Как зарождается любовь?

С первого взгляда ее не бывает, потому что первый взгляд всегда ложный. Любовь возникает после нескольких взглядов, но потом, когда ты вспоминаешь об этой истории, то кажется, будто взгляды сливаются в один, долгий, которым все было сказано. А так как начался он во время первой встречи, то она и перетягивает на себя одеяло твоих сладких воспоминаний. Во время первой встречи Дороти показалась штурману Фредро уродливой из-за ран и синяков, впрочем, и он сам, хоть и спас ее героически из-под копыт, был измазан, исцарапан и никак не отвечал представлению Дороти о герое. В Лондоне они встречались редко, мельком, и как бы не было оснований и возможности разглядеть друг друга внимательнее.

Но потом, на малом пространстве корабля, где встречаться приходилось неизбежно, даже не перекидываясь словами, штурман незаметно для себя стал замечать мелочи, не придавая им значения: поворот шеи, локон, выбившийся из-под будничного платка, которым были покрыты буйные волнистые волосы горничной, щиколотки и икры, когда налетевший бриз всколыхнул юбку, – все вместе и являло собой грацию прелестного существа, которая открывалась для штурмана постепенно, день за днем… Пока не случился этот эпизод с мачтой. Ей-богу, подумал штурман, ни одна горничная – да при чем тут горничная! – ни одна девица в Лондоне не решилась бы залезть по вантам на марс.

Растущего же внимания к себе со стороны Регины Уиттли Алекс пытался не замечать, хотя не замечать не мог, потому что леди Уиттли была куда более опытной соблазнительницей, чем наивная Дороти, и от вынужденного безделья желание свести с ума штурмана тем более овладевало Региной, чем упорнее он сопротивлялся искушению. Хотя Регина не была особой охотницей до мужчин, все же здоровой молодой женщине так трудно остаться совершенно равнодушной к мужчинам, находясь с полутора сотнями молодых людей в деревянной скорлупке плывущего по морю ореха под названием «Глория».

В ту ночь, после эпизода с мачтой, об этом догадалась и Дороти. Догадалась потому, что раньше ей и дела не было до мыслей и чувств Регины, а оказалось, что она ошибалась – штурман уже сумел тихой сапой забраться в сердце Дороти и свить там незаметное пока, но реальное гнездышко.

Следующий эпизод, как бы повысивший температуру отношений на борту «Глории», произошел уже в Кейптауне, во время долгой стоянки в ожидании погоды. Как-то в теплый осенний апрельский день Регина по договоренности с женой тамошнего представителя Компании, в дом которого Регина переместилась вместе с Дороти, чтобы не болтаться на корабле, стоящем на якоре на рейде Кейптауна, взяла открытый экипаж, куда, помимо миссис Уиттли, поместились Дороти и младшая сестра хозяйки дома, легко краснеющая веснушчатая и донельзя наивная мисс Вулвортс. На козлах сидели кучер и слуга с ружьем – хоть места возле Кейптауна были безопасны, но ходили слухи, что какая-то негритянская банда с севера нападает на путников.

Ехали вдоль моря, берег был песчаным, светлым, океанские воды, пришедшие, наверное, с Южного полюса, из неведомых краев, откуда, как говорила мисс Вулвортс, иногда приплывали ледяные горы, величаво разбивались о землю ярдах в ста от песка и неслись потом, рассыпаясь в пенную муть, по песчаному мелководью. На горизонте остались Столовая гора и строения богатого города, воздух был влажным, теплым и душистым.

– Словно нюхательные соли, – заметила Регина, которая также ощутила особый запах здешнего моря.

– Водоросли гниют, – сообщила мисс Вулвортс и испортила остальным романтическое настроение.

Потом они приехали в место, где стояла небольшая пляжная хижина, возле нее стол и скамейки, врытые в песок. Охранял этот домик для пикников слишком вежливый негр, который все желал поговорить, но понять его оказалось невозможно. Он лепетал на языке местных голландцев – буров.

Старый негр поставил на каменный очаг чайник, а Дороти пошла гулять по берегу. Ноги проваливались в песок, скоро она отыскала красивую раковину. Ей захотелось искупаться. Тем более что ярдах в ста от пикниковой хижины росла куща невысоких и изогнутых ветрами деревьев и за ними можно было раздеться. Дамы сидели на лавочке, ждали, пока приготовят чай, беседовали, а кучер и охранник осматривали ногу одной из лошадей.

Дороти быстро разделась донага – купальщицы в длинных нижних рубашках обречены были стоять по пояс в воде, прикрыв грудь руками крест-накрест, и дрожать от ветра. А если ступишь глубже, тебя тут же стреножит и утопит собственная одежда.

Кинув последний взгляд на остальных, Дороти быстро сбежала к воде и на несколько секунд остановилась, лишь ступив в пену, пробуя ногой, не холодная ли вода.

Именно в этот момент ее увидел и сердцем понял, что стоящая вдали женская фигурка – Дороти, штурман Алекс.

Это зрелище его встревожило.

В те годы очень мало кто умел плавать. Даже на английском флоте матросы не были обучены плаванию и, попав в воду, быстро тонули. Умеющая плавать женщина была сенсацией и даже чем-то неестественным.

– Смотрите, туземка! – крикнул Алексу его спутник, судовой лекарь с удивительно неудачной фамилией Стренгл, что означает «душитель». Стренгл говорил, что пошел в плавание именно потому, что не смог за двадцать лет организовать достойной практики, так как имя его отпугивало пациентов.

– Нет, – сказал Алекс. – Это Дороти.

Они с доктором взяли в городе напрокат верховых лошадей и отправились на прогулку, чтобы поразмяться. По воле случая они избрали именно ту дорогу, по которой поехали на пикник дамы.

– Какая Дороти? Наша Дороти?

Доктор относился к поклонникам Дороти, как, впрочем, и большая часть команды, правда, поклонялся он ей платонически, ведь Дороти вела себя так, что матросы и офицеры видели в ней скорее младшую сестренку, нежели женщину.

И тут они увидели, как девушка, уверенная, что никто за ней не наблюдает, спокойно пошла вглубь. Зашла по пояс и потом как бы прыгнула вперед, вылетев из воды и погрузившись в нее через полдюжины ярдов – таков был прыжок! Мужчины искренне любовались ее грацией и силой, неожиданно увидев в Дороти новую, необычную и манящую черту.

Они придержали коней и медленным шагом приближались к месту купания Дороти.

Тут они заметили дам у домика и приветствовали их.

К тому времени Дороти отплыла далеко от берега, дамы ее не видели, и для них было неожиданностью, когда доктор Стренгл вдруг спросил у негра:

– А тут нет акул?

– Акула? – спросил негр, явно не имея представления, что значит это слово. – Много акула.

– Очень большие акулы, масса, – подтвердил охранник.

– Я этого и боялся.

Доктор сложил руки трубкой и принялся отчаянно кричать:

– Дороти, назад! Дороти! Здесь опасно!

Дамы никак не могли понять, куда и почему он кричит. Надо было присмотреться к волнам, угадать среди них черную горошинку – голову Дороти.

– Ей угрожает опасность, – заявил штурман, передавая повод от лошади охраннику и устремляясь к берегу.

И только тут Регина и мисс Вулвортс закудахтали, от волнения у Регины лопнула шнуровка корсета, и все окружающие смогли впервые лицезреть замечательные розовые дыни ее бюста.

Регина разрывалась между страхом потерять такую замечательную и нужную горничную и еще большим страхом, что из-за нее утонет штурман Алекс. И она не придумала ничего лучше, как побежать к берегу, увлекая всех за собой и крича охраннику:

– Так чего же вы! Акулы, акулы… Возьмите какую-нибудь лодку и плывите!

– Боюсь, что на десять миль вокруг вы не найдете ни одной лодки, Регина, – сказал доктор Стренгл. – Правда, я видел одну на горизонте, но докричаться до нее можно только с помощью пушки.

– Тогда найдите какое-нибудь бревно! – вконец рассердилась миссис Уиттли. – Скажите этим людям!

Охранник, в рукав которого она вцепилась, видно намереваясь оторвать его вместе с рукой, попытался вырваться, охваченный страхом, и пролепетал:

– Но я же не плаваю, мэм!