Еще менее ясен Сфенкел, Σφεγχελος;... Единственное, что сближает имя Сфенкела с норманнскими именами, это близость первого его члена к именам Свенелд (Sveinaldr) и Σφεγγος; - имя брата Владимира Святославича, по Кедрину, которое можно объяснять из Sveinki, как это и делает Томсен. Попытка возводить Σφεγχελος; к теоретически возможному *Sveinkell < *Sveinketill представляется рискованной. Насколько мне известно, Sveinkell нигде не засвидетельствован во всей дошедшей до нас весьма богатой древнескандинавской ономастике. Интересно, что даже такой столп норманнской школы, как А. А. Куник, не решался прямо возводить имя Сфенкела к какому-нибудь северному имени" (Рыдзевская Е. А. К вопросу об устных преданиях в составе древнейшей русской летописи // Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. (Материалы и исследования). М., 1978. С. 206).

532

Лев Диакон в развитие этой темы добавляет следующую деталь: "И вот когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Свершив эту кровавую жертву, они задушили (несколько) грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра" (Лев Диакон. Указ. соч. С. 78). Как известно, описанный сюжет был воплощен на картине Г. И. Семирадского, висящей в одном из залов Исторического музея в Москве. В комментарии, сделанном М. Я. Сюзюмовым и С. А. Ивановым к этому месту у Льва Диакона, отмечается, что в 971 г., в ночь с 20 на 21 июля, когда, согласно датировке Скилицы, и происходили описанные события, "было почти новолуние и видеть что-либо издали не представлялось возможным. Отнести же битву к 970 г., когда действительно было полнолуние в ночь с 20 на 21 июля, тоже нельзя. Наиболее вероятно, что Лев Диакон допустил в этом месте ошибку, сообщая то, что ему передали очевидцы о каком-нибудь другом сражении в 970 г. ... Видимо, Лев интересовался языческими обрядами, расспрашивал о них очевидцев и для вящего драматизма объединил все имеющиеся у него сведения в рассказе о ночи перед решающей битвой. Сообщение о полной луне добавляло рассказу достоверности" (Там же. С. 209, коммент. 22. См. также: Сюзюмов М. Я. Указ. соч. С. 6-8; Иванов С. А. Болгары и русские в изображении Льва Диакона // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 210-212).

533

Лев Диакон. Указ. соч. С. 79.

534

Лев Диакон. Указ. соч. С. 79.

535

Карышковский П. О. О мнимом болгарском источнике древнейших русских летописных сводов // Труды Одесского государственного университета. Т. 144. Серия исторических наук. Вып. 4. Одесса, 1954. С. 175; Лев Диакон. Указ. соч. С. 212, коммент. 43.

536

Костомаров Н. И. Предания первоначальной русской летописи в соображениях с русскими народными преданиями в песнях, сказках и обычаях // Костомаров Н. И. Раскол. М., 1994. С. 81.

537

Лев Диакон. Указ. соч. С. 130.

538

Там же. С. 131.

539

Об идее "золотого моста" см.: Два византийских военных трактата конца Х века... С. 224, прим. 345.

540

Лев Диакон. Указ. соч. С. 81.

541

Лев Диакон. Указ. соч. С. 81.

542

О том, что русы не капитулировали, много писал П. О. Карышковский. См.: Карышковский П. О. К вопросу о первоисточниках по истории походов Святослава // КСИС. Вып. 9. М., 1952. С. 60; он же. К истории балканских походов Руси при Святославе // КСИС. Вып. 14. М., 1955. С. 28-30.

543

Еще Н. Лавровский писал, что одно заглавие договора 971 г. "заключает в себе такую запутанность, такую беспорядочность, и в расположении слов, и в употреблении предлогов вообще, так непонятно в его настоящем виде, что ясно обличает самый грубый, буквальный перевод с Византийского подлинника" (Лавровский Н. О византийском элементе в языке договоров русских с греками. СПб., 1853. С. 93-94). Недавно С. М. Каштанов провел аналогию между грамотой Святослава и современными ей латинскими актами, составленными в Риальто (Венеция) и Юстинополе (Каподистрия), выявляя близость документа, исходящего от русского князя, к византино-венецианской традиции. См.: Каштанов С. М.

Об особенностях начальной части договора Святослава 971 г. // Восточная Европа в древности и средневековье. Международная договорная практика Древней Руси. IX Чтения памяти В. Т. Пашуто. Москва, 16-18 апреля 1997 г. Материалы к конференции. М., 1997. С. 18-22.

544

Составителем текста соглашения был, скорее всего, Феофил - епископ Евхаитский, который после переговоров императора со Святославом был отправлен в посольство к печенегам (Каштанов С. М. О процедуре заключения договоров между Византией и Русью в X в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 214, прим. 8). Об этом посольстве речь пойдет ниже.

545

Перевод перечня богов договора 971 г. представляет значительную трудность, поскольку в оригинальном летописном тексте слова не отделялись одно от другого. В 1913 г. М. Д. Приселков решил, что договор "не знает христиан в войске и державе киевского князя... что естественно после отстранения от управления Киевской державой Ольги и ее сотрудников". В доказательство автор привел вышеуказанную фразу из договора, переведя ее так: "...да имеем клятву от Бога, в него же веруем, в Перуна и в Волоса, скотья Бога" (Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 1913. С. 14). Ему возразил А. А. Шахматов, который отметил, что "договор упоминает о Боге, и о Перуне и Волосе; под Богом разумеется, конечно, христианский Бог" (Шахматов А. А. Заметки к древнейшей истории русской церковной жизни // Научный исторический журнал. 1914. № 4. С. 34). Такое понимание цитируемого текста было вполне традиционным для XIX в. Сам А. А. Шахматов предложил следующее прочтение: "отъ Бога, въ неже веруемъ, и отъ Перуна и отъ Волоса, скотия бога" (Шахматов А. А. История русского летописания. Т. I. Кн. 2. СПб., 2003. С. 665). Однако это могло подразумевать, что и Святослав должен был бы верить в христианского Бога. Поэтому Д. С. Лихачев, стремясь обойти противоречие, перевел фразу как "от бога, в которого веруем, - в Перуна и в Волоса, бога скота" (Повесть временных лет. М., 1996. С. 171). Примерно так же понял текст и А. Г. Кузьмин: "от бога, в которого веруем, - от Перуна, и Волоса, бога богатства" (Се Повести временных лет. Арзамас, 1993. С. 74). Отмечу, что исследователи вполне произвольно проставили знаки препинания и почему-то написали "Бог" с маленькой буквы. Г. Ловмянский вернулся к прочтению текста, предложенному А. А. Шахматовым (Ловмянский Г. Религия славян и ее упадок. СПб., 2003. С. 88). Он предположил, что "слово "верим" понималось заявителями дизъюнктивно, то есть часть из них признавала христианского Бога, а часть (в том числе и Святослав) почитала языческих богов". По его мнению, "определение "верим" указывает на христианского Бога" (Там же. С. 364, прим. 226). Недавно эту точку зрения поддержал П. С. Стефанович, в его же статье содержится анализ клятвы золотом и оружием, содержащейся в договоре (Стефанович П. С. Клятва по русско-византийским договорам X в. //ДГ. 2004 г. М., 2006. С. 391-401).