Суда еще далеко, и обращены они кормой, все же' Нансен утверждает:

— Это «Магдалена» и «Язон»!

Крефтинг прячет улыбку в своей густой бороде. Он доволен: только наметанный взгляд может распознать суда издали, да еще обращенные кормой.

— Господин студент не ошибся! — подтверждает капитан. — Действительно, это «Магдалена» и «Язон». Жаль, стемнело, не видно, чем они тут занимаются. Придется переждать ночь…

Поутру капитаны Стоккен с «Магдалены» и Якобсен с «Язона» сами навестили Крефтинга. Оказывается, их затерло льдами, и лишь накануне удалось освободиться из тяжкого плена. Детные залежки они тоже не находили. Но на пути повстречались с английским парусником, капитан которого уверял, что наблюдал тюленей и медведей, направляющихся к северу.

— Однако не надо доверять подобным рассказам! — заметил Якобсен. — В том направлении мы натолкнулись лишь на огромные глыбы высотой с каютный стол, с острыми краями.

— Таких странных льдов я никогда не наблюдал, — сказал Стоккен. — Прихоти Арктики…

— Это не прихоти! — возразил Крефтинг.

— А что же, по-вашему? Капризы?

— Ни то, ни другое. И тут, на севере, все совершается по неумолимым законам природы.

— Но я их не знаю, и вы тоже! — не сдавался Стоккен.

— Никто не знает, почему так происходит, а не иначе! — добавил Якобсен.

— К сожалению, да! Иначе мы с вами не находились бы в положении бредущих в потемках и не подвергались бы постоянному риску быть раздавленными льдами.

Нансен внимательно прислушивался к разговорам бывалых полярников. Положение их, по существу, не изменилось с далеких времен мореплавателя Ганса Нансена, также находившегося в полной зависимости от изменчивых настроений Арктики.

Когда же, наконец, удастся выведать тайны севера? И кому посчастливится осуществить этот подвиг? Дума об этом все более занимала потомка знаменитого мореплавателя.

Вечерами студент записывал наблюдения. Под потолком каюты, отбрасывая беспокойные тени, мерно покачивалась лампа. В стекло иллюминатора билась черная вода. Время от времени раздавался толчок и скрежет от удара льдины о форштевень «Викинга».

Хозяин каюты низко склонялся над столом. Перо его торопливо скользило по бумаге, оставляя неровные строки: «Полярное море — это нечто совершенно особенное, не похожее на все остальное, а прежде всего не похожее на то, как мы его воображаем. Я много читал о нем, прежде чем увидел своими глазами, и представлял его как мир грандиозных ледяных гор, на которых высятся к небу гордые башни и зубцы из сверкающего льда всевозможных форм и цветов. На деле же оказалось ничего подобного: плоский белый плавучий лед качается на зелено-голубом море, а над ним сменяется туман, сияние солнца, буря, штиль. Вот и все, что пока я увидел».

Запись эта появилась в первые дни плавания. Но вскоре автор дневника увидел причудливые ледяные торосы, походившие то на облака, то на гроты с громадными сосульками-сталактитами на сводах, то на гигантские грибы со светлыми шляпками.

Дрейфующий лед… Зрелище красивейшее и загадочное. Нансен любовался им, как мог бы любоваться художник, и одновременно изучал вдумчивым взглядом исследователя.

Как и где образуются эти массы дрейфующего льда? Молодой ученый уже мог, хотя и предположительно, ответить на первую часть вопроса.

«С приближением осени, — писал он, — когда солнце опускается все ниже и ниже над горизонтом, все морское пространство в Полярном бассейне затягивается льдом.

По мере того как солнечный свет убывает, а мрак распространяется над необъятными морскими равнинами и постепенно переходит в долгую полярную ночь, происходит быстрое наращение и уплотнение ледяного покрова. Но молодой лед, затянувший полыньи и разводья, ломается ветром и приливо-отливной волной. Тогда он дробится на льдины, которые под мощным напором сплачиваются и громоздятся, создавая торосы или образуя разводья, большие, как озера. Однако эта открытая вода снова затягивается молодым льдом, который в течение одного дня или ночи может достигнуть нескольких сантиметров толщины, а через несколько часов уже в состоянии выдержать человека».

Изучение структуры льда привело Нансена к выводу, что наращивание льда может происходить не только зимой, но и летом. Толща его достигает более трех метров. Удивляться тому не приходится, ведь процесс промерзания длится несколько лет, пока тянется дрейф.

Где же начинается и завершается это таинственное странствование? Задача со многими неизвестными! Решить ее надо во что бы то ни стало. Того требует наука, ждут не дождутся Крефтинг, Якобсен, Стоккен и многие другие полярные мореплаватели: норвежцы, русские, англичане, шведы…

На решение столь важной задачи не жаль потратить всю жизнь. Однако когда ищущий человек настойчив в своем поиске, истина как будто сама поспешает навстречу. Так было и с Нансеном. Незначительный случай, который у другого человека, вероятно, остался бы незамеченным, помог стать на верный путь.

Произошло это на второй месяц плавания «Викинга», 16 апреля 1882 года. Утром этого дня Нансен, как обычно, записал в дневнике координаты корабля и метеонаблюдения: «72°45′ северной широты и 10° восточной долготы. Температура 6° Ц, ветер ССВ».

«Викинг» стоял у самой кромки льда. «Надо воспользоваться удобным случаем — пристрелять ружье. Вишь, сколько вьется чаек!» — решил Нансен.

Выбраться с палубы вниз на льдину было для него делом одной минуты, Крефтинг только успел крикнуть вслед:

— Опять вы налегке, господин студент! В одной шерстяной фуфайке и даже без шапки.

— Ничего, не замерзну! Сегодня только шесть градусов.

— Да, по вашему сухопутному градуснику. А в Ледовитом океане, где такой ветер и сырость, мороз в четыре раза крепче.

— И я стал тут в четыре раза крепче! — отшутился Нансен.

Он уже сошел вниз и заметил в полынье сизоголовую чайку, которую за ее важный вид полярники называют «бургомистром». Чайка поднялась и отлетела довольно далеко, когда охотник вскинул ружье и выстрелил. Меткий выстрел! Птица комком свалилась на край торосистой льдины. Сколько шагов до того места? Это следовало узнать для пристрелки ружья.

Нансен зашагал вдоль широкого разводья. Густая, темная вода мерно плескала об лед. Извечное дыхание океана… Редко бывает оно спокойное, чаще взволнованное, бурное.

В воде что-то темнело. Нансен остановился. Откуда взялись эти бревна? Не остов ли какого-нибудь разбитого корабля? Нет, то были не обструганные доски, а круглые стволы сосен.

Не обязательно быть моряком, чтобы знать, что такое плавник. Морские течения влекут с собой самый различный плавник: свалившиеся деревья прибрежных лесов, обломки кораблей, ставших жертвами бури, и прочее, что в состоянии держаться на поверхности.

Нансен подогнал одно дерево к кромке льда, вытащил его из воды. На нем еще даже сохранилась кора. Как оно попало сюда?

Может быть, теплый Гольфстрим пригнал его из Америки? Нет! Плавник в гренландские воды обычно приносят льды, дрейфующие из Сибири.

Сибирская сосна проделала сложный путь. Если бы удалось повторить этот путь, можно было бы проследить, как и где проходит дрейф льдов.

«А что, если в самом деле?..» — Нансен даже испугался своей дерзкой мысли. Но идея уже запала в голову, и он стал ее пленником: «Если использовать дрейф льдов для экспедиции в неведомый Северный Ледовитый океан?»

«Нет, нет! — пытался он переубедить себя. — Это совершенно фантастическая идея, лишенная всякой реальности. Никто до сих пор так не рисковал. Надо выбросить из головы чушь!»

А какой-то упрямый голос спорил, настаивал: «Нисколько не чушь! Вот перед глазами лежит сосна, на которой сохранилась кора. Значит, путь ее был не так опасен, его может совершить судно, способное выдержать сжатие льдов. Существуют ли такие крепкие суда? Пока нет, но это отнюдь не означает, что их невозможно построить».

Подстреленная чайка осталась лежать там, где упала. Охотник забыл о ней, захваченный своими мыслями. Вероятно, они унесли его куда-то далеко. Во всяком случае, только крик с судна: «Господин студент, возвращайтесь!» — заставил очнуться и подняться на палубу.