— Эллиотт Макдональд.

Дункан помолчал, давая Эллиотту возможность успокоиться. Он терпеливо ждал, пока мальчик вытрет слезы и перестанет плакать.

— Твой отец направляется на рынок? — спросил Дункан.

— Угу.

— Что ж, я знаю путь, которым пользуются погонщики. Это недалеко отсюда. Мы может отвезти тебя к нему.

Амелия осторожно подошла к мальчику, и на этот раз Дункан ее не остановил.

— Эллиотт, ты в порядке? — Она наклонилась вперед, опершись ладонями на колени. — Может, ты ранен или голоден?

Эллиотт неуверенно посмотрел на Дункана.

— Все в порядке, парень, — подбодрил его Мясник. — Хотя она и англичанка, но она друг.

— Она так смешно разговаривает.

— Это точно.

Амелия почувствовала, что обстановка окончательно разрядилась, и улыбнулась.

— Да, в этой части мира всем кажется, что я разговариваю странно, но можешь меня не бояться.

Мальчик разглядывал их обоих, испытующе переводя взгляд с Амелии на Дункана и обратно. Наконец он сунул нож в ботинок.

Мясник выпрямился.

— У меня в седельной сумке есть сахарное печенье.

Он кивнул в сторону своего коня. К счастью, животное, испуганное пролетевшим мимо его головы копьем, успокоилось и вернулось. Тернер стоял возле дерева, из коры которого по-прежнему торчало копье.

Амелия подобрала юбки и по толстому ковру из мха начала пробираться сквозь подлесок. Подхватив болтающиеся поводья, она привела коня к месту, где ожидали Дункан и Эллиотт. Они расположились на поваленном дереве, и Амелия подала им галеты, которые извлекла из кожаной сумки. Печенье испекла для них Бет.

— Угощайся, Эллиотт. — Она протянула мальчику галету.

Тот в мгновение ока проглотил галету, после чего отрыгнул и вытер рот рукавом.

— Прошу прощения, — пробормотал он. — Я не ел со вчерашнего дня.

Она подала ему еще одно печенье, которое исчезло с такой же скоростью.

— Ты, парень, растешь, — заметил Дункан. — Нет ничего удивительного в том, что ты глотаешь галеты не жуя.

Амелия смотрела, как Дункан ерошит белокурую шевелюру Эллиотта, и думала о том, как повел бы себя мальчуган, если бы узнал, что сидит рядом с легендарным Мясником Нагорий. Возможно, Эллиотт в ужасе вскочил бы и убежал, во весь голос призывая на помощь отца. Или он пришел бы в восторг?

Она сравнивала нынешнее поведение Дункана с тем, как он держался в ночь ее похищения в форте. Все было странно и непостижимо. Где был настоящий Дункан? В данный момент девушка его совершенно не боялась. Не испытывала она и гнева. Более того, она восхищалась тем, как он разговаривает с мальчиком.

— Расскажи мне об этом волке, которого ты выслеживаешь, — тем временем расспрашивал Дункан Эллиотта. — Как он выглядит?

— Это она, — уточнил Эллиотт. — У нее белые отметины. Их даже больше, чем серой шерсти, и поэтому ее трудно заметить: она сливается со стадом.

— Умная волчица, — заметил Дункан. — Твой отец знает о том, что ты заблудился? Ты ему сказал, что пошел охотиться на белую волчицу?

— Сказал. Сначала он не хотел меня отпускать, но я пообещал, что вернусь с ее зубами в спорране.

— Ты ее сегодня видел?

— Нет. В этом-то и проблема. Я заблудился, а она, наверное, сейчас пожирает овец моего отца. Я за ними не присматриваю, и папа, наверное, ужасно зол.

— Похоже, тебе нужно поскорее вернуться к своему стаду. — Дункан встал. — Помоги леди сесть в седло и садись на лошадь вместе с ней. Мы отыщем твоего отца.

Мальчик встал и направился к лошади, но вдруг остановился и обернулся к Дункану.

— Я должен поблагодарить вас, мистер. Вы не скажете мне, как вас зовут?

— Дункан.

— Вы из Макдональдов?

Дункан покосился на Амелию и ответил не сразу.

— Нет, парень, я не из Макдональдов. Но я друг.

Мальчик понимающе улыбнулся.

— Вы не хотите мне говорить, верно? Вы скрываетесь от властей?

Дункан усмехнулся.

— Что-то в этом роде.

Вообще-то, именно так все и было. За голову Мясника уже была обещана не одна награда.

— Вы, случайно, не Мясник? — вопросительно вздернув брови, неожиданно спросил мальчик.

Дункан снова покосился на Амелию и спокойно ответил:

— Нет, Эллиотт.

— Очень жаль, — вздохнул мальчуган, — потому что когда-нибудь я обязательно вступлю в банду мятежников Мясника.

Дункан лишь пожал плечами и широко развел руками, как будто извиняясь за то, что вынужден его разочаровать.

— Ну и ладно, — произнес Эллиотт, снова оборачиваясь к лошади, — я все равно никому не расскажу о том, что вас встретил. — Он выдернул копье из дерева. — И я рад, что промахнулся.

Он с бодрым видом подождал, пока Амелия соберет сумки, а когда она подошла к лошади, как настоящий джентльмен, предложил ей помощь.

Им потребовалось два часа, чтобы догнать пастуха и его стадо, которое передвигалось по плодородной зеленой долине.

Яркое августовское солнце освещало сотни белых пушистых овец, над высокими горными пиками плыли жемчужные облака. В небе парила хищная птица, перекликаясь со своим невидимым собратом, а вокруг стада суетились собаки, громким лаем подгоняя овец в сторону говорливой речки.

Изумрудная красота долины всколыхнула сердце Амелии и пробудила ее воображение. Она всей грудью вдыхала свежий запах земли и травы, влажным блеском сверкающей под ярким солнцем. Если бы она была художником, то непременно запечатлела бы этот пейзаж на холсте, чтобы он навеки остался в ее памяти. Учитывая все обстоятельства, эта мысль ей показалась странной. Тем не менее она разглядывала каждую подробность, твердо решив, что никогда не забудет того, что ей сейчас открылось, и свои чувства перед этим райским великолепием.

Эллиотт спрыгнул на землю и бросился бежать с криком:

— Па! Па!

Собаки лаем известили пастуха о появлении посторонних и помчались навстречу Эллиотту.

Пастух их тоже заметил и побежал.

Дункан, который все это время шел пешком, ведя лошадь за повод, остановился, глядя, как мужчина, упав на колени, обнимает сына.

Сцена воссоединения отца с сыном согрела сердце Амелии. Но к ее радости примешалась глубокая грусть: она вспомнила своего отца, будто заново оплакивая его потерю. Она отдала бы все за возможность побежать по этой шотландской долине, в конце которой ее ожидали бы любящие отцовские объятия…

От этой фантазии у нее в горле образовался ком, который она судорожно пыталась проглотить, с трудом удерживаясь от непрошеных слез. Они ей все равно ничем не помогли бы. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.

Погонщик обнял сына, затем поднял свой длинный посох и помахал им. Дункан снова пошел вперед, лошадь тронулась за ним, и Амелия отбросила в сторону мысли о своем отце, переключив все свое внимание на Дункана. Она была совершенно искренне изумлена тем человеком, который неожиданно предстал перед ней: заботливый, общительный и обходительный — одним словом, Дункан оказался очень добрым и заслуживающим доверия. Любой захотел бы обратиться к нему за помощью в трудную минуту. На него можно было положиться.

Это был не страшный и грубый Мясник, несколько ночей назад казавшийся воплощением ее детских кошмаров и увлекший ее за собой во тьму. Между тем жестоким горцем и этим улыбающимся мужчиной не было ничего общего, что совершенно сбивало Амелию с толку.

— Добрый день! — еще издалека крикнул погонщик. Он был одет в килт, коричневый пиджак и берет, из которого торчало перо. — Эллиотт говорит, что он чуть не покалечил вас своим копьем!

— Нуда, — подтвердил Дункан. — Парень умеет обращаться с оружием. Нам повезло, что мы живы и беседуем с вами.

Пастух подошел к Дункану и тихо произнес, гляди ему в глаза:

— Я не знаю, как вас отблагодарить за то, что вы мне его вернули. В этом мальчонке вся моя жизнь. У него нет матери.

Дункан кивнул.

— Что ж, вы можете им гордиться, — произнес он. — Он очень смелый, в этом нет сомнений.

Погонщик обернулся и посмотрел на Эллиотта, который заливался смехом, бегая по зеленой траве с собаками.