— Ты готова меня принять, девушка? — поинтересовался он, замерев у двери.

Вспомнив свое недавно принятое решение быть смелой, она коротко ответила:

— Да.

Он подошел к кровати и сбросил с плеч бархатный камзол. Это движение продемонстрировало его мужскую мощь. Он сложил камзол и аккуратно повесил его на спинку стула. Затем освободился от жилета и стянул через голову рубашку. Амелия боялась даже шелохнуться. Она во все глаза смотрела на его обнаженный, исполосованный шрамами торс и мощные мышцы рук.

— Ты бы лучше подготовилась, девушка, — заговорил он, — к огромности того, с чем тебе предстоит иметь дело. — Уголки его губ приподнялись в дразнящей улыбке. — А теперь иди ко мне. Расстегни мне бриджи.

Он опустил руки вниз, и Амелия поняла, что выполняет его распоряжение с взволнованным любопытством. Все это было для нее новым, и она понятия не имела, что нужно делать и как себя вести.

Выскользнув из-под одеяла, она подползла к краю кровати. Сев на пятки на постели, она расстегнула его бриджи, не позволявшие вырваться наружу его невообразимо мощному члену. Девушка судорожно сглотнула, когда бриджи раскрылись; ее взгляд застыл на той части его тела, которой вскоре предстояло прорваться сквозь ее нежное девичество. Кровь бросилась ей в голову.

— Сними сорочку, — ласково подсказал он, сбрасывая бриджи, — и ложись в постель. Я хочу прижать тебя к себе, девушка.

Несколько секунд спустя она уже лежала под одеялом, ощущая прохладное прикосновение простыней к своей обнаженной коже. Дункан тоже скользнул под одеяло и очутился рядом с ней. Его большая мозолистая ладонь легла ей на живот, и вспышка возбуждения зажгла все ее нутро. Она попыталась сохранить спокойствие, когда он лег на нее.

Амелия не стала разводить ноги. Он ее об этом не просил. Она остро ощущала его мускулистое бедро, прижавшееся к ее ногам. Его губы легкими дразнящими поцелуями покрывали ее лицо, захватив затем в восхитительный плен ее рот. Она издала еле слышный стон и запустила пальцы в его волосы, с удивлением отметив, что испытывает жгучее желание, несмотря на страх перед тем, что сейчас произойдет.

— Предупреди меня, когда это начнется, — попросила она, — чтобы я была готова.

Его губы коснулись ее век.

— Все уже началось, девушка, и тебе не о чем беспокоиться. Ты будешь готова. Я об этом позабочусь. Я все буду делать не спеша.

Произнеся это, он склонился над ней и стал целовать и ласкать губами и языком ее груди, руки, потом живот и бедра. Его прикосновения были едва ощутимы. Его губы были влажными. Они оставляли на ее коже звенящий след возбуждения.

Она тоже ласкала его тело руками. Она проводила пальцами по его покрытой боевыми шрамами спине, спускаясь к его мускулистым ягодицам и ниже, к каменно-твердым бедрам.

Все эти озаренные мерцающим светом свечей прикосновения и любовные игры продолжались довольно долго. Наконец Амелия ощутила, как ее охватывает какое-то умиротворенное спокойствие, а тело будто тает под Дунканом, подобно разогретому маслу. Она прижалась к нему еще сильнее. Все окружающее утратило рациональность, превратившись в туманные и совершенно неподвластные ей образы. Ее рассудок воспринимал только прикосновения его рук, скользящих по ее телу, и его горячую обнаженную плоть, тесно прижимающуюся к ее бедрам.

Она инстинктивно развела ноги и обхватила ими его бедра. В ее жаркой глубине нарастало ноющее желание. Он опустил руку и прикоснулся к ее распахнувшимся складкам.

— Ты влажная, горячая и готова меня принять, девушка, но ты должна сказать, что хочешь меня. — Он пошевелил бедрами, прижимаясь плотнее к ее пульсирующей плоти. — Я могу овладеть тобой, только когда ты этого захочешь.

— Да, Дункан, я хочу тебя. Пожалуйста!

В его глазах промелькнуло что-то озорное.

— Ну что ж, раз уж ты меня умоляешь…

Ее бедра приподнялись, и со стоном желания он погрузился в нее дюйма на два, растягивая и заполняя ее собой.

Она резко вздохнула от неожиданности, потому что ей было больно. Это совершенно определенно сопровождалось болезненными ощущениями. Он был очень велик, а она была тесной.

Но она этого хотела. Она очень этого хотела. Девушка вдруг почувствовала себя распутной. С трудом верилось в то, что все это с ней происходит на самом деле.

И она позволила себе сдаться на его милость.

Дункан содрогнулся всем телом от упоительного восторга и от усилия, необходимого для того, чтобы сдержаться. Разбухшая головка его члена лишь наполовину проникла в огненную влажность Амелии.

Ему хотелось резким толчком достичь конца пути и опустошиться в этот шелковистый жар. Но он лишь надорвал ее девственность, и впившиеся в его спину острые ноготки Амелии вынудили его замереть.

Она прильнула к его плечам. Дункан лежал не шевелясь, сдерживая силу, побуждающую его двигаться дальше, и давая ей время свыкнуться с проникновением. По ее виску скользнула слеза.

— Боль пройдет, — прошептал он, целуя ее в губы.

— Все хорошо.

Он всмотрелся в ее глаза.

— Да, девушка. Все хорошо и даже лучше.

Он задрожал и сделал глубокий вдох. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы к нему вернулась страсть и пульсирование в чреслах возобновилось. Он нажал и продвинулся еще на дюйм, потом отступил, после чего снова медленно вошел. Он действовал неторопливо и уверенно, прижимаясь к ней, пока ему не удалось растянуть ее достаточно, чтобы достичь дна ее лона.

Она тихо вскрикнула. Он начал двигаться внутри нее ласково и осторожно.

— Я не хотел делать тебе больно, — прошептал он. — Скоро тебе станет лучше.

— Мне уже лучше. Я чувствую…

Он погрузил лицо в ее волосы и хрипло прошептал:

— Скажи мне, что ты чувствуешь? Я должен это знать.

Она расслабилась, прислушиваясь к его движениям внутри своего тела.

— Это изумительно!

Он с облегчением вздохнул, услышав эти слова, потому что внутри него нарастала буря, и он был уверен, что сдерживаться долго не сможет. Ему хотелось дать волю своему желанию и услышать, как она стонет от восторга и наслаждения, пока он будет таранить ее своим орудием, ощутить ее сладостное пульсирование и наконец самому взорваться в мощной разрядке.

Амелия развела ноги еще шире и, приподняв бедра, задвигалась в такт каждому глубокому и плавному его проникновению. Они прижимались друг к другу и извивались, стремясь достичь наслаждения, в котором оба себе отказывали с того самого момента, когда впервые вступили в борьбу в утро ее похищения, лежа на земле под моросящим дождем. В каждом его движении ощущалась агрессия, но она была совершенно иного рода, чем прежде.

Внезапно Амелия вздрогнула и, обхватив руками его ягодицы, замерла и напряглась под ним. Его бедра совершили еще один бешеный рывок вперед, и она ахнула. Он почувствовал стремительную пульсацию ее плоти, тесно обхватившей его тугую страсть.

Их приоткрытые губы слились в поцелуе, и ее язык заскользил у него во рту. Без малейших колебаний он уступил захлестнувшему тело наслаждению. Изогнув спину, он погрузился в нее одновременно с мощным потоком освобождения, на мгновение лишившим его сил.

Он упал на нее, ожидая, пока к телу не вернется способность действовать. Одновременно он пытался понять это странное ликование в душе. Ведь совсем недавно его мир лежал в руинах и Дункан отрекся от малейших надежд, что он когда-либо станет прежним.

Сегодня он чувствовал себя сильным, но в то же время ему хотелось быть нежным. Возможно, она права. Возможно, его жестокость можно усмирить.

Скатившись с Амелии, он лежал на боку, глядя на ее озаренный мерцающим пламенем свечей профиль. Потом она повернулась на бок и, свернувшись калачиком, смотрела на него.

— Теперь ты принадлежишь мне, — произнес он. — Никто другой уже никогда не будет обладать тобой.

— Да, — ответила она спокойным, несколько отстраненным голосом, подрагивающим от неуверенности. — Я твоя. И должна признаться, что об этом не жалею. Я совсем себя не понимаю. Прошло так мало времени с тех пор, как я тебя ненавидела. Когда я от тебя убежала, ты тоже меня возненавидел. Это какое-то безумие. Ты со мной что-то сделал?