Изменить стиль страницы

И вот снова…

Мальчишка мечтал стать учителем и, поступая учиться, в первый раз писал автобиографию:

«Я, Мороз Михаил Михайлович, родился 28 ноября 1959 года…»

Листок, что хранится в личном деле учащегося Оршанского педагогического училища, был исписан не более чем в полстраницы. Биография только начиналась. Жизнь была впереди.

Если бы не тот снаряд…

Осталась в комсомольском билете суровая запись, как последний взнос Михаила Мороза: «Вынес с поля боевой снаряд, отвел от людей беду ценой собственной жизни». Эти слова сродни записям военных дней: «Лег на огневую точку противника и заглушил ее. Проявил героизм».

Война все еще не закончила свой скорбный счет.

Вновь перечитываю полустраничную биографию Миши, прерванную выстрелом из войны.

Он родился в деревне Бережцы Житковичского района Гомельской области.

Дом с голубыми ставнями смотрит окнами на деревенскую площадь. Рядом колодец под крышей: по воду к нему ходят из всех соседних хат. Чуть подальше мостик, где издавна собирались летними вечерами сельские парни и девушки — песни попеть, покричать частушкой последнюю деревенскую новость, поплясать под гармошку.

На веселом, людном месте поставили дом Морозы. По всем Бережцам в тот год стучали топоры и взвизгивали пилы: заново строили сельчане деревню, сожженную фашистами за связь с партизанами. Хозяин высадил около дома тополиную аллею. Когда родился внук Мишка, деревья были уже подростками. Старому Степану нравилось, как пахнут по весне липкие ярко-зеленые листочки тополей.

А подрос Миша, и вместе с дедом посадили они за домом тоненькие саженцы яблонь.

Впервые я увидела этот сад в зимнем уборе.

— Это Мишино дерево. И эта яблоня тоже, — гладил увязшие в снегу деревья Михаил Степанович, Мишин отец. И замолкал надолго. Может быть, что-то вспоминал о сыне, о тех недавних днях, когда вместе мастерили, вместе возились в саду.

В дом принесли корзинку с яблоками. С холода в теплой хате они покрылись влагой. Лежали как умытые росой. Бережно вытирала их белым полотенцем хозяйка, тоже словно гладила: с яблони сына они.

Помню, и однокурсники про эти яблоки вспоминали: любил Миша, возвратись из поездки в Бережцы, угостить товарищей то домашним вареньем, то душистыми яблоками. Говорил не без гордости: «Из своего сада. Аромат-то какой!»

Смотрела я на зимний сад: качают голыми ветками яблони, поскрипывают на морозе. А представлялся этот же сад по весне, когда вспыхнут бело-розовой кипенью яблони-невесты, одарят, людей красотой. И подумалось: успел человек и это доброе дело сделать — посадить на земле дерево. У родного дома. И у школы, говорили односельчане, шумит-разговаривает Мишина береза. Мальчишкой посадил ее вместе с одноклассниками.

Миша часто зазывал своих многочисленных друзей погостить в его родной деревне, но все больше по весне или летом. «Весной здесь большие разливы. А летом луга в цвету, лес грибами пахнет, в реке рыбы всякой только успевай удочку забрасывать». Так говорил друзьям о Бережцах влюбленный в родную деревню Михаил. И к нему ехали с удовольствием.

Однокурсник Василий Вавилов, тяжело переживавший смерть друга, рассказывал, как его встречали родители Михаила:

— Не раз я слышал от Миши про полесские разливы. Захотелось самому увидеть. На каникулах наконец-то собрались. Встретили меня, как и родного сына, с радостью и радушием. А меньшие братья, Саша и Ванюшка, те ни на шаг не отходили. С утра уже сторожили, чтобы без них на рыбалку не ушли.

Миша успевал порыбачить на зорьке, повозиться с братьями, которые в нем души не чаяли. Но непременно что-то делал по дому: красил, мастерил, а надо пол помыть, так тоже не отказывался помочь матери, зная про ее хвори. Не ждал, пока позовут и на колхозное поле: ходил на разные работы.

Колхозный бригадир Валентин Константинович Панфиленко всегда радовался приезду Миши домой:

— В последние годы не припомню лета, чтобы Михаил не работал в бригаде. В школе учился, а потом в училище, но все равно на каникулах он с нами — то сено стогует, то сенаж заготавливает. Все крестьянские работы знал.

Лето семьдесят седьмого трудным для села было: дожди заливали поля, к хлебу не подступиться. У каждого сердце болело, глядя на это. Всех тогда позвало поле. Шли как на бой. И Миша с односельчанами в этом бою. В свое последнее лето.

В полустраничной автобиографии об этом не прочтешь. И о родителях Миши скупая строка:

«Мать, Ольга Ивановна Мороз, продавец сельского магазина. Отец, Михаил Степанович Мороз, тракторист Житковичского леспромхоза».

В больничном коридоре Ольгу Ивановну тогда предупредили: сын без сознания. Успокоили — так и должно быть: чтобы не тревожить болью, ему ввели специальное лекарство — пусть спит. Но вопреки всем законам медидины, едва мать, преодолевшая четырехсоткилометровый путь от Бережцов до Орши, присела с разрешения врача у кровати сына, Миша открыл глаза. Увидев ее рядом, тихо окликнул: «Мама!»

Она держалась: только бы не расплакаться, только бы не прибавить волнения сыну. А Миша, облизнув спекшиеся от жары губы, спросил, как чувствует себя мать с дороги.

Все лучшее в нас от матери. От ее песен над колыбелью, от ее забот и нежности, от ее мудрости. Ольга Ивановна об одном мечтала: вырастить сыновей хорошими людьми.

Сама родилась в многодетной семье — девять их было. Отец возвратился с войны инвалидом. В детской памяти война осталась заревом пылающих лет да болотной топью, хлюпающей под ногами, — всем селом прятались от карателей в болотах. Запомнилась постоянно сосущим в животе голодом послевоенная пора. Работали тогда в поле и стар и мал, помогали колхозу встать на ноги.

И у Михаила Степановича биография похожая: в соседних деревнях росли, одной военной поры детство было. Мише, своему первенцу, часто рассказывал о пережитом. И радовался, когда заметил у сына интерес к трактору. Разрешил помогать ему в ремонте машины, думал отцовскую специальность выберет Михаил.

Но когда сын вдруг заговорил о профессии учителя, отговаривать не стал. Видел отец, как тянется к Мише детвора, как умеет он ладить с деревенскими ребятами, как стал серьезнее, приняв решение поступать в педагогическое училище. Решил: должен из сына неплохой учитель получиться.

После рокового взрыва на сентябрьском поле почти каждый день поднимается сельский почтальон на высокое крыльцо в дом к Морозам. Пишут совсем незнакомые люди. Седые ветераны, прошедшие войну, пишут Мишины ровесники, пишут пионеры.

«Подвиг вашего сына изменил нашу жизнь. Мы поняли ее смысл. Мальчишек нашего класса будто подменили. Они стали намного серьезнее… Миша заставил нас задуматься над вопросом: «А зачем я живу?» — так написали десятиклассники из киргизского города Кара-Балта.

«Я еще не комсомолка. Но прочитала в «Комсомольской правде» о Мише и теперь знаю — обязательно буду комсомолкой», — сообщила из Башкирии Гулынат Бакиева.

«Низко кланяюсь матери и отцу Михаила за то, что вырастили такого сына. За свою жизнь я немало встречал ребят внешне обычных, неприметных. Но в нужный час они готовы на решительные поступки, на подвиг», -;. это письмо от человека, прошедшего по военным дорогам, видевшего не раз смерть, от подполковника В. Данильченко.

Письма, письма. Слова участия, раздумья. Горе семьи Морозов болью отозвалось в чужих сердцах.

Оно свалило Ольгу Ивановну. И нет сил отвечать людям. И молчать трудно. Вечером возвращается с работы Михаил Степанович и садится после нелегкого рабочего дня на морозе и ветру за стол, пишет незнакомым людям, рассказывает о сыне.

А утром новая почта. А нередко и робкий стук в дверь незнакомых до этого людей.

Так постучались однажды ребята из школы-интерната № 4 города Минска. Вместе со своим воспитателем Сергеем Мефодьевичем Федоровым проделали они немалый путь до полесской деревни Бережцы, чтобы познакомиться с родителями Миши. Они уже были знакомы по письмам. А теперь захотелось посадить на могиле Михаила цветы, показать, какой альбом удалось собрать, встречаясь с Мишиными товарищами по школе и по училищу. В школе-интернате, где воспитываются в основном дети-сироты, Михаил Мороз стал близким человеком. Близкими стали его родители. В музей «Шагнули первыми», который создан в школе-интернате, Ольга Ивановна и Михаил Степанович передали фотографии сына, письма.