6. Год в Париже

Ехали Плехановы в общем вагоне, по самым дешевым билетам. Ехали почти без всяких средств, без твердой надежды получить работу. Но молодость, энтузиазм, стремление побольше узнать помогали преодолевать тревогу за будущее. К тому же они везли рекомендательное письмо к брату Дикштейна, который имел в Париже какую-то контору.

И вот наконец поезд прибыл на Лионский вокзал.

Надо было переждать два-три часа, прежде чем идти в гостиницу, где для Плехановых снял комнату их знакомый. Они отправились на расположенный неподалеку Центральный рынок. Рынок вот-вот должен был открыться — со всех сторон съезжались телеги, фургоны, повозки, шум стоял оглушительный.

— Жорж, мне кажется, что я все это вижу не впервые. Так хорошо Золя описал этот рынок, что даже запахи я представляла себе ясно, а теперь убедилась, что все именно так.

— А сколько людей живет в Париже, если ежедневно он поглощает эту гору продуктов? Наверно, этим можно было бы прокормить Петербург и Москву, вместе взятые. Впрочем, многие наши помещики, живущие в городах, получают значительную часть провизии непосредственно из своих поместий; наши рынки снабжают не всех и не целиком, поэтому они куда скромнее.

Утолив голод в маленьком кафе на рынке, которое работало круглосуточно, наши путешественники отправились искать свою гостиницу. Она была расположена на бульваре Сен-Мишель, а из комнатки на шестом этаже открывался великолепный вид на Париж.

— Я так мечтала побывать в Париже, — говорила Розалия Марковна. — Недаром зовут его город-светоч. Он — центр мировой культуры.

Георгий Валентинович, который обыкновенно слегка подтрунивал над восторженностью жены, на этот раз был в таком же приподнятом настроении.

— Это город четырех революций, город Парижской коммуны. Каждый камень здесь — это летопись героической борьбы французского народа за права человека. Нам надо каждый час провести с пользой, ведь мы приехали сюда не развлекаться, а работать, работать…

В этот же день отправились к Петру Лавровичу Лаврову. Плеханов видел его полгода назад — в феврале он приезжал в Париж, чтобы хлопотать за русского эмигранта Льва Гартмана, участвовавшего в покушении на царя. русское правительство требовало выдачи Гартмана, что не только привело бы к гибели революционера, но и послужило бы прецедентом и фактически лишило бы русских и других революционеров права политического убежища, которое до сих пор предоставлялось им в буржуазно-демократических странах Европы. Тогда Плеханов вместе с Лавровым посетил Клемансо, Рошфора, Пиа, Гамбетту. Кампания, поднятая демократической печатью Франции и других стран, спасла Гартмана — ему разрешили переехать в Англию.

Петр Лаврович встретил Плеханова и его жену как близких людей. В этот вечер по просьбе Георгия Валентиновича он рассказывал о встречах с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, о семье Маркса, показывал их письма. С болью говорил Лавров о болезни Маркса и его жены Женни.

Не все понимал и принимал Лавров в теории марксизма, недаром Фридрих Энгельс называл его «эклектиком»[8] и критиковал за народническую теорию «героев и толпы», за непонимание экономических закономерностей развития человечества. И сейчас Петр Лаврович пытался убедить Плеханова, что необходимо поддержать «Народную волю», которая, несмотря на все свои ошибки, выбрала единственно возможную для России тактику борьбы с самодержавием.

Плеханов не соглашался с ним, но в отличие от всегдашней манеры спорить пытался говорить мягко, а потом совсем замолчал, убедившись, что гостеприимный хозяин не понимает его доводов и не занимает верной позиции в тактике российских революционеров. Но зато Лавров неплохо знал французское социалистическое движение.

— Вы приехали в самое интересное время. Как вы знаете, в прошлом году создана Рабочая партия Франции. Сейчас вырабатывается программа партии. В Лондон ездил Жюль Гед, там он вместе с Лафаргом работал над программой.

— А Карл Маркс и его друг? Они одобрили эту программу?

— Гед говорит, что они принимали самое непосредственное участие, более того — теоретическую часть писал сам Маркс. А теперь перед съездом партии проходят собрания, на которых Гед, Лабускьер и другие выступают с разъяснениями. К сожалению, Поль Лафарг еще не может вернуться во Францию. Что там делается на этих собраниях! Бруссисты и поссибилисты — с разных позиций, но весьма согласованно — нападают на марксистов. Я уж не говорю о радикалах. Дело доходит до драк.

Плеханов слушал с горящими глазами. Ушли поздно, наметив программу посещений собраний и чтения книг. Лавров обещал дать поручительство за Плеханова, чтобы тот мог записаться в Библиотеку св. Женевьевы, где хорошо была представлена философская и экономическая литература новейших направлений.

В бакунистские круги Плеханова ввел бывший полковник Соколов, который был известен как автор романа «Отщепенцы». Соколов был добрейший человек, он много помогал Плехановым на первых порах. Но дружбы не получилось — он был запойным пьяницей, да и взгляды его уже казались Плеханову пройденным этапом. Нападки бакунистов на Маркса и его сторонников в Интернационале Плеханов поддержать не мог. А ведь каких-нибудь два года тому назад он считал себя бакунистом. Как далеко он ушел за это время от своих прежних единомышленников!

Год, проведенный Плехановым в Париже, был заполнен интенсивной работой. С утра он шел в библиотеку или на лекции в Сорбонну. Как и в Женеве, Плеханов слушал в Париже лекции знаменитых профессоров не только по гуманитарным наукам, но и по физике, химии, геологии. Вечером он один или со своими спутницами — Розалией Марковной и приехавшей в Париж Теофилией Васильевной Полляк — шел на рабочие собрания. Он с большим вниманием слушал выступления Геда. Гед был хорошим оратором, хотя и не во французском стиле: он мало жестикулировал, говорил ровным голосок, без пафоса. Но содержание его докладов, в которых он защищал программу Рабочей партии, принятую в ноябре на Гаврском съезде, вызывало неизменный интерес у слушателей. Плеханову очень хотелось познакомиться с Жюлем Гедом, но это было не так просто. Помог случай.

Однажды знакомая француженка сказала Розалии Марковне, что жена Геда — Мария — серьезно больна и что она, эмигрантка из России, хотела бы лечиться у русского врача-женщины. Ей сообщили, что в Париже живет доктор Плеханова, и обещали к ней обратиться. Розалия Марковна училась три года на медицинских курсах, имела врачебный опыт. Она с радостью согласилась посетить мадам Гед, надеясь познакомиться и с ее мужем.

На следующий день рано утром она отправилась по указанному адресу, поднялась по темной лестнице на пятый этаж. Открыл ей сам Гед, узнав о причине ее прихода, проводил до комнаты жены и сразу же ушел. Так повторялось каждый раз, когда Розалия Марковна навещала свою пациентку. Мадам Гед поправилась, а знакомство с ее мужем не состоялось. Мадам Гед извинилась за нелюбезность мужа, объяснив, что он днем занят в редакции социалистической газеты «Egalité», выступает на рабочих собраниях, а ночью для заработка правит корректуру для одной буржуазной газеты. Поэтому он очень устает и может позволить себе отдохнуть только утром, как раз тогда, когда ему приходится вставать и открывать дверь доктору Плехановой. Розалия Марковна была очень огорчена, что своими слишком ранними визитами мешала отдыхать этому политическому деятелю.

Новый, 1881 год Плехановы должны были встречать у Лаврова. Нарядов не было, но отгладили и почистили свои старые платья и костюмы и в десять часов собрались уже выходить. Вдруг раздается стук в дверь, и на пороге появляется Жюль Гед. Он пришел поблагодарить Розалию Марковну за лечение своей жены. Плеханов сказал, что он был на многих его докладах. Постепенно разговорились. Гость, который пришел с визитом вежливости на полчаса, просидел у Плехановых всю новогоднюю ночь. Праздничного стола не было, пили один чай, но зато разговоры для всех присутствующих представляли огромный интерес. Обсуждали перспективы развития революционного движения во Франции и России, теоретические проблемы, встающие перед социалистами в связи с ростом рабочего движения. Плеханов жадно расспрашивал Геда о встречах с Марксом и Энгельсом. Он не пропускал ни одного человека, который их знал. Ему дорога была каждая деталь, касающаяся их взглядов, привычек, семьи. А Гед совсем недавно запросто бывал в Лондоне в доме Маркса на Мейтленд-парк-роуд.