— И ничем это не объясняется с точки зрения здравого смысла, — сказал он.

Лихачеву нечего было ответить.

Новые скорости уже владели не только Америкой, но и Европой, и повсюду выдвигали не только технологические, но и сложные социальные проблемы.

Профессор заметил, что на АМО при сборке употребляются зубила, напильники, шаберы и молотки, тогда как для сборки следует употреблять только гаечные ключи.

— Я видел в вашем прессовом цехе, — сказал профессор, — как на одном гидравлическом прессе штамповали детали по одной штуке в минуту, тогда как при правильном использовании пресса можно штамповать по семь-десять деталей в одну минуту.

И Лихачеву вновь нечего было сказать.

А старик смотрел на Лихачева и, пока молодой переводчик переводил на русский язык его замечания, качал головой.

— Помещение рессорной очень плохое, — сказал профессор, — а умение работать, знание дела, высокая производительность труда таковы, что приходится только удивляться. Заведующий цехом, видимо, очень крупный специалист, а его рабочие прямо-таки артисты, хотя им приходится многое делать вручную. Когда они получат настоящие машины, они достигнут необычайно многого.

Эти слова взволновали Лихачева и даже вогнали его в краску. В сутолоке будней он часто забывал похвалить людей за их умение работать, несмотря на то, что само руководство заводом не умело до сих пор обеспечить их настоящим оборудованием и настоящей организацией Дела.

— Это вы совершенно правильно говорите!

А профессор, радуясь, что его понимают, продолжал:

— Ваш выпуск в настоящее время колеблется между. 2 и 2,4 грузовой машины в день. Спрашивается: зачем при таком выпуске лежат у вас в цеху, лично мною подсчитанные, 210 чугунных блоков и еще больше держателей тормозных колодок и других частей автомобиля?

— Передайте ему, — сказал Лихачев переводчику, — что у нас пока не поточное, а серийное производство. Иначе у нас и быть не может.

— Нет, может! — возразил профессор. — Все-таки может быть иначе. Больше чем недельный запас деталей вам вовсе не нужен.

Лихачев никак не ожидал, что немец так быстро и точно сориентируется. Этот человек из того чуждого мира понравился ему. Старик не был капиталистом. Он просто зарабатывал на жизнь. У него были стоптанные ботинки и старый пиджак с потертыми до глянца рукавами. И вот он сумел показать, каким сложным делом является организация управления современным производством.

3

10 мая 1928 года профессор по просьбе Лихачева и Семенова сделал обстоятельный доклад инженерам, младшему техническому персоналу и мастерам московских заводов.

Собрание состоялось в большом зале Автотреста. Зал был битком набит. Даже в дверях стояли люди.

— Милостивые государыни и государи! Вы спрашиваете, как правильно организовать производство? Слово «организовать» происходит от слова «организм». Организм — это форма жизни. Завод тоже организм, состоящий из большого числа отдельных частей. Организм будет только тогда постоянно правильно работать, когда будет установлен режим его жизни. У завода, как и у человека, есть отдельные органы. У человека есть глаза, чтобы видеть, уши — чтобы слышать, руки — чтобы осязать. То же самое и у завода есть лаборатории, цехи. Если у человека есть мозг, то у завода есть центр, в который поступает информация и откуда отдают приказы, что нужно сделать и каким образом сделать. Эти приказы должны быть мгновенно выполнены производством. Каждое производство покоится на трех китах: подготовка, исполнение и учет.

С тех пор как Лихачев переступил порог завода АМО, для него не было вопросов более важных и значительных, чем вопросы организации. «Осуществимость социализма определится именно нашими успехами в сочетании Советской власти и советской организации управления с новейшим прогрессом капитализма», — снова и снова вспоминал Лихачев «Очередные задачи Советской власти».[9]

Слушая профессора, верней, его переводчика, Лихачев говорил себе:

— Подготовка, исполнение и учет. Ну что ж… Все это было и на заводе АМО. Но как все это выглядело? Планы, спускаемые Автотрестом, не были увязаны с реальными возможностями завода, трудоемкость каждой машины высокая — более двух тысяч человеко-часов. Детали делают грубо, допуски не соблюдают, доводят при сборке шабером и напильником.

Профессор говорил об этом очень популярно и образно.

— Допустим, вы штампуете банки для какао, — говорил он. — Крышки для них закрываются воздухонепроницаемо и стоят всего пять пфеннигов. Есть ли смысл подгонять вручную эти крышки к байкам?.. Никакого смысла! Но у вас на заводе АМО работают часами, чтобы соединить взаимозаменяемые части. Да… Вы скажете, что делаете автомобили, а не банки… Ну и что же? Для того чтобы делать автомобили, вы тем более не должны ничего подгонять вручную. Это удорожает с каждой минутой вашу продукцию и уменьшает прибыль. Если следить за этой работой с часами в руках, то можно подсчитать, насколько удорожает… и насколько уменьшает.

«Уменьшает прибыль!» Вот что было самым важным для представителя капиталистического мира. «Эта азбучная истина», — говорил он. В его глазах это было азбукой… «азбукой капитализма», конечно.

«Выгодно или невыгодно? Есть прибыль или нет прибыли… Но мы исходим из других азбучных истин», — говорил себе Лихачев, вспоминая, что еще в сентябре 1917 года в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться?» Ленин писал: «Погибнуть или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей».[10]

Бот что было самым главным, самым важным для Ленина, а вовсе не личная выгода, — плоская идея буржуазных предпринимателей.

Освоение поточного производства в СССР еще и не начиналось, а Ильич уже видел цепь автоматов, которые обеспечивали выполнение всех операций — от установки рамы на конвейере до запуска мотора. И Левин рекомендовал изучать Тейлора с его принципами технологической непрерывности.

Больше того, он рекомендовал даже «учиться социализму у крупнейших организаторов капитализма, у трестов».[11] Наряду с этим Ленин был убежден, что в социалистическом государстве любое производство можно будет облечь в какие-то новые формы, отличные от капиталистических, прежде всего тем, что они избавят рабочего ые только от зверской эксплуатации, но и просто от подавляющей власти капиталистической техники.

У Ленина не было сомнений в том, что в социалистическом обществе возникнут новые требования уничтожить отрицательные стороны конвейера: односторонность, монотонность, притупляющую расщепленность труда, разбитого на мелкие операции.

Вот почему Лихачев, думая о Ленине, все же напряженно и с интересом слушал то, что говорил чужеземный докладчик.

Когда разбор «подготовки, исполнения и учета работы» был закончен, профессор сказал:

— Я подхожу к концу доклада. Мне передали вчера лист с вопросами. На некоторые из них я уже ответил. Для ответа на другие я прошу дать мне срок в три месяца, и тогда, насколько это возможно, я отвечу на них. Председатель вашего треста просил меня высказаться прямо и откровенно. Я это выполнял, я не хотел никого обидеть и надеюсь, что этого не случилось. Что на заводе АМО особенно ценно для меня и что да меня произвело особенно сильное впечатление? Это прежде всего дух сплоченности в совместной работе. Поточное производство — это прежде всего коллективное производство, следовательно, организуя, его, вы сумеете развить ваш завод и всю вашу страну. Я пожелаю вам от всего сердца успехов в этом.

Стенографистки и переводчицы из Межрабпрома переглянулись и заулыбались старику.

Лихачев выждал конца аплодисментов и спросил:

— Извините меня. Но как вы думаете, что нужно нам сделать в первую очередь, чтобы, наш завод работал ритмично, пока даже при отсутствии поточной системы?