Паломничество в Берлин, в эту новоявленную Мекку, не прекращалось. А после того как статья Коха появилась в «Еженедельнике», к берегам Шпрее устремились десятки тысяч врачей и сотни тысяч больных. Берлин превратился в огромное общежитие; наплыв народа стал стихийным бедствием.

Надо сказать, Кох не прилагал к этому никаких усилий — напротив, на все письма, поступающие из разных стран с просьбой разрешить приехать или привезти больного он отвечал отказом, уверяя, что средство вскоре появится везде и всюду и нет надобности приезжать в Берлин.

Но было бы более чем странным, если бы после появления статьи Коха об открытии им средства для лечения туберкулеза врачи и больные терпеливо сидели у себя дома и ждали, когда к ним дойдут лекарство и инструкция к его применению!..

Даже тогда, когда Кох в своем докладе на X Медицинском конгрессе сделал только намек на то, что ему удалось, по всей вероятности, напасть на средство, способное убивать туберкулезные бациллы, все уже знали, что в основе этого скромного намека кроются положительные результаты. Ибо не раз уже ученые убеждались, что Кох только тогда хоть что-нибудь заявляет о своих исследованиях, когда они полностью увенчиваются успехам. Теперь же, когда Кох опубликовал свое открытие, ни у кого не оставалось сомнений в том, что отныне чахотка излечима.

Типография Тиме в Берлине, где печатался внеочередной номер «Немецкого медицинского еженедельника», буквально осаждалась репортерами и разносчиками газет. Одна из больших английских газет предлагала 10 тысяч марок за предоставление в ее распоряжение корректурных листов за двенадцать часов до выхода номера в свет. Весь день к господину Тиме непрерывным потоком поступали устные и письменные вопросы о содержании статьи; расспрашивали отдельные врачи, целые общества, редакции многочисленных газет, частные лица; многие умоляли дать им корректурные листы.

Тиме был тверд как скала. По городу пошли тревожные слухи, что Кох все еще не дал окончательного согласия на опубликование статьи. Беспокойство публики достигло предела, когда узнали, что как раз в этот день ассистент Коха по туберкулезному лечению, доктор Леви, в своей клинике демонстрирует перед избранными врачами коховский метод. Казалось, что, ограничившись подобными демонстрациями, изобретатель метода лечения чахотки в последнюю минуту откажется от широкого оглашения своего открытия и запретит печатать статью в «Еженедельнике».

Одновременно с доктором Леви в клинике профессора Краузе другой поверенный тайны Коха — врач Корнет проводил демонстрацию для несколько более широкого круга медиков. Были здесь и директора известных туберкулезных санаториев и старые и молодые врачи, посвятившие свою деятельность лечению туберкулеза. Корнет показывал реакцию при лечении волчанки и способы впрыскивания при легочной и горловой чахотке. И, что было особенно важным, доктор Корнет указал на концентрацию и дозировку туберкулина.

Итак, за исключением состава туберкулина, новая система лечения перестала быть тайной.

Вышедшие в тот день берлинские газеты оспаривали друг у друга высшую степень осведомленности в тайне Коха. Газета «Новая свободная пресса» вопреки опровержению «Национальной газеты» утверждала, что один из выдающихся берлинских ученых сообщил редакции, будто жидкость Коха состоит из цианистого золота и, вероятно, из выделяемого туберкулезными бациллами яда.

В тот же день в Венском университете сильное впечатление произвели выступления профессоров Нотнгаля и Бильрота. Ни тот, ни другой не выразили сомнения в открытии Коха — напротив, знаменитые профессора объявили это открытие одним из важнейших событий в жизни человечества. Нотнгаль в красноречивой речи уподобил открытие Коха открытиям Дженнера и Листера.

Мнение Бильрота было тем более важным, что за последнее время он усиленно занимался бактериологией и еще в прошлом году издал сочинение «О взаимном воздействии живых животных и растительных клеток». В своей лекции в университете в тот знаменитый день известный хирург связал лечение туберкулеза с лечением рака. Он рассказал о том, что прежде преобладало мнение, будто туберкулезные бациллы разрушают ткани, нанося им смертельный удар; но теперь уже установлено, что процесс идет гораздо сложнее: бациллы не просто губят — они резко изменяют строение тканей. Клетки зараженных тканей, говорил Бильрот, разрастаются по периферии до колоссальных размеров, в то время как в центре туберкулезные бациллы производят опустошительные разрушения. Открытый Кохом яд, как предполагает Бильрот, действует, по всей вероятности, именно на эти разросшиеся «гигантские» клетки и тормозит их дальнейшее развитие. Вот почему лечение туберкулеза может быть связано с лечением рака, который, как известно, также заключается в разрастании «исполинских» клеток, являющихся губительными для организма. Если средство Коха в состоянии будет остановить развитие таких клеток при бугорчатке, то, вероятно, коховским методом можно будет добиться торможения «гигантских» клеток и при раке. Стало быть, не за горами то время, когда и рак будет излечим…

Наконец экстренный выпуск «Еженедельника», за номером 46-а, со статьей Коха «Сообщение о новом целесообразном средстве от туберкулеза» увидел свет. В этот субботний день мир помешался на Роберте Кохе, на его средстве, на мечтах о счастливом будущем человечества, которому больше не грозит смерть от чахотки.

В течение нескольких минут было распродано сто тысяч экземпляров «Еженедельника» — тираж неслыханный для берлинских изданий. Лабораторию, где изготовлялся коховский препарат, окружила густая толпа; шум стоял невообразимый, невозможно было понять, чего требуют эти люди. Вход в лабораторию был накрепко закрыт, никого из посторонних сюда не впускали. Убедившись, что в это святилище не ворваться, часть возбужденной толпы ринулась на Шоссештрассе, к квартире Коха. Но и тут ждало разочарование: на дверях квартиры висело красноречивое объявление — за всеми справками и со всеми заказами обращаться исключительно к доктору Либберцу.

Вся мировая пресса откликнулась на это грандиозное событие. Не везде, правда, встретили его с одинаковым энтузиазмом. В Италии к открытию Коха отнеслись довольно сдержанно. Известный врач Баччели в клинике Римского университета сказал, что Кох, разумеется, серьезный ученый и заслуживает всяческого доверия, но ввиду результатов открытия Пастера следует относиться к берлинским известиям с некоторой осторожностью. В Париже мнения разделились: часть печати отнеслась безусловно отрицательно к коховскому методу; другая высказалась за него. Даже в Америке открытие Коха успело породить сенсацию, и многие американские врачи тотчас же выехали в Берлин. Командировали сюда же русских врачей и Петербургская дума, и Москва, и Варшава, и другие города.

Мгновенно появились брошюры с крикливыми названиями: «Нет больше чахотки!», «Нам больше не страшна чахотка!» — и подобные им. Почти всюду перепечатывалась самая статья Коха.

Позабыв опыт и наблюдения прежних времен, игнорируя основные положения современной медицины, оставив в стороне осторожность выводов самого Коха, горячие поклонники нового открытия приняли его безоговорочно. «Впрыскивание коховской жидкости излечивает чахотку!» — вот боевой лозунг, выброшенный массой врачей и с восторгом принятый еще большей массой туберкулезных больных.

Гипотеза была поднята до степени строго доказанной научной теории, теория стала непреложным фактом.

Так велик был авторитет Коха и так поразительно его сообщение, что врачи пошли вразлад с основами врачебной этики и стали лечить больных секретным средством. Ибо — увы! — природа туберкулина все еще оставалась тайной.

Роберт Кох стал всемирным героем, и слава его на какое-то время действительно вознеслась выше славы Пастера. Что касается некоторой таинственности, окружающей туберкулин, — она даже придавала известную долю пикантности открытию Коха в глазах легковерных врачей и мечтающих о спасении больных.

Почему же Кох не объявил состав туберкулина в своей статье? Он сам объяснил это: «Сотни бестолковых врачей немедленно стали бы применять этот способ, не имея достаточно знаний и опытности, натворили бы массу вреда».