Дочь К. М. Мальцевой Мария Ивановна вышла замуж за графа Николая Павловича Игнатьева, дипломата, председателя Кабинета министров, члена Государственного совета. В Москве, в Государственном архиве Российской Федерации, в фонде Н. П. Игнатьева хранятся письма Капитолины Михайловны к дочери. Они говорят о том, что Капитолина Михайловна была нежной матерью, любила и заботилась о своих близких.

«Я тебе, друг мой, не могу объяснить, — писала она Маше, — с каким я теперь нетерпением жду возвращения мужа, и как приедет, то не буду мешкать ни одного часу сдесь — в кибитку или в дилижанс мне все равно, только чтоб поскорее к вам друзья мои, крепко прижму вас к сердцу моему, никакое перо, ни красноречие не может етого описать чувства. Христос с вами. Друг и мать К. М.»^[147].

Это с Василием Львовичем у Капитолины Михайловны семейная жизнь не сложилась…

Для В. Л. Пушкина развод с женой был уроком жизни, который он запомнил надолго. В одном из писем 1824 года Александру Ивановичу Тургеневу П. А. Вяземский рассказал о такой сцене:

«На днях застал я Василия Львовича, проповедующего своему знаменитому камердинеру Игнатию твердость и великодушие в пренесении рогов, которые всадила ему жена. „Чем же я тебя хуже, — говорил он ему, — а и я был рогоносец“. <…> Сцена была бесподобная! Василий Львович утешал его от доброй души; представь себе притом, что вся дворня была свидетельницею его увещаний, и ты постигнешь всю патриархальность этой сцены»^[148].

Конечно, проповедь Василия Львовича, забывшего, что «гостиная усажена лакеями и прачками», забавна. Но содержание этой проповеди — твердость и великодушие в перенесении такого несчастья, как неверность жены, заслуживает уважения и сочувствия.

Вскоре после памятных для него событий В. Л. Пушкин сочинил басню «Соловей и малиновка», в которой рассказал печальную историю своего разрыва с женой.

«Соловушка малиновку любил / И гнездышко ей свил». Но ему пришлось оставить любимую, улететь в «сторону чужую». В разлуке снегирь утешал малиновку, нашептывал ей, что соловей «в дальней рощице… <…> с зяблицей летает». Когда соловей, «любовник страстный», вернулся домой, его, несчастного, ждало лишь разоренное гнездо:

Басня В. Л. Пушкина была напечатана в 19-м номере «Вестника Европы» в 1807 году. В следующем номере журнала появилось стихотворение П. И. Шаликова «На басню Соловей и Малиновка»:

Сочувствие друга не могло не тронуть Василия Львовича. И хотя сердце его было разбито, оставалась дружба, оставалась поэзия. И об этом, и о других утешениях и радостях в жизни В. Л. Пушкина мы еще не раз будем говорить. Сейчас же хотелось бы вернуться в апрель 1803 года и совершить с нашим героем заграничное путешествие, которое так много для него значило и о котором он не раз вспоминал и рассказывал по возвращении на родину.

22 апреля 1803 года в «Московских ведомостях» в известиях об отъезжающих за границу появилось имя нашего героя:

«Коллежский асессор Василий Львович Пушкин и при нем служитель его Игнатий Хитров; живет Яузской ч. 1 квартал в доме под № 29–2».

Служитель Игнатий Хитров — тот самый «знаменитый камердинер» В. Л. Пушкина, о котором писал в 1824 году П. А. Вяземский А. И. Тургеневу. «Знаменитый» — вероятно, прежде всего потому, что он сочинял стихи. Поэт собрался в заграничное путешествие вместе со слугой-поэтом…

Конечно, В. Л. Пушкин отправлялся в путь с пером в руке. За три дня до отъезда на дружеском ужине он обещал передать свои впечатления в письмах. И. И. Дмитриев тут же заметил, что письма его всегда будут драгоценны для друзей, но только вот содержание их заранее известно. И якобы тут же Иван Иванович сочинил забавное стихотворение «Путешествие NN в Париж и Лондон, писанное за три дни до путешествия», писанное, разумеется, самим путешественником. Создатель этой «стихотворной безделки» (так он назвал свое сочинение сам) упомянул о ней в своих мемуарах. Племянник И. И. Дмитриева Михаил Александрович пояснил: «Написано в 1803 и напечатано в 1808 г., в числе 50 экземпляров с виньеткой»^[150]. Но он ошибался: стихотворение было сочинено уже после возвращения В. Л. Пушкина в Россию. Это была шутливая мистификация, чрезвычайно интересная для нас и как образец легкого, остроумного повествования, и как своего рода документ. Василий Львович, вернувшись домой из чужих краев, много раз рассказывал о своей заграничной поездке, и его рассказы, безусловно, нашли отражение в стихах И. И. Дмитриева.

О пребывании В. Л. Пушкина за границей нам известно и из двух его писем, адресованных Н. М. Карамзину из Берлина и Парижа в 1803 году и тогда же напечатанных Николаем Михайловичем в «Вестнике Европы». К счастью, некоторые сведения (пусть и немногие) мы можем почерпнуть из французских газет и журналов, из дневника одной французской барышни, с которой Василий Львович встречался в Париже в салоне ее матушки, из альбома русской барыни, жившей тогда в столице Франции, а также из адресованной В. Л. Пушкину записки знаменитого французского актера.

Еще до своей поездки В. Л. Пушкин читал «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» английского писателя Лоренса Стерна и «Письма об Италии» французского автора Шарля Дюпати. Разумеется, читал их на языке оригинала, хотя мог познакомиться и с их русскими переводами. Сочинение Стерна впервые было напечатано на русском языке в 1793 году, затем переиздано в другом переводе в 1803-м, то есть в год отъезда В. Л. Пушкина за границу. Любопытно название первого русского издания: «Стерново путешествие по Франции и Италии, под именем Йорика, содержащее в себе: необыкновенныя, любопытныя и весьма трогающия приключения, многия критическия рассуждения и замечания, изображающия истинные свойства и дух французского народа; нежныя чувствования, тонкия и острыя изречения, нравственныя и философския мысли, основанныя на совершенном познании человеческого сердца, с приобщением дружеских писем Йорика к Элизе и Элизы к Йорику». В какой-то мере это название объясняет, что привлекало к книге Стерна его многочисленных читателей и последователей, среди которых можно назвать и Василия Львовича. Чувствительность созданного Стерном путешественника нашла отклик в добром сердце московского поэта.

это признание В. Л. Пушкина — героя стихотворения И. И. Дмитриева — перекликается со словами Стерна о том, что если бы он оказался в пустыне, то полюбил бы кипарис.

Стерн представил классификацию путешественников: