. Вначале Серго даже не интересовался гостем. Тот сам позвал Серго, его старшего брата Папулия (он рос в новой семье отца) и их закадычного друга Сания послушать рассказы о единоборстве Автандила с тигром, битвах Георгия Саакадзе, путешествиях баснописца Сулхан Саба Орбелиани и многом другом. Стал читать им стихи Руставели, Гурамишвили, Александра Чавчавадзе, Грибоедова, Пушкина, кобзаря Шевченко, огромной популярности которого в Грузии немало способствовал властитель дум Акакий. Церетели.

Симон не упустил случая рассказать мальчикам о признании Акакия:[5] «Из слов Шевченко я впервые понял, как нужно любить свою родину и свой народ… Прежде всего я грузин, так как я рожден грузином, но это не означает того, чтобы я стремился построить свое счастье на несчастье другого народа. Моей мечтой является всеобщее счастье всех народов».

Книжник и рассказчик Симон умел еще очень ловко перегораживать Квадауру камнями, отводить речку в сторону и на отмели брать трепещущую форель. После этого старый способ ловли — на крючок — казался совсем не привлекательным, зато слова Симона приобретали особый вес!

Подружились, и Симон Георгиевич раскрыл карты. Он имел свои виды на Серго. Попросил Эку отпустить мальчика с ним в местечко Хоби в долине Колхиды. Его, Симона, переводят туда учительствовать, и он очень хочет, чтобы Серго был его учеником.

Спросили мальчика:

— Поедешь?

— А Сания можно взять с собой?

— Возьмем и Сания, — поспешил ответить Симон. Георгиевич.

До ближайшей железнодорожной станции мальчиков взялись отвезти верхом дядя Давид и отец Сания. Взрослые сели в седла, за их спинами пристроились ребята. Накануне весь день и всю ночь лил дождь, и обычно мелководная речка Чхеримела сейчас взбухла, не вмещалась в берега, с разгона налетала на камни, яростно вскипала, пенилась.

Всадники обменялись взглядами. Без слов спросили друг у друга: ты рискуешь? Какой грузин ответит — нет! Погнали лошадей в бурлящий мутный поток. Почти на середине лошадь отца Сания задела за корягу, споткнулась, рванула в сторону. Мальчик упал. Быстрое течение подхватило Сания, грозя каждую секунду ударить о камень. Еще мгновение, и в вскипевшую, с белыми хребтами речку бросился Серю, как был — в одежде, в сапожках.

Река то с головой накрывала Серго, то отбрасывала в сторону от захлебывавшегося друга, то обоих несла на приволоченные с гор обломки скал, чуть прикрытые водой… Все-таки Серго вытащил Сания на берег. Управился сам, без взрослых. Хотя и шишек немало набил себе.

В Хоби прожили совсем недолго. Слишком плохая история произошла, уже не с мальчиками, а с самим Симоном Георгиевичем. Плохая история с добрыми последствиями для Серго.

Симона Георгиевича любили ученики, уважали крестьяне и подчеркнуто сторонились некоторые «коллеги». Его давно подозревали в чрезвычайно опасных действиях и вели за ним тайное наблюдение. Страшно сказать: носились упорные слухи, будто он… позволяет себе преподавать грузинский язык в нарушение запрета самого монарха!