Не прошло и недели после приезда Мануэля в санаторий, как он встретил здесь леди, вполне соответствующую его вкусам. Впервые испанец увидел Талию там же, у бассейна. Ее точеные ягодицы с изящным отверстием между ними являли непреодолимо соблазнительное зрелище, как и мясистый сэндвич ее половых губ, когда она лежала на боку, подтянув колени к вишневым соскам. Мануэль явственно видел глубокую алую щель ее влагалища, плачущую медовыми слезами, и с трудом поборол желание слизать их с пушистых подушечек, а затем всадить внутрь свой пенис. Однако этого не позволяли обстоятельства, если учесть количество других гостий, расположившихся поблизости. Хотя лично он не возражал против присутствия аудитории — испанец очень гордился своим пенисом, не упуская возможности продемонстрировать его очередной даме, которая, едва взглянув на массивный орган, тут же сдавалась на милость победителя.

К тому моменту, как ее заприметил начальник охраны, Талия провела в санатории «Элизиум» уже две недели. Изнывая от неутоленной страсти, воспламененной бесчувственным Паоло, погасить которую не могли даже пресловутые сеансы массажа, девушка, как и предполагал Мануэль, не отвергла его ухаживаний. С самой первой встречи Талия была настроена весьма благосклонно, с неистовым пылом отдаваясь испанцу в самых немыслимых позах. Он даже рискнул взять ее у бассейна, когда никого не было поблизости, заставив оседлать шезлонг, дабы в процессе он мог любоваться тем, что находилось меж раздвинутых ягодиц. В этой позе край ануса женщины растянулся до такой степени, что, казалось, можно было просунуть внутрь кулак. Угроза появления у бассейна новой партии гостий лишь усиливала возбуждение Мануэля, которому в глубине души даже хотелось, чтобы их застали на месте «преступления». Возможно, ему удастся опробовать в действии свой пенис еще на одной леди или даже представится шанс осуществить свою заветную мечту — обладать двумя женщинами сразу.

А пока Мануэль развлекался с Талией. Перспектива их отношений была слишком недолга, чтобы его тяготила мысль о пресыщении обществом девушки. Эта изящная, стройная брюнетка имела множество достоинств, способных заинтересовать начальника охраны. Всякий раз, когда он брал ее сзади, ему не нужно было раздвигать ее ягодицы, чтобы любоваться своим пенисом, скользящим в ее спелой щели, и это придавало их встречам особое очарование. Во время сношения ему был отчетливо виден каждый штрих женских гениталий — как и оку скрытой камеры Томаса Бронски. Не любивший излишней таинственности, Мануэль предпочитал действовать открыто. Будь его воля, он заставил бы всех дамочек обриться от лобка до самого копчика.

Под обжигающими лучами полуденного солнца Мануэль орудовал своим пенисом во влагалище Талии, и зной вливал в его жилы кипучую энергию, высвобождая пряные ароматы тела партнерши. Под его агрессивным натиском Талия терлась клитором о теплые пластмассовые планки шезлонга, периодически застревая между ними. Но вместо того чтобы освободиться, девушка протягивала руку под шезлонг и просовывала нежный отросток в узкую щелочку. Затем, крепко зажав его большим и указательным пальцами, чтобы он не выскальзывал, она сжимала твердые планки, до боли сдавливая зажатую в пластмассовых тисках чувствительную плоть. С каждым движением испанца ее клитор старался вырваться из тугого капкана, растягиваясь и деформируясь до тех пор, пока она не достигала желаемого результата, и только тогда маленький пленник наконец обретал свободу.

Исключительная эластичность клитора Талии делала ее любимой пациенткой доктора Бронски, который тратил не один час на сложные манипуляции, после которых мясистый бугорок даже отдаленно не напоминал свою изначальную форму. За всю свою врачебную практику Бронски никогда не наблюдал ничего подобного. Клитор девушки имел консистенцию жевательной резинки. Чем дольше доктор над ним работал, тем мягче и податливей он становился. Поистине, столь уникальный феномен был достоин описания в учебниках анатомии.

Благодаря уникальной форме ягодиц Талии во время соития Мануэль имел возможность наблюдать это забавное шоу — как рука партнерши безжалостно дергает и теребит покрасневший резиновый язычок. Были в этом и другие преимущества: поскольку ему не приходилось раздвигать упругие половинки ягодиц, руки его были свободны для других целей, и он мог вставлять пальцы в зияющее жерло ее ануса, которое, благодаря умениям массажиста, было подготовлено для любых форм вторжения извне. Не имея особой склонности к анальному сексу, начальник охраны тем не менее из любопытства не мог не опробовать этот вид коитуса. Он всегда воздавал должное заслугам Андре, плодами деятельности которого пользовался, без усилий вводя свой пенис в распечатанный канал девушки. В глазах Мануэля это придавало анусу Талии особый шарм. Сколько он себя помнил, его всегда влекло к необычным атрибутам женского тела — хотя Талия была только одной из множества щедро одаренных природой женщин, побывавших в санатории «Элизиум».

Учитывая количество молодых красивых девушек, с которыми Мануэлю приходилось общаться по долгу службы, каждый день казался ему великим праздником, ибо вокруг было столько вместилищ для его органа и столько лакомств, которые ему еще предстояло попробовать. Однако, несмотря на полноценный физический контакт с гостеприимным отверстием Талии, более всего испанцу доставляли удовольствие «платонические» отношения с гениталиями: он любил смотреть на них, вдыхать их ароматы, прикасаться к ним. Он пребывал в постоянном поиске вульвы с пышными половыми губами и — если повезет — с большим развитым клитором. Благодаря стараниям доктора Бронски, который выбирал пациенток, исходя из собственных специфических предпочтений, Мануэль без труда находил то, что искал. Однако он даже не мечтал увидеть орган столь благородных пропорций, как знаменитый клитор Карлы, и каждый раз, глядя на нее, он понимал, что должен обладать ею любой ценой.

Начальник охраны едва успел укрыться в кустах, когда Карла вышла из бассейна. Ее розовая кожа лоснилась влажным блеском, в рыжем пушке лобка искрились и переливались, словно голубые бриллианты в медной оправе, капельки воды. С замиранием сердца Мануэль смотрел, как она идет к своему шезлонгу, двигаясь плавно и грациозно, будто морская фея, вышедшая из океанских глубин. Упругие холмики ее грудей колыхались в такт шагам, легкий ветерок теребил затвердевшие карамельные соски. Когда Карла проходила мимо, несколько дам повернули к ней головы и, кривя губы в язвительной усмешке, взглядом провожали сочный коричневатый бутон, выглядывавший из курчавых завитков, обрамлявших ее вульву. Однако в их глазах был лихорадочный блеск, чего вряд ли можно было ожидать от женщины, смотрящей на представительницу ее пола, — блеск, особенно заметный в обычно безмятежном взоре аквамариновых глаз юной леди, занимавшей соседний шезлонг.

Карла, смущаясь столь пристального внимания, накрыв белым полотенцем шезлонг, передвинула его ближе к кустам, подальше от взглядов загорающих особ, и легла, открыв свои прелести глазам Мануэля, который все это время наблюдал за ней из-за живой изгороди. Он не мог поверить своей удаче. Не случайно выбрав этот наблюдательный пункт, откуда открывался великолепный обзор, он не был разочарован и теперь. Когда солнечные лучи согрели и высушили покрывшуюся мурашками кожу девушки, из золотистого гнездышка вынырнул пухлый бугорок. В возбуждении Мануэль едва не выдал себя. Он задержал дыхание, чтобы унять нервную дрожь, и с замиранием сердца стал смотреть, как между раскрытых бедер задремавшей девушки из пламени медно-рыжих волосков восстает разбухающий клитор и вокруг него расправляются лощеные складки плоти, словно крылья птицы, собирающейся взлететь.

Такая женщина, как эта, подумалось Мануэлю, должна испытывать во время сношений оргазм за оргазмом, и ему уже не терпелось подтвердить свою теорию практикой. Однако в тот момент его призывало более неотложное дело. Он засунул дрожащую руку в шорты цвета хаки и достал из увлажнившихся штанов свой возбужденный орган. Как никогда не управляемый, он норовил вырваться из руки и, словно стрелка компаса, упрямо указывал на первопричину своего состояния — спелый сочный фрукт меж раздвинутых бедер Карлы. Разбухшая головка пениса побагровела, налитая кровью, и сияла, словно красный глаз семафора в тумане. Парой торопливых движений Мануэль усмирил разбушевавшийся пенис, обильно полив теплой пенистой жидкостью каменистую почву.