А до Дербента было еще далеко. Зубов решил обложить войсками дагестанскую твердыню и, усилив бригаду Булгакова, кружным путем обойти Дербент с южной стороны. Вместе с тем Зубов послал к Шейх-Али-хану парламентеров, требуя безусловной сдачи крепости. Однако восемнадцатилетний хан дербентский, находившийся под сильным влиянием своей сестры Переджи-ханум – Розы Дагестана, без совета которой он решительно ничего не предпринимал, ответил презрительной насмешкой.

… Вечером 30 апреля отряд Булгакова расположился на отдых перед трудным походом через горы. На землю пала южная черная ночь. И даже мириады звезд, более крупных и ярких, чем в России, не могли отнять у мрака ничего, кроме вершин, смутными облаками стоящих в небесной выси.

Ермолов, убедившись, что его бомбардирский батальон подготовлен к изнурительному походу, долго не мог уснуть. Выйдя за цепь караулов, он жадно вглядывался туда, в юго-западную даль, где завтра должен быть отряд Булгакова. Волнение от близости огромной, таинственной и незнакомой страны охватило его.

Кавказ – ворота мира… Перекресток народов… Чуть не все человечество проходило тут! От мифических племен и языков, чье происхождение теряется во тьме предыстории, от библейского ковчега, который остановил после потопа Ной на горе Арарат, и до новейших народов. Этруски, хазары, косоги, яссы-аланы, авары, готы, скифы, сарматы, мидийцы, ассирийцы, татаро-монголы, римляне, арабы, персы, турки – все они проходили путями Кавказа. И проходившие, прорубавшие себе путь огнем и мечом, пожарами и кровью сами оставляли свой след, наслаиваясь и создавая новую прожилку в муаре человеческого мрамора.

Пестрота истории, языков, когда подчас один аул не понимал другой, соседний; пестрота религий – идолопоклонники, христиане, приверженцы Зороастра, мусульмане… Но при всем многообразии, несходстве десятков и даже сотен племен имелось нечто общее для всех них – в час опасности они становились единым войском. Старики и женщины угоняли отары и увозили скарб, мужчины садились на коней, выслеживали и уничтожали врага, а при нужде укрывались в таких теснинах и высотах, куда не добраться было пришельцу.

Что там, впереди? Воинственные, жестокие и гордые обитатели Кавказа – чеченцы, лезгины, аварцы, лаки, акушинцы, каракайтаги, тарковцы и прочие, имя которым легион. За хребтом – некогда великие, а теперь униженные историей потомки Тамар и потомки Паруйра. А дальше – дряхлеющие, но еще грозные, наводящие на соседей ужас Оттоманская Порта и Персия, два уставших хищника, два paLбовладельческих гиганта, держащих в покорности, в неволе множество иных народов. Азия…

В этих империях с особенной, изощренной жестокостью борются за власть: брат на брата, семья на семью, клан на клан. Так, шах Аббас Великий уничтожил всех своих детей, дабы не быть зарезанным по приказу кого-то из них. Здесь процветает торговля людьми, здесь самая ценная дань – красивые девочки и мальчики, отбираемые у родителей персами и турками в услужение и для утоления похоти. Здесь рядом с нищетой горцев Дагестана ослепляющее великолепие Стамбула и Тегерана, роскошь, неизвестная Европе, изнеженность и сладострастие, неведомые даже Риму в пору его пышного разложения. И равнодушное азиатское изуверство: человек не стоит ничего; обмануть или даже убить неверного, гяура, – значит приблизиться к раю…

Темнота сгущалась, хотя звезды в холодном разреженном воздухе радужно вспыхивали и словно приближались к земле. Ермолов смотрел на эти сонмы миров, таинственно и кротко мерцавших над ним, и думал: «Какая из них моя? И скоро ли срок ей пасть, закатиться за горизонт?..»

3

Первого мая основные силы графа Зубова начали последний переход к дагестанской твердыне.

Впереди шли гребенские и волжские казаки, зорко присматриваясь к гористым окрестностям. Неприятельских отрядов не было видно. Лишь изредка на отдаленной скале появлялся всадник в рваном бешмете и бедной папахе, но, свято соблюдая горские обычаи, на отличной лошади – легком тонконогом аргамаке – и увешанный дорогим оружием. Он замирал, оглядывая русское воинство, а потом стремительно мчался, чтобы передать весть: идет Золотая Нога.

После ранения Валериана Зубова на реке Буг и ампутации ноги искусный английский мастер сделал ему протез на пружинах, который был скрыт в сапоге и шароварах. Наивные жители гор были уверены, что протез у такого великого и важного вельможи может быть только из чистого золота, и потому прозвали Зубова Кызыл-Аяг – Золотая Нога…

На другой день русские были уже в предместье Дербента. Им открылись минареты и крыши города, расположенного на скате горы, уходившей к самому берегу Каспийского моря. Едва только передовые казачьи разъезды подошли к окружающим Дербент горам, как ожили бесчисленные утесы, скалы, овраги, засвистали и зажужжали пули.

Граф Зубов, раздосадованный неожиданным препятствием, приказал:

– Выбить засаду и разогнать неприятеля!

Казаки спешились, а за ними двинулся рассыпанный в цепи 3-й батальон егерей Кавказского корпуса. Казаки поползли по земле к утесам, откуда поднимался густой пороховой дым. Егеря шли за ними в некотором отдалении, отвлекая на себя внимание неприятеля. Когда гребенцы и волжане были уже у подножия утесов, егеря перешли в открытое наступление.

Дербентцы приготовились было к тому, чтобы встретить их свинцом, как загремело могучее русское «ура!». Это подползшие спешившиеся казаки с шашками наголо рванулись на противника. Натиск был стремителен, «ура!» гремело не смолкая. Джигиты Шейх-Али-хана дрогнули и бежали к Дербенту.

Русские войска подошли к городу и расположились на окружающих его высотах. Валериан Зубов сам произвел рекогносцировку.

Дербент, называемый по удобству своего местоположения аравийскими писателями Баб-эль-Абу-аб – Ворота Ворот или Главные Ворота, именовался еще Железной Дверью – ввиду своей укрепленноcти. Он был обнесен с трех сторон прочными и высокими стенами, из которых северная и южная имели в длину до трех верст и продолжались к востоку на несколько сажен в море. К юго-западу стены подымались на крутой утес, возвышавшийся на сто шестьдесят сажен, и соединялись с цитаделью Нарын-Кале, которая как будто висела над городом. В этой цитадели находился Шейх-Али-хан со своей сестрой. Улицы города были кривы и тесны, дома с плоскими крышами построены из ноздреватого камня.

Большую часть стен прикрывала передовая башня, мешавшая не только устройству батарей, но даже сообщению между отдельными частями корпуса. Дербентцы засели в этой башне и встречали русских пушечными и ружейными выстрелами.

Зубов решил начать штурм, не ожидая отряда Булгакова, j движении которого между тем не приходило никаких известий.

– Сколько может быть защитников в передовой башне? – скорее разговаривая с самим собой, чем обращаясь к генерал-майору Римскому-Корсакову, спросил главнокомандующий.

– Точно неизвестно, ваше сиятельство, – отвечал тот.

– Я думаю, их не больше семидесяти человек.

– Очень может быть. Но башня в четыре яруса, и стены ее на вид столь прочной кладки…

– Все это так, – нетерпеливо перебил Зубов Римского-Корсакова, – однако эта башня должна быть не далее как завтра на рассвете взята нами!

– Но у нас в обозе нет лестниц достаточной высоты! – пытался возразить генерал.

– Зато в вашем распоряжении без числа удальцов! – отрезал Зубов, давая понять, что приказ обсуждению не подлежит. – Какой полк, по вашему мнению, наиболее готов к штурму?

– Воронежского пехотного полка батальон, ваше сиятельство, – не раздумывая, сказал Римский-Корсаков.

– Кто командует?

– Полковник Кравцов, ваше сиятельство.

– А, знаю. Храбрый солдат! Усильте его двумя гренадерскими ротами – и завтра с Богом…

Третьего мая, едва появилось солнце, воронежцы под командованием полковника Кравцова двинулись к башне. Почти все солдаты, видя, что идут на верную смерть, переоделись в белые рубахи.

– Отступления быть не может! – сказал им накануне командир.