23 июля Блюхер отбыл в Советский Союз на лечение. А с началом октября Народно-революционная армия начала наступление. Ожесточенные бои разгорелись вокруг знаменитой крепости Вэйчжоу. Командующий Чан Кайши[35] не верил, что крепость будет взята. 13 октября 1925 года, впервые за многовековую историю, крепость Вэйчжоу пала.

К концу года на всей территории провинций Гуандун была установлена власть Национально-революционного правительства Китая.

Первый и второй Восточные походы явились реальной пробой сил в сражениях между войсками милитаристов и революционными частями, они упрочили молодую власть в Гуандуне. У политических и военных деятелей гоминьдана окрепла уверенность в своих силах. Восточные походы помогли создать на юге Китая прочный плацдарм и базу для дальнейшего развертывания революции.

Все понимали: зарождавшаяся Национально-революционная армия должна стать главным фактором в дальнейшем развитии китайской революции. Поэтому деятельность наших политических и военных советников сосредоточивалась в основном на подготовке и организации революционных войск. Однако это было не так просто. Дело в том, что новая армия и ее командный состав, даже пройдя соответствующую политическую школу и усвоив основное содержание «трех народных принципов» Сунь Ятсена, сохраняли многие черты наемных войск, о чем с достаточной очевидностью свидетельствовали военные кампании в Гуандуне. Мало чем отличались от своих врагов, коллег по военному ремеслу, и генералы Национально-революционной армии, старавшиеся использовать любой случай для усиления своей власти, удовлетворения своих амбиций, для своего возвышения. Они охотно произносили революционные лозунги в духе идей Сунь Ятсена, уверяли в преданности революционному делу, но при этом не забывали о личных выгодах. Типичным представителем таких генералов был Чан Кайши. Он оказался умнее, хитрее других, сумев к марту 1926 года сконцентрировать в своих руках военную и политическую власть в лагере революции.

Упрочение на территории провинций Гуандун власти Национально-революционного правительства вызвало у великих держав, в первую очередь у Великобритании и Японии, большое раздражение. В феврале 1926 года английская эскадра предприняла попытку блокировать с моря Кантон. Спустя полмесяца японские корабли обрушили шквал огня на сосредоточение национальных войск близ Тяньцзиня. 17 марта правительства США, Англии, Франции, Италии и Японии в ультимативной форме потребовали прекращения боевых действий в районе Пекина. Получив мощную поддержку западных стран, армии маньчжурского правителя генерала Чжан Цзолина и главы чжилийской группировки У Пейфу незамедлительно двинулись на Пекин. На севере Китая вновь воцарялся режим милитаристов.

Революция терпела поражение. Этим воспользовались правые гоминьдана и прежде всего Чан Кайши. В ночь на 20 марта 1926 года он ввел в Гуанчжоу военное положение. Началась охота за коммунистами и руководителями революционных профсоюзов. Но народ не поддержал контрреволюционный путч. Чан Кайши был вынужден отступить. Через два месяца он будет клясться в верности делу революции…

После отъезда Блюхера в СССР в Гуандуне произошли значительные перемены. В начале марта в связи со смертью Сунь Ятсена обострилась обстановка внутри гоминьдана. Правое крыло требовало разрыва отношений с коммунистами, растущее влияние которых вызывало тревогу в помещичье-буржуазных кругах страны. Правые опасались, что рабочее и крестьянское движение развернет против них борьбу, поэтому 20 марта пошли на контрреволюционный переворот.

Начальник Политуправления РККА А. С. Бубнов, находясь в это время в Китае во главе советской военной делегации (под псевдонимом Ивановский), писал: «Мы получили возможность ознакомиться с внутренними противоречиями, действующими в Кантоне и нашедшими себе выражение в событиях 20 марта». Изучая произошедшие события, Бубнов пришел к выводу: мартовское выступление Чан Кайши, приведшее к отстранению от руководства гоминьданом и Национальным правительством левых и коммунистов, представляет собой результат не случайных верхушечных комбинаций или некоторых частных ошибок, а серьезного политического обострения социальных конфликтов внутри самого Гуандуна.

Исходя из учета обстановки, которая сложилась после 20 марта, он принял решение освободить начальника южно-китайской группы русских военных советников Н. В. Куйбышева[36] и начальника его штаба В. П. Рогачева от занимаемых ими должностей. Бубнов направил в правительство СССР письмо с анализом политического и военного положения в Китае, в котором подчеркивал, что, несмотря на осложнение обстановки в Гуандуне и негативные изменения в партии гоминьдан, вопрос о Северном походе с повестки дня не снят. Для успешного осуществления похода необходимо на пост главного военного советника назначить авторитетного военного и политического деятеля. По его мнению, самым подходящим кандидатом мог быть Блюхер.

И ВНОВЬ — В ГУАНДУН

Выступление Чан Кайши 20 марта, в результате которого от руководства гоминьданом и Национальным правительством были отстранены левые и коммунисты, резко изменило обстановку в Китае в худшую сторону. Китайская революция оказалась в серьезной опасности. Многотысячные армии Чжан Цзолина и У Пейфу начали окружение Пекина. Создалась реальная угроза его захвата. В этих условиях аппарат советских советников, находившихся в Пекине, вынужден был покинуть столицу и отбыть сложным путем через пустыню Гоби, Ургу (Улан-Батор), Верхнеудинск (Улан-Удэ), Владивосток и морем — в Гуанчжоу.

Руководителем переезда аппарата советников Бородин назначил Черепанова. Экспедиция с большими трудностями добралась до Владивостока. Во Владивостоке Черепанов усадил членов экспедиции на пароход, идущий в Гуанчжоу, а сам задержался для того, чтобы подобрать для Бородина ряд работников…

По прошествии нескольких дней Черепанов, сделав все свои дела, собрался на очередном пароходе плыть в Гуанчжоу и неожиданно встретился с Блюхером, который по предложению Бубнова вновь был назначен главным военным советником Национального правительства Китая и теперь, после лечения в СССР, направлялся в Гуанчжоу, чтобы занять прежний свой пост.

С Блюхером ехала жена. За год разлуки Василий забыл все ссоры с Галиной и сдержал данное ей слово: он вез семью в Китай.

Работники загранслужбы спросили у Блюхера: какую фамилию поставить в загранпаспорте? Тот улыбнулся: «Пишите Галин — жена у меня Галина». А имя и отчество? «Дети у меня Зоя и Всеволод, давайте: Зой Всеволодович». — «Зой?.. — Работники загранслужбы смеются. — Имени-то такого нет». «А что, имена — это только те, что в святцах?» — парировал Блюхер…

«Василий Константинович, — вспоминает Черепанов, — сердечно меня обнял, а затем познакомил с супругой, Галиной Павловной, и детьми: Севой и Зоей.

На пароходе он все время что-то читал; позже выяснилось, что он изучал материалы разгоревшейся тогда в партии дискуссии.

Чтобы скоротать нудно тянущееся в море время, мы часто играли в карты, особенно в „шестьдесят шесть“. Сознаюсь, что мы с Галиной Павловной, которая была моим партнером, действовали нечисто, жульничали. Мы заранее сговорились о системе сигнализации, с помощью которой подсказывали друг другу очередные ходы. Таким путем мы Василию Константиновичу и его партнеру одну за другой „накладывали шубы“. Блюхер явно злился. Он очень не любил проигрывать. Я и ранее замечал, что, попав в шахматной партии в невыгодное положение, он делал вид, что ему что-то неотложно нужно сделать по службе, и выходил. Вернувшись, он говорил: „Я что-то все свои замыслы позабыл, давайте начнем сначала!“ — и смешивал фигуры. Так и в „шестьдесят шесть“ он готов был сражаться без конца, лишь бы отыграться, в итоге обед и ужин задерживались на час-два. Мы с Галиной Павловной решили, что плутовать себе дороже. Так Блюхер вынудил нас играть честно».