По зиме же задумала голубушка своевольно жить — и вдруг пустилась во все тяжкие. Потом за верной нянюшкой в сельцо человека послала — видать, в опоре барыня нужду возымела.

А смерть-то не за горами ходит — она, плутовка, за плечами стоит. Аккурат перед отъездом в столицу припомнила старушка поговорку праотцовскую и потом во всю дорогу — что за наваждение! — оборотиться боялась.

Не по себе стало нянюшке: ведь дотоле не водилось за ней такого…

Глава 7

ЧАС РАЗЛУКИ

Если Лёвушка был любимейшим чадом Надежды Осиповны и Сергея Львовича, а Александр — самым неблагодарным на свете сыном, то дочь Пушкиных Ольга всегда считалась в семье образцом сдержанности и покорности родительской воле. Однако в январе 1828 года Ольга (давно уже ставшая Ольгой Сергеевной) внезапно повела себя столь дерзко и строптиво, что повергла стариков в отчаяние.

А началось всё с осени 1827 года, с того момента, когда вернувшиеся из Ревеля в Петербург Пушкины поселились в Свечном переулке, в доме Касторского. Туда-то вскоре и зачастил двадцатипятилетний переводчик Государственной коллегии иностранных дел Николай Иванович Павлищев, бывший товарищ Льва Пушкина по Благородному пансиону при Царскосельском лицее.

Супруги встречали гостя вполне учтиво, выслушивали и угощали, кивали и поддакивали, но особой радости эти визиты родителям не приносили. Оно и понятно: ведь кавалер, исподтишка поглядывавший на красневшую и опускавшую глаза Ольгу, был чуть ли не на пять лет моложе её, производил впечатление человека хворого да и — что удручало особенно — капиталами похвастаться не мог. Надо ли говорить о том, что литературные и музыкальные интересы примелькавшегося посетителя рассудительные Пушкины во внимание не приняли вовсе и однажды сделанное Н. И. Павлищевым формальное предложение было ими решительно отвергнуто. По некоторым сведениям, настырному воздыхателю даже отказали тогда от дома^[376].

Дело со сватовством чиновника зашло в тупик. И тут истомившаяся тридцатилетняя Ольга Сергеевна Пушкина (которую E. Н. Карамзина вскоре прозвала «амазонкой»), словно вспомнив матримониальные подвиги предков, выказала свой норов.

25 января 1828 года она украдкой отправилась за Фонтанку, в храм Святой Троицы в Измайловском полку, и там обвенчалась с Н. И. Павлищевым. Совершил таинство священник Симеон Александров, а поручителями выступили охочие до подобных приключений гвардейские офицеры, приятели жениха^[377]. Потом новоиспечённый супруг отвёз Ольгу Сергеевну в Свечной переулок, а сам как ни в чём не бывало удалился «на свою холостую квартиру».

Наутро наступила развязка романтической истории. Вот что рассказал о ней В. А. Жуковский в письме А. А. Воейковой от 4 февраля: «Пушкина, Ольга Сергеевна, одним утром приходит к брату Александру и говорит ему: „Милый брат, поди скажи нашим общим родителям, что я вчера вышла замуж <…>“. Брат удивился, немного рассердился, но, как умный человек, тотчас увидел, что худой мир лучше доброй ссоры, и понёс известие к родителям. Сергею Львовичу сделалось дурно; привели цырульника пустить кровь, и Пушкин замечает, что отец его в беспамятстве горя поднял спор с цырульником и начал учить его, как пускать кровь, но тем и кончил, а теперь все помирились»^[378].

В мемуарах сына Павлищевых, Льва Николаевича, об ажитации обманутых родителей Ольги Сергеевны и миротворческой миссии поэта поведано следующее: «Он тотчас приехал и, после трёхчасовых переговоров с Надеждой Осиповной и Сергеем Львовичем, послал за моим отцом. Новобрачные упали к ногам родителей и получили прощение. Однако прощение Надежды Осиповны было неполное: она до самой кончины своей относилась недружелюбно к зятю»^[379].

Приведём заодно и натуралистический пассаж князя П. А. Вяземского из письма жене, датированного 2 марта 1828 года: «Сергей Львович забрызгал меня сегодня слезами и слюнями, рассказывая о побеге дочери, которую он, впрочем, простил»[380].

Пристанища у набедокуривших и помилованных любовников, разумеется, не было и в помине, но им повезло и тут: пустовала квартира А. А. и С. М. Дельвигов, только что надолго покинувших Петербург^[381]. Уже через день-другой Александр Пушкин и Анна Керн, следуя обычаю (и выполняя просьбу как будто устранившейся Надежды Осиповны), благословили новобрачных образом и хлебом на пороге дельвиговского жилища.

Квартира барона располагалась в Московской части города, «во Владимирской в доме Кувшинникова» (XIV, 36)^[382]. А дом находился в приходе храма Владимирской Божией Матери в Придворных слободах (тогда и позднее петербуржцы обычно называли эту церковь просто Владимирской).

Там Ольга и Николай Павлищевы и поселились на первых порах.

Вероятно, именно сюда в начале февраля 1828 года и приехала вызванная из Михайловского Арина Родионовна. Впоследствии Леон Павлищев утверждал, что старуха очутилась «в доме отца <…> тотчас после его свадьбы»^[383].

Скорее всего, решение пригласить любимую нянюшку в Петербург, посовещавшись, единодушно приняли Ольга и Александр Сергеевичи. Семья Павлищевых очень нуждалась в опытном и добропорядочном человеке, который взялся бы наладить и поддерживать их домашний быт, блюсти прислугу, — и Арина Родионовна, несмотря на свои весьма преклонные лета, как нельзя лучше подходила на роль наставницы и домоправительницы. А. И. Ульянский справедливо писал об Ольге Сергеевне: «Всем своим предшествующим, чисто светским, воспитанием она ни в коей мере не была подготовлена к самостоятельному ведению домашнего хозяйства. Мать её Надежда Осиповна сама была плохой хозяйкой. Известно, какой беспорядок царил в доме Пушкиных в Петербурге»^[384].

Учли брат с сестрой, видимо, и другое немаловажное обстоятельство. Водворяя «голубку дряхлую» на жительство к «голубушке» Ольге Сергеевне, они «приближали» её к себе и получали возможность каждодневно заботиться о старушке. Ведь нашей героине было уже ровно семьдесят, возраст по тем временам не просто внушительный — воистину мафусаилов, а для крепостной крестьянки в особенности.

В начале марта Павлищевы покинули гостеприимную обитель Дельвигов: они обзавелись собственной квартирой. Арина Родионовна, толком и не обжившись, перебралась вместе с молодыми супругами на Грязную улицу, в дом Магдалины Мадатовой (под № 143). Вновь нанятая квартира, как и дельвиговская, находилась в приходе Владимирской церкви^[385]. В исповедных ведомостях этого храма за 1828 год упоминаются фамилии «г-на Павлицева» (которая «есть не что иное, как искажённая фамилия Павлищева») и двух его дворовых людей^[386].

Допускаем, что как раз здесь, на Грязной улице, в марте — июле 1828 года кем-то из посетителей Павлищевых был сделан некий профильный портрет Арины Родионовны. Впоследствии изображение могло перекочевать в Псковскую губернию, к примеру, в сельцо Михайловское (где в 1830-е годы наездами бывали Пушкины и постоянно жили родственники няни). А уже в 1840-е годы псковский резчик-самоучка Яков Панфилович Серяков по петербургскому портрету (который позже бесследно исчез) сделал одну из лучших своих работ — горельеф старушки на моржовой кости. (Кстати, искусствовед М. Д. Ромм, изучавший творчество Я. П. Серякова, утверждал, что провинциальный резчик «никогда не придумывал своих портретов», а ориентировался на имевшийся в его распоряжении художественный оригинал^[387].)