То, что продолжение дилогии — роман «Костер» — можно будет завершить в два года, как поначалу намеревался Федин, оказалось иллюзией. Напротив, работа растянулась почти на три десятилетия. Причин для этого было много, и самых разных. Слишком большие внутренние задачи ставил художник. Много сил и времени поглощала деятельность в Союзе писателей, которой Федин отдавался с обычной добросовестностью, а груз обязанностей возрастал. Начинало сдавать здоровье, пришла старость… Работа растягивалась, прерывалась долгими паузами, потом затевалась с новым жаром….
Первая книга романа «Костер» — «Вторжение» была опубликована лишь в самом конце 1961 года, в четырех номерах журнала "Новый мир". Но вопреки прежним намерениям и она не исчерпала замысла, а требовала продолжения. Логика повествования диктовала необходимость второй книги романа, получившей название "Час настал". Только она должна была открыть читателю окончательную взаимосвязь, соотнесенность и цельность всех частей многотомного ансамбля. Время от времени автор передавал в журнал и газеты новые главы. Трилогия уже, по существу, превращалась в тетралогию…
К своей растянувшейся работе над романом Федин относился то с веселым вызовом, то с горькой иронией. Тема была болезненная, но он отшучивался. Однажды на даче в кругу друзей даже актерски разыграл в лицах такую воображаемую сцену. Якобы подходит к нему раз некий иронически настроенный критик, этакий "литературный волк", и заводит разговор с намеком.
— Как, Константин Александрович, — спрашивает, — «Костер»? Горит?
— Да… вот подбрасываю полешки…
— Наверное, много всяких отвлечений, общественная работа заедает? — деланно сочувствует притворщик.
— Да, хватает… совсем запредисловился, — вздыхает романист.
— Восхищаюсь вами… Наверное, нелегко столько лет держать в голове одну вещь? — льстиво продолжает притворщик. — Если не ошибаюсь, кажется, еще до войны начали трилогию?
— Да, уже больше тридцати лет сочиняю… — соглашается автор. — Но, знаете, Гёте работал над «Фаустом» пятьдесят семь лет. Так что срок еще не вышел…
— Не люблю второй части «Фауста». Туманно, аллегорично, вымученно… — морщится критик.
— Но все-таки это "Фауст"! — победно изрекает романист.
Работа над «Костром» продолжалась. Федин словно бы не хотел или не мог оторваться от любимых героев, боялся отпустить их от себя. Он питал их тем, чем жил сам. Произведение, которое с перерывами писалось почти три десятилетия, оставаясь романом, поневоле обращалось в художественный дневник мыслей и чувств писателя за столь долгое время и, как дневник, оборвалось на полуслове…
Федина считали трезвым, рассудительным человеком. Он и действительно был таким. Во всем, кроме искусства. Тут он не знал удержу, был азартен, ставил перед собой тайные гордые задачи. С кем состязался он, мучительно вытачивая каждую фразу, каждое слово своего эпического полотна о войне?
Федин не смог закончить последнего романа трилогии, снедаемый, быть может, среди прочего и недостижимой высотой тех требований, которые себе определил… Но то, что написано даже уже и слабеющей рукой больного, полуслепого человека, написано с той полнотой самоотдачи и тем вершинным представлением об искусстве, которое всегда носил в себе Федин. Он хотел идти, ползти, карабкаться в гору до конца…
В ПЕРВЫХ РЯДАХ МАСТЕРОВ КУЛЬТУРЫ
…Весна 1953 года, отмеченная многими переменами в жизни страны, была особенно трудна для Федина. Долго и тяжело болела Дора Сергеевна. 11 апреля она скончалась.
Когда во время ленинградской блокады у Доры Сергеевны умерла мать, Федин, находившийся в отъезде, среди слов участия и ободрения написал жене то главное, чем она для него являлась: "Ты ведь настоящая сердцевина нашей жизни, без тебя мы жить не можем". Такой она и была, эта маленькая мужественная женщина, легкая, приветливая, с добрыми, ласковыми глазами…
"Снова на даче, со вчерашнего дня вместе с Ниной, — записывал в дневнике Федин, еще не придя в себя, на шестой день после смерти жены. — То, что здесь никогда не будет Д., чувствуешь сильнее всего в вещах: вдруг становится понятно, что их не было бы без нее, что сейчас они потеряли свое содержание, потому что стали не нужны, что смысл их состоял только в моих разговорах о них с нею, в том, что они служили нам, а не в отдельности мне или ей…
О счастье. Конечно, это было счастье. Ведь не состоит же счастье из довольства, удовлетворенности во всех без исключения отношениях и всегда без изъятий. Но всем главным мы оба обладали — для жизни вместе. Не знаю, кто из нас получал в жизни больше. Я получил очень много… Прожили… мы неразлучно тридцать три года…"
Главной поддержкой и опорой всех этих месяцев и дней были друзья, которыми щедро наделила судьба.
После смерти Доры Сергеевны многообразные бытовые и организационные дела, труды и заботы по дому переняла на себя дочь Нина, оставившая работу в театре и решившая отныне посвятить свою жизнь отцу.
Запись в дневнике от 6 декабря 1953 года: "Очень хороша со мною все время Нина… Видимо, она решила для себя быть со мною до конца моей жизни, и не ради своего места в доме, а ради любви, в которой мы сейчас живем с ней. Меня это наполняет внутренним спокойствием и внешней моей жизни дает опору и равновесие".
Федин старается больше бывать на людях… Газеты и радио приносят новости… Благодаря активной миролюбивой внешней политике СССР, превращению мировой социалистической системы в решающий фактор общественного развития появляются признаки некоторого ослабления международной напряженности. Потушены очаги войны в Корее и Индокитае… Продолжается распад колониальной системы империализма, за короткий срок много новых независимых государств возникло в Азии и Африке… Партия дала новый творческий импульс общественно-государственному, экономическому и культурному строительству внутри страны. Торжествуют испытанные ленинские нормы законности, правопорядка, социалистической демократии… Расширяются права союзных республик… Особое внимание уделяется отстающему сельскому хозяйству, поощряется материальное стимулирование труда в колхозах и совхозах… Начинается освоение почти сорока миллионов гектаров целинных и залежных земель Казахстана и Сибири…
Уже объявлено о предстоящем Втором съезде Союза писателей СССР. В газетах и журналах вспыхивают творческие споры, разгораются предсъездовские дискуссии. На передний край в литературе вышел очерк на деревенскую тему во главе с "Районными буднями" Валентина Овечкина. Публикуются главы из второй книги "Поднятой целины" М. Шолохова и главы поэмы "За далью — даль" А. Твардовского…
На 1953 и 1954 годы приходятся крупные общекультурные события — 125-летие со дня рождения Л.Н. Толстого и 50-летие со дня смерти А.П. Чехова. Председателем обоих всесоюзных комитетов по проведению памятных дат утвержден Федин.
Важно, чтобы жизненный и творческий подвиг корифеев отечественного искусства, их пример служения своему народу деятельно участвовал в современном культурном строительстве, влиял на атмосферу подготовки к писательскому съезду. К этому и прилагает усилия Федин.
"Толстой… из тех гениев искусства, слово которых "живая вода", — заявил Федин в речи о Л. Толстом в сентябре 1953 года. — Это — школа, в которой наша советская литература черпает познание искусства и вдохновение к новым трудам о новом человеке".
Память о славных страницах истории и культуры советских народов — один из способов укрепления их братской дружбы. Эту мысль Федин развивает в статье "Великий пример" ("Правда", 1954, 29 мая), написанной в связи с 300-летием воссоединения Украины с Россией. На празднестве в Киеве писатель присутствовал в качестве члена делегации Верховного Совета РСФСР.
Образ "красиво простого" Чехова также объединяет собой советские народы и их художественные культуры. Об этом председатель Чеховского комитета пишет руководителям писательских организаций союзных республик, обдумывая и намечая совместный план действий. Письма — личные, от руки, так как с большинством мастеров братских литератур Федин близко знаком.