Он привлек к себе ее дрожащее от возбуждения тело и впился губами в ее губы. На мгновение окружающий мир прекратил свое существование. Внутри все пылало. Амелии хотелось прикасаться к нему, обнимать его. Она была готова умолять Дункана избавить ее от этих терзаний.

Но вдруг в ней вспыхнула мучительная обида, и она уперлась ладонями ему в грудь.

— Прошу тебя, не надо меня так целовать, — взмолилась она. — Может, я и твоя пленница, но я не твоя женщина. Я не хочу тебя любить. Поэтому, пожалуйста, отпусти меня.

— Зачем так все усложнять? — ласково возразил он. — Нужно всего лишь отдаться своим естественным порывам.

— Моим порывам? — она подняла на него глаза, и в ее взгляде вспыхнуло негодование. — Что, если мои порывы подскажут мне пронзить тебя мечом?

Дункан заставил ее попятиться и прижал к стене. Тут же его рот нашел ее губы в новой попытке предъявить права на обладание ею. Он долго и страстно целовал ее, а затем обнял и притянул к себе. Эта близость сломила ее сопротивление. Его язык скользил у нее во рту, а ее тело сотрясала волна безумного желания и неожиданной тоски: она была ему не пара и ненавидела его за это.

— Что ты будешь со мной делать? — спросила она, пытаясь собрать остатки надежды, что ей удастся его оттолкнуть.

В очередной раз ее попытка завершилась провалом.

— Я собираюсь оставить тебя у себя, девушка. Я не позволю тебе снова от меня убежать, — произнес он мягким и хрипловатым от страсти голосом.

Ее мысли окончательно смешались.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты никогда меня не отпустишь? Что я навсегда останусь в замке в качестве твоей пленницы?

Он осторожно накрыл ладонью ее грудь.

— Наверняка ты обо мне лучшего мнения, девушка. Я же говорил тебе, что я не идиот. Я не отпущу тебя, потому что ты станешь моей графиней.

Она подняла к нему лицо.

— Прошу прощения? Ты говоришь, что хочешь на мне жениться?

Его глаза потемнели от страсти.

— Да. Мне невыносима мысль о том, что ты вернешься к своему жениху. Он никогда и пальцем тебя не коснется, во всяком случае, пока я жив. Я хочу отнять тебя у него.

— Так значит, все дело в желании отомстить? — уточнила она, пытаясь понять, что все это означает. — Ты желаешь отнять у Ричарда свадьбу, так же как он лишил венчания тебя? Я угадала?

— Да, и не стану отрицать, что это доставит мне огромное удовольствие.

Собрав остаток душевных сил, Амелия проглотила тугой комок разочарования и гнева.

— Выходит, что женитьбу на мне ты собираешься использовать в качестве оружия против своего врага?

Уголок его рта приподнялся в хищной усмешке.

— Я собираюсь использовать и тебя самыми разными способами, и не только в качестве оружия. И обещаю, что нам обоим это понравится, как понравилось то, что произошло вчера ночью у костра.

Амелия высвободилась из его объятий и отвернулась.

— Дункан, это уж слишком! Ты не можешь так со мной поступить. Ты не можешь предъявлять на меня такие права и не можешь рассчитывать на то, что я прощу тебе все, что произошло между нами вплоть до этого момента. Ты меня похитил, связал веревкой, угрожал моей жизни и собираешься убить человека, который до сих пор, несмотря ни на что, остается моим женихом. Ты не имеешь права на подобные притязания. Я никогда не стану твоей.

Он только фыркнул.

— Снова твои дурацкие английские условности. Ты будешь моей женой, Амелия, и мне нет дела до того, что об этом подумает Ричард Беннетт. Уверен, это недолго будет его волновать.

— Потому что ты по-прежнему намереваешься его убить?

— Я не успокоюсь, пока справедливость не восторжествует.

Она покачала головой.

— Дункан, тебе не стоит этого делать. Забудь о мести.

— Нет, это невозможно.

Она подошла к нему.

— Возможно, Дункан. Ты отказываешься это признать только потому, что не желаешь расставаться со своим гневом и ненавистью.

Он пересек галерею и замер перед камином, повернувшись к ней спиной. Она ожидала, что он что-то скажет. Ну хоть что-нибудь. Должен же он отреагировать на ее просьбу о помиловании!

— Ты хочешь разоружить меня, девушка. Ты хочешь умерить мою ярость.

— Да, это так. Неужели тебе не хочется жить в мире с собой и без гнева в душе?

Он молчал. Ей отчаянно хотелось увидеть его лицо.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — наконец произнес он. — Все, что я знаю, так это то, что ты затронула мою душу, чего не удавалось еще ни одной женщине. Когда я проснулся сегодня утром и обнаружил, что ты исчезла, я представил себе, как ты спешишь в объятия этой свиньи. Что я могу сказать, девушка? Это привело меня в ярость. Я тебя хочу. Я настолько сильно тебя хочу, что готов на все, лишь бы ты осталась со мной, а не вернулась к нему.

— Ты готов на все? — уточнила она. — Ты даже способен отречься от мыслей о мести?

Наконец Дункан обернулся и мрачно посмотрел на нее. Двигаясь медленно, как во сне, она приблизилась к нему.

— Я верю в то, что ты способен на сострадание, Дункан. Я видела это в тебе. Я ощущала это в твоих прикосновениях. Ты не лишил меня девственности, когда у тебя была такая возможность. Тот мужчина, который прошлой ночью держал меня в объятиях, был добрым, ласковым и… — На мгновение она замолчала, а затем заговорила о другом: — Я никогда не смогу выйти замуж за Мясника. Я не смогу стать частью его мира. Я не смогу закрывать глаза на смерть и убийства, не смогу по-настоящему полюбить тебя, если ты продолжишь идти по пути кровопролития.

Его лицо все еще было гневным, но все-таки он был готов ее выслушать.

— Ты предъявляешь мне ультиматум? — поинтересовался он. — Ты хочешь сказать мне, что не станешь моей женой, если я не сложу оружие?

Амелия заколебалась, внезапно усомнившись в том, что, собственно, хочет сказать: она была на грани чего-то отличного от ее недавних желаний. Неужели она и в самом деле только что выдвинула условия своего вступления в брак с этим человеком? Или она просто пытается выиграть время в надежде предпринять новую попытку побега? У нее было слишком мало времени, чтобы всерьез все обдумать. Он никогда не перестанет быть Мясником. Эту часть его жизни стереть невозможно — он всегда будет жить в тени убитых им людей. На его сердце всегда будут отметины от отнятых им жизней…

— Ты мог бы согласиться поручить восстановление справедливости суду. Пусть судьи определят Ричарду наказание, если они найдут его виновным, — предложила она.

Он презрительно фыркнул.

— Ты пытаешься сказать, что согласна пожертвовать свое тело и душу мне, грешнику, обреченному гореть в геенне огненной, только ради того, чтобы спасти этот кусок дерьма от лезвия моей секиры?

«Помилуй меня, Господи!» — мысленно взмолилась Амелия.

Она кивнула.

Но в самом ли деле она собиралась стать его женой?

Он сощурил глаза.

— Я не стану лгать тебе, девушка. Если я дам тебе такое обещание, я его сдержу. Для меня это будет делом чести, и я не убью Ричарда Беннетта. Но этот брак будет настоящим. Ты будешь спать в моей постели и родишь мне детей. — Он подошел ближе. — Но я тоже возьму с тебя обещание. У меня есть ответственность перед моим кланом и людьми, которые последовали за мной как за предводителем мятежа. Я должен обеспечить им безопасность и защиту. Я должен быть уверен, что ты их не выдашь.

Она настороженно смотрела на него.

— Ты настаиваешь на том, чтобы в обмен на твою клятву сохранить Ричарду жизнь и позволить суду решать его судьбу я должна сохранить твои тайны?

— Да.

Он стоял, уперев руки в боки, и пристально смотрел на нее.

— Что скажет Ангус? — дерзко поинтересовалась она, зная, что этот вопрос выведет Дункана из равновесия. — Он этого не одобрит, и тебе придется защитить меня от него.

— Я это сделаю.

Амелии стало трудно дышать. Когда она так и не смогла дать ему ответ, он взял ее за подбородок, приподнимая лицо вверх, и посмотрел ей в глаза.

— Вот что я еще хотел бы знать, девушка: как я узнаю, что тебе можно доверять?