Один из племянников, желая подзадорить Александра Ивановича, сказал:

— Это на словах, а вот на деле…

— Что же, можно и на деле, — ответил Воейков, тут же снял ботинки и чулки, выскочил из вагона и на глазах у изумленной публики, смотревшей из окон вагонов, стал прогуливаться босиком вдоль состава.

Неожиданно был дан сигнал отправления, и поезд двинулся, постепенно развивая скорость. Александр Иванович пытался вскочить на подножку, но его небольшой рост и нескладная полная фигура сильно мешали ему, а тут еще босые ноги. Наконец проводникам и пассажирам удалось втащить профессора в вагон почти на полном ходу поезда. Появление в купе запыхавшегося Воейкова с грязными босыми ногами вызвало дружный смех, причем едва ли не громче всех смеялся сам «герой» происшествия.

Последние годы

И вот незаметно подошла старость. Александр Иванович никогда не чувствовал себя одиноким — этот замечательный человек, влюбленный в науку, мечтавший о лучшей доле для людей.

Его энергия была неисчерпаема. Он, как и в молодые годы, любил находиться в движении. Наибольшим удовольствием для него было впервые видеть неизвестную местность. Он умел находить красоту и в русском спокойном и величавом пейзаже, и в раскаленных пустынях Средней Азии, и в суровых фиордах Скандинавии, и в Кавказских горах, и в роскошном ландшафте черноморских субтропиков.

Даже в очень солидном возрасте Александр Иванович сохранял юношеский задор и огромную работоспособность, Он попрежнему воспламенялся любой казавшейся ему интересной идеей и переводил ее на конкретный язык науки.

У Александра Ивановича было обыкновение записывать самое существенное из того, что сделано им за истекший день. Открываем наугад записи, относящиеся к ноябрю 1911 года. Трудно даже поверить, что Воейкову было тогда 69 лет: столько темперамента, напряженного труда скрыто за лаконичными пометками!

Время ученого заполнено доотказа большой, напряженной работой. То он занят сложнейшими вычислениями, то читает лекции (иногда по две в день). В дневнике мы находим упоминания о написанных им для русских и иностранных журналов статьях на самые разнообразные темы. Здесь же отметка о переговорах, с министерством земледелия, посвященных составлению климатических карт азиатской России. Несмотря на огромную занятость, он находит часы для конспектирования иностранных журналов, просмотра чужих исследований. Где уж сетовать на одинокую старость, когда нужно сделать еще так много! Вот, например, сохранившийся план работ Воейкова на 1909 — 1910 год. Тут исследования о севере России, об Арале и Байкале, о «колебаниях магнита», о климате Бельгии и т. п. Жажда деятельности была неукротимой. До глубокой старости Александр Иванович продолжал изучать курорты, выбирать местности, пригодные для устройства лечебных заведений. В последние годы жизни большая часть путешествий была предпринята Воейковым именно с этой целью.

Незадолго до смерти Воейков собирался в Мурманский край. Он составил обширный проект описания местностей, имеющих курортное значение. Для этого нужно было поехать на Урал, в Сибирь, на Алтай. С посещения в 1915 году озера Тургаяк и других мест Южного Урала он начал выполнение намеченного плана.

К консультации Воейкова часто прибегали различные научные организации, за исключением Главной физической обсерватории, пока там главенствовал Вильд.

После смерти Вильда отношение к Воейкову в обсерватории изменилось. Преемник Вильда М.А. Рыкачев[67] был связан с Воейковым многолетними дружескими отношениями, но все же официально Воейков был привлечен к работам обсерватории только в 1914 году. Александру Ивановичу предложили написать по материалам обсерватории новый труд о климатах России и высказаться о постановке работы обсерватории и метеорологической сети. Ответ Воейкова последовал немедленно.

Издание капитального исследования о климатах России он приветствовал от всей души:

«Это было бы завершением моих прежних работ. На издании такого труда настаивают мои ученые друзья, особенно Ю.М. Шокальский и Г.А. Любославский. В США недавно издана книга Генри «Климатология США». Это полезная книга, но «прошлое обязывает». В России климатология давно стояла высоко. Мы не можем довольствоваться такой книгой, как работа Генри. Нам нужна работа лучше, чем американская».

Но Воейков не был бы Воейковым, если бы, оценивая деятельность обсерватории, покривил душой и не сказал:

«Конечно, однообразие наблюдений, которого добился Вильд, вещь хорошая, но не все то, что вводилось по его настоянию, было целесообразно». Сооружение даже в степях и пустынях громоздких цинковых метеорологических будок системы Вильда Воейков называл «каким-то гипнозом». Температура в будке другая, чем снаружи. Неизбежны просчеты.

Воейков напомнил о крупнейших ошибках в атласе Главной физической обсерватории, где картина климата России изображена в искажённом виде[68]. Одновременно он показал, как нужно делать картографическое изображение климата.

Александр Иванович согласился составить план труда о климате России, редактировать отдельные статьи, сделать общие выводы и, может быть, взять на себя «обработку какого-либо климатического элемента».

Участие в этом капитальном труде могло повлечь за собой занятие штатной должности в обсерватории. Воейков от этого категорически отказался, так как ему пришлось бы заниматься административной работой, а он ее не любил.

То, что Воейков не хотел быть администратором, было использовано высшими кругами, не доверявшими Воейкову и не желавшими его выдвигать. Научные заслуги Александра Ивановича давно должны были быть увенчаны званием академика. Но это звание связывалось с необходимостью возглавлять какое-либо научное учреждение по специальности, в данном случае Главную физическую обсерваторию. Александра Ивановича избрали лишь членом-корреспондентом Академии наук, причем и это звание ему присвоили только в 1910 году. Впрочем, это не единственный случай в царской России. Достаточно вспомнить, что друга Воейкова — гордость русской науки Дмитрия Ивановича Менделеева — также не удостоили звания академика.

Отсутствие официальных почестей мало волновало Александра Ивановича. Он полностью отдался подготовке к изданию нового подробного климатологического описания России. Но началась война с Германией. Воейкову пришлось изменить план своих работ. Он написал несколько статей о климате тех областей Европы, которые стали или могли сделаться театром военных действий (Польши, Галиции, Буковины, Северной Венгрии, Чехии, Моравии, Восточной Пруссии)[69] составлял планы восстановления и развития хозяйства России после войны. Вера в будущее, в обновленную родину окрыляла ученого.

Скромность и личная непритязательность всегда отличали Воейкова, а к концу жизни они стали как бы его второй натурой. Воейков постоянно помогал неимущим студентам и другим лицам. Во время первой мировой войны, как выяснилось после его смерти, он пожертвовал в пользу беженцев крупную сумму — три с половиной тысячи рублей. Это были его личные сбережения от гонораров и профессорского жалования: доходами с имения он давно не пользовался. О многочисленных других пожертвованиях Воейкова документов не осталось. Воейков не любил афишировать помощь, которую он так охотно оказывал людям.

Отзывчивостью Александра Ивановича недобросовестные люди часто злоупотребляли. Но он никогда на это не жаловался, а только изредка добродушно намекал, и то в дружеском разговоре с глазу на глаз; а кошелек его попрежнему оставался широко раскрытым для всех нуждающихся.

Еще в конце 1915 года Воейков чувствовал себя вполне бодрым. В январе 1916 года в Петрограде должно было состояться открытие Высших географических курсов. Директором был избран Александр Иванович. Но на торжественном заседании 17 января он не присутствовал. Помешал грипп.