Сразу же после митинга в том же помещении начался второй конгресс Союза коммунистов.

Горячие споры об уставе и программе длились более десяти дней. В завершение дебатов Марксу и Энгельсу поручено было изложить принципы коммунизма в форме манифеста.

Первоначальные названия его — «Исповедание веры» и «Катехизис» — были отброшены. Энгельс предложил назвать важнейший документ «Манифестом Коммунистической партии», Карл поддержал его.

Перед тем как отправиться в Брюссель, два друга побывали в Манчестере. Пока Фридрих выполнял поручения отца, Маркс проводил многие часы в библиотеке.

Он и на этот раз перечитал множество книг, просмотрел и «Политическую справедливость» Годвина, под влиянием которой сложились взгляды Оуэна. Очень образованный, дерзко мыслящий, Годвин большую часть жизни был обречен идти одиночкой, своим особым путем.

«Бытие определяет сознание и формирует человеческий характер», — писал в своей нашумевшей книге ученик Гольбаха и Локка. «Добродетель и грех — не следствие врожденных свойств, а следствие обстоятельств…»; «Инстинкты и наследственность едва ли существуют и уж, во всяком случае, не играют решающей роли в формировании человека…»; «Beщи должны принадлежать тем, в чьих руках они наиболее продуктивны…»

Эти замечательные мысли Годвина нравились Марксу.

Маркс пытливо присматривался к быту и нравам англичан.

Англия — колыбель предельного, крайне суженного бытового индивидуализма. Поблекшее, воинственное слово «независимость» воспринято гражданами ее величества как возможность не знать своего соседа. Мистер Браун гордится тем, что после сорока лет жизни стена к стене, коттедж к коттеджу не знаком с мистером Смитом.

Маркс и Энгельс были люди веселые, приветливые, простые в обращении с окружающими. Перед ними открывались даже самые замкнутые души. Их приглашали в самые чопорные дома мелких буржуа. Им говорили:

— Мы, хвала небу, не нуждались в соседских услугах, будучи людьми достаточно обеспеченными для независимости. В наших домах есть все, чтобы не одалживаться и не мешать друг другу.

Гораздо чаще, чем у буржуа, Карл и Фридрих бывали на окраинах Манчестера и Лондона в жилищах рабочих. Здесь они увидели много горя я неописуемую нищету. И все же здесь дышалось легче и люди не прятались друг от друга, как трусливые улитки.

Однако не быт англичан, а главным образом экономика передовой промышленной и колониальной страны, глубокие классовые противоречия и поднимающееся рабочее движение привлекали внимание Маркса. Но пребывание в Англии и на этот раз было очень недолгим. Вскоре Маркс возвратился в Брюссель, а Фридрих направился в столицу Франции.

Энгельс пробыл в Париже месяц. Во всех слоях населения страны росло недовольство. Заводчиков и фабрикантов стиснули со всех сторон банкиры, опиравшиеся на короля и его правительство. Народ изнемогал от нищенской зарплаты при 12–14-часовом рабочем дне. Всесильный любимец короля Гизо стал ненавистен очень многим. Но он был убежден, что с помощью оружия удержит Францию в повиновении королю, забыв слова ловчайшего из политиков — Талейрана, что штыками можно добиться всего, но сидеть на них нельзя.

Многие вечера в зиму 1847 года Фридрих провел на собраниях рабочих и ремесленников. Он рассказывал о том, что происходило на Лондонском конгрессе; иногда ему приходилось жестоко спорить с противниками коммунизма.

Как по шелесту листьев в кроне деревьев опытный лесничий определяет приближение бури, Энгельс предвидел по многим приметам в политическом жизни и экономике, что близок новый подъем революционного движения.

Встретить новый, 1848 год Энгельс решил на банкете немецких революционных эмигрантов в Париже. Банкеты тогда вошли в моду во всех слоях общества.

Революционная пропаганда Энгельса давно уже беспокоила французские власти. В конце января он получил предписание под угрозой выдачи его Пруссии в течение суток покинуть Париж. Поздней ночью полиция ворвалась к нему на квартиру и потребовала немедленного выезда из страны. Одновременно были арестованы многие немецкие рабочие-эмигранты. Всем им предъявили обвинение в пропаганде коммунизма. 31 января Фридрих приехал в Брюссель.

Тем временем Маркс заканчивал «Манифест Коммунистической партии», работал вдохновенно и самозабвенно. Каждое положение этого документа было выношено им давно. Но он отчеканил заново многие мысли.

Среди заметок о заработной плате в тетрадке, помеченной декабрем 1847 года, которой он пользовался как конспектом при чтении популярных лекций, у Маркса было записано:

«…все так называемые высшие роды труда — умственный, художественный и т. д. — превратились в предметы торговли и лишились, таким образом, своего прежнего ореола. Каким огромным прогрессом явилось то, что все функции священников, врачей, юристов и т. д., следовательно, религия, юриспруденция и т. д., стали определяться лишь преимущественно по их коммерческой стоимости!»

Это чудесное сырье дум и выводов превратилось в чеканную фразу «Манифеста». Маркс писал о современной буржуазной власти, что «…врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников».

Карл работал медленно, без конца переделывая фразы и отбрасывая то, что казалось ему излишним. Каждую мысль, слово он подолгу отбирал, испытывал и шлифовал, как самый терпеливый и придирчивый из гранильщиков драгоценных камней. Он создавал непревзойденный по образности, точности и яркости документ, как произведение искусства, из одного целого.

Женни снова и снова переписывала его рукопись и то дивилась, то принималась роптать:

— Сколько же раз можно заново оттачивать, уточнять смысл, заменять то или иное слово? Когда же ты будешь, наконец, доволен сделанным? Я переписываю весь текст уже третий раз, а отдельные страницы — без счета.

Время шло. В Лондоне, в Союзе коммунистов начали уже сомневаться, выполнят ли Маркс и Энгельс свое обещание.

И, наконец, настал незабываемый час, когда Женни кончила переписывать рукопись. Первые слова ее звучали как вдохновенная поэтическая строфа:

«Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма, — произнесла Женни вслух первые слова «Манифеста». — Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские».

«Манифест Коммунистической партии», законченный в последние дни января 1848 года, был направлен в рукописи в Лондон, в распоряжение Центрального комитета Союза коммунистов.

Недавний знакомый Маркса и Энгельса портной Фридрих Лесснер, деятельный коммунист, по прибытии рукописи тотчас же отнес ее в одну из лондонских типографий.

«Манифест Коммунистической партии» вышел из печати в конце февраля 1848 года. В книге было 23 страницы. Имена авторов — Маркса и Энгельса — в этом издании не были указаны.

Обложка первого издания «Манифеста Коммунистической партии».

«Манифест» явился первым программным документом марксизма. В нем в сжатой и яркой форме изложены основные идеи научного коммунизма, открыто провозглашены конечные цели борьбы пролетариата. С гениальной ясностью, вдохновенным, звучащим, как стихи, словом Маркс и Энгельс обрисовали в этом произведении новое миросозерцание, последовательный материализм, охватывающий также и область социальной жизни; диалектику, как наиболее всестороннее и глубокое учение о развитии; теорию классовой борьбы и историческую революционную роль пролетариата.

В первой главе «Манифеста», озаглавленной «Буржуа и пролетарии», рассказывается о сути капиталистического способа производства, эксплуатации, обнажены язвы и непримиримые противоречия капитализма, научно обоснована неизбежность его гибели, указан путь к новому общественному строю — социализму. Маркс и Энгельс писали, что вся история общества, за исключением первобытно-общинного строя, была историей борьбы классов. Буржуазное общество расколото на два враждебных друг другу основных класса — буржуазию и пролетариат.