Изменить стиль страницы
* * *

Год 1170-й примечателен не только важным поворотом в судьбах королевства Плантагенетов и юных принцев, которым суждено было унаследовать это королевство, но и трагедией, гулкие раскаты которой не умолкали на протяжении многих столетий. Речь идет о гибели Томаса Бекета, убитого в кафедральном соборе четырьмя баронами, приближенными короля Генриха II, 29 декабря, то есть сразу же после праздника Рождества.

Генрих Младший был потрясен этой смертью заметно сильнее, чем братья; он очень тяжело переживал жестокий удар, лишивший его столь дорогого и столь почитаемого человека, его первого учителя. Но Ричарда, быть может, душевные страдания терзали не меньше: в двенадцать лет вообще нелегко переносить подобные испытания, а ведь Ричард, судя по всей его жизни, отличался чрезвычайной чувствительностью. Поступок Генриха II, или, лучше сказать, его безрассудная выходка, оттолкнула от него детей, и это как раз в то время, когда Алиенора, воодушевляемая решимостью отомстить тому, кого она некогда так любила, мало-помалу разрушала все связи и обрывала все нити, соединявшие отца с сыновьями. Когда ко двору в Пуатье спешили поэты, когда по ее почину строители возводили собор Святого Петра и перестраивали герцогский дворец, и все это творилось без лишней огласки, среди многих прочих дел, которые вершились ею в тайне, вокруг Плантагенета, ее супруга, возникала пустота — и она уже предвкушала возмездие.

Тем временем под покровительством Алиеноры складывалась сеньориальная жизнь, та самая, что зовется жизнью куртуазной и рыцарственной. Юные принцы тянулись к ней в Пуатье или в другие замки в Аквитании; они состязались в верховой езде — что для всякого барона в те времена было второй натурой — упражнялись во владении копьем и мечом и еще чаще охотились на изобиловавших дичью землях Пуату и Лимузена. Притом они неотлучно пребывали под надзором бдительных и уже преданных глаз Гийома ле Марешаля, само существование которого отныне будет неотделимо от английской короны.

Что же до куртуазной жизни, то юные принцы должны были вполне удовлетворяться тем, что предлагал двор в Пуатье. Общепризнанно, что именно там куртуазная эпоха, становление которой пришлось на первые годы супружеской жизни Алиеноры и Генриха Плантагенета, достигла своей вершины. Достаточно знать истинные даты пребывания при этом дворе прославленных поэтов того времени, о чем сообщают или они сами — например, Бенуа де Сен-Мор, — или знатные дамы и их двор — как, например, изысканная Мария Шампанская, старшая дочь Алиеноры, которая, кстати, была увезена Кретьеном де Труа, считавшимся «ее» поэтом. И вся эта жизнь, запечатленная в прославленном «Трактате о любви» Андрея Капеллана и вихрившаяся во всех стихах, во всей поэзии того времени французской, нормандской, англо-нормандской, пропитывала воздух, которым дышал Ричард Львиное Сердце, более восприимчивый, чем братья, ко всему, что могло стать музыкой и поэзией.

Как будто бы затем, чтобы ознаменовать свой реванш за рождественские праздники 1170 года, столь трагично прерванные вестью об убийстве Бекета, Алиенора, пребывавшая в своих личных владениях на юге Аквитании, пригласила своих южных вассалов отпраздновать вместе с ее сыном и с ней Рождество 1171 года. Графу Пуату было четырнадцать лет, возраст для большинства самый мальчишеский, а он уже надлежащим образом приобрел права на удел, предназначенный ему во владение, совершив тем самым первые шаги во взрослую жизнь, жизнь мужчины и сиятельного представителя славного и блистательного рода Плантагенетов.

Глава вторая

РЫЦАРЬ И ТРУБАДУР

На стены дамы поднялись
И с любопытством смотрят вниз:
Нельзя ль в затейливой толпе
Дружочка приглядеть себе?
На выбор яркие таланты:
Певцы, жонглеры, музыканты:
Прекрасны древние напевы,
А эту песнь для милой девы
Певец придумал лишь вчера, —
Знать, деву отыскать пора,
Чтоб серенада не пропала…
Ведь музыки другой не мало:
И лэ[13] на вечер, и лэ в нотах,
Ночные лэ, и лэ на ротах[14],
И лэ под арфу, и фрестели[15],
Тимпаны, лиры и свирели,
Симфонии, псалтирионы,
Бренчанье колокольцев, стоны
Рожков и однострунок трели…
Все веселились, как умели:
Кто декламировал поэму,
Кто задавал беседе тему,
Хоть были и другие гости:
Тем карты подавай, иль кости,
Азарт игры над ними властен.
Что им хитросплетенья басен?
Что музыка?
Что складный стих?
Одно интересует их:
Кому Фортуна улыбнется?
А кто ни с чем домой вернется?…[16]

Можно не сомневаться, что это описание двора короля Артура достаточно верно изображает и двор в Пуатье. Стихи принадлежат мэтру Васу, канонику Байё, который тогда же, в 1169–1170 годах, сочинял поэму «О деяниях нормандцев» (La Geste des Normands). Первое же свое произведение — то самое, из которого заимствовано вышеприведенное описание, — он посвятил королеве Алиеноре: это был «Роман о Бруте», стихотворное переложение писаний гениального Гальфрида Монмаутского, повествовавшего о легендарном короле Артуре и окружавшем его мифическом дворе[17]; персонажам Гальфрида суждено было войти и в историю, и в роман. Вас, стремясь как можно точнее, пусть на ином языке и стихами, пересказать роман Гальфрида, все же не упускает случая обыграть знакомые подробности современной ему куртуазной жизни — ведь он своими глазами наблюдал то, что поощряла в своем окружении королева. Словом, Вас был родоначальником того стиля придворной жизни, который обозначается термином «куртуазность». Впервые этот стиль был описан в том самом произведении, в котором также впервые появился и пресловутый «круглый стол», занявший столь заметное место в романтической волне XII века. О короле Артуре сообщается, что он

…держался вовсе не спесиво,
Но, разумеется, не льстиво…
Со всяким был любезен он:
Лорранец[18] иль бургундион[19],
Француз, бретонец иль шотландец,
Норманн, анжуец иль фламандец,
Иль витязь из иной страны,
Все были для него равны.
Всяк при дворе был привечаем
И за усердье отмечаем:
И одеянья, и доспехи
Имел в награду за успехи.
Но паче драгоценных риз
Стяжаются монархов близ
Не только почести и званья,
Но и различные познанья:
Благоразумное уменье
Снискать к себе благоволенье,
Небесполезное по службе,
И многоискушенность в дружбе,
И та манер благообразность,
Что ведома как куртуазность, —
Чем, боле злата и пурпура,
Блистал двор короля Артура.
И сим блистанием влекомы
Родные покидали домы
Искатели наград и славы,
Дабы, отцов оставив нравы.
Усвоить вежества приметы
И присягнуть на многи леты
Артуру и его баронам,
Имея во служенье оном
Дары богатые, и радость,
Веселие и жизни сладость.
вернуться

13

Лэ — средневековый стихотворный жанр, краткая пьеса в стихах для пения или декламации. (Прим. пер.)

вернуться

14

Рота — кельтская арфа о пяти струнах.

вернуться

15

Фрестели — старинное название флейты Пана. (Прим. авт.)

вернуться

16

Цитируется по: Беццола [Bezzola], ч. 3,1, pp. 160–162.

вернуться

17

Гальфрид (Джеффри, Готфрид Монмаутский) (1100? — 1154) на основе кельтских сказаний составил «Историю британских королей», мифическим прародителем которых был предок Артура Брут (Роберт) Джерсийский (1100? — после 1171 или 1120–1183) — англо-нормандский поэт. (Прим. пер.)

вернуться

18

Житель Лотарингии. (Прим. пер.)

вернуться

19

Бургундец. (Прим. пер.)