Когда они спустились в узкую долину речки Тахтыги, уже совсем рассвело. Отец остановился, и Саша увидел, что он внимательно разглядывает усыпанное снегом русло, прибрежные валуны и выступы каменистого берега. Юноша догадался, почему именно здесь отец разыскивает оленьи следы.

Частенько на горных речках в резкие холода из-подо льда выступает солоноватая вода. Олени, вообще жадно поедающие снег и лакомые до соленого, охотно спускаются в речные долины.

Следы и притом свежие, судя по ясно отпечатавшимся «щеткам» между половинками широких копыт оленей, обнаружились на противоположном берегу Тахтыги, круто поднимавшемся к лесистому склону. Приходило не меньше десятка животных.

Начав осторожно «тропить» оленей по следу, охотники снова углубились в лес, который вывел их в узкую долину. Остановившись у края леса, Сашин отец внимательно осмотрел гольцы и протянул бинокль сыну.

— На том, что пониже, смотри, — бросил он, сверкнув загоревшимся взглядом.

Саша насчитал двенадцать оленей. Они бродили табунком, разрывали копытами снег и поедали ягель.

Минуту спустя Саша уже двигался среди леса в обход. Отец, привязав лаек в чаще, кустарниками спустился в лощину.

Забыв об усталости, юноша торопливо скользил на лыжах.

Время от времени он останавливался, чтобы проверить направление и не взять слишком в сторону. К возвышенности, где разгуливали олени, с севера полоса тайги подходила ближе всего. Сделать подход — «скрад» можно было только отсюда, но на удачу было мало надежды: от крайних деревьев и кустарников до оленей было не меньше двухсот метров совершенно открытого ровного пространства.

«Хорошо, если бы они перешли поближе к лесу», — мысленно рассуждал на ходу юный охотник. Ему так хотелось этого, что заканчивая полукруг и выбираясь из чащи, он сорвал из-за спины ружье и приготовился к выстрелу.

Но олени паслись все на том же месте. Надо было делать то, что сказал отец. Саша обсыпал себя с ног до головы снегом и ползком добрался до крайней сосенки. Впереди оставался еще один кустик, за которым можно было кое-как укрыться. Стараясь глубже зарыться в снег, Саша дополз до куста и навел ружье. Что-то привлекло внимание вожака, и он настороженно поднял голову. Силуэт животного четко выступил на фоне бледноголубого неба.

Выстрел разорвал морозную тишину. Саша увидел, как взметнулся снег и вершина гольца опустела. Юноша вскочил и прислушался. Находясь далеко от склона, он не видел, куда умчались олени и не слышал их бега.

Но вот донесся выстрел, за ним другой. Расчет старого охотника оказался верным. Табун бросился по склону в лощину и пронесся мимо его засады.

Когда Саша подошел к месту, где лежал убитый олень, там стояли уже нарты, и лайки, взъерошившись, обнюхивали добычу. Это был вожак.

Запустив руку в его густую шерсть, Саша осмотрел раны: одну под правой лопаткой, другую в боку. Это были выстрелы отца. Но кровь на снегу возле основания шеи оленя доказывала, что и его выстрел был небезрезультатен.

Стоял декабрь. Иван Николаевич Юданов был болен и Саша промышлял на охоте один. Ставил капканы и «пасти». Добыл несколько соболей, ходил «белковать». Охота для населения поселка была промыслом. Немало «мягкого золота» ежегодно сдавала государству и семья Юдановых.

Однажды во время «белковки» юноша углубился в тайгу. Убежавший вперед Моряк лаял так настойчиво, что Саша решил: наверное, загнал соболя, и поспешил на зов своего любимца. Каково же было его удивление, когда он увидел, что Моряк облаивает заросли молодых сосенок у поваленного с вывороченными корнями кедра.

«Медведь», — подумал юноша. Перезарядив ружье пулей, он отозвал Моряка, у которого поднялась шерсть на загривке. Тщательно осмотрел местность вокруг.

Сохранившиеся на еловых ветках «заеди» и «задиры» на стволах деревьев рассказали ему, что медведь, устраиваясь на зиму, где-то неподалеку отделывал свое жилище. Трудно было рассчитывать увидеть «пяту» — последний след зверя перед залеганием его в берлогу. Все кругом было засыпано снегом.

Держа наготове ружье, Саша двинулся в чащу и в том месте, где лаял Моряк, разглядел «чело» — отверстие, образовавшееся от дыхания зверя в толстой снежной корке, которой была занесена берлога. По всем приметам берлога была грунтовая, медведь залег, очевидно, давно и, благодаря сильным морозам, спал крепко.

Сделав «затесы» на деревьях и тщательно запомнив местность, Саша окликнул Моряка и стал выбираться из чащи на дорогу.

Зимний день короток. Уже стемнело, когда впереди показались огоньки поселка.

Сашин отец с интересом выслушал рассказ сына и на другое же утро заявил, что чувствует себя совсем здоровым и собирается на охоту, потому что «к новому году медведя надо добыть обязательно».

Елизавета Ивановна Юданова в таких случаях не спорила с мужем и сыном. Ей всегда приходилось уступать и она просила их только быть осторожнее.

Прошло несколько дней. Добывать медведя выехали вчетвером: Саша с отцом и сосед Герасим Андреевич Густов с сыном Георгием. День выдался морозный, но на редкость тихий и солнечный.

Олени быстро домчали их до того места, где надо было сворачивать в чащу. Снег был так глубок, что пришлось упряжки оставить у дороги. К берлоге двинулись на лыжах. «Затесы» быстро привели к логову зверя.

Сашин отец сделал небольшой круг, чтобы убедиться, что зверь не стронулся с лежки.

Следов не было. Иван Николаевич осторожно подошел к берлоге с южной стороны и стал влево от «чела», отойдя от него шагов на восемь. Саша занял такую же позицию с правой стороны. Герасим Андреевич Густов, вооружась «шатиной», зашел за берлогу с севера и, просунув жердь в отверстие снеговой покрышки, начал энергично орудовать ею в берлоге. Георгий Густов оставался поодаль «в резерве».

Прошла минута-две напряженного ожидания. У Герасима Андреевича выступил под шапкой пот. Но в берлоге не было заметно движения, и хозяин ее даже не «нащупывался». Герасим Андреевич еще повертел шатиной, бросил ее, звонко захлопал в ладоши, заулюлюкал.

Никакого результата.

Иван Николаевич Юданов, выждав еще несколько минут, опустил ружье и вопросительно взглянул на сына.

— Ушел. А, может быть, шатун был? — сказал он.

Недавняя болезнь, дорога и волнение утомили Сашиного отца. Возбуждение, вызванное интересом к охоте, улеглось, и он почувствовал себя нехорошо. Захотелось есть и пить. Отойдя, старшие охотники утоптали снег, быстро разожгли костер и, повесив подальше от огня ружья, занялись приготовлением завтрака.

Расстроенный неудачей, Саша решил с приятелем осмотреть берлогу. Ухватясь за «шатину», Георгий Густов хотел разворотить «небо» берлоги и двинул жердью в сторону.

Внезапно он ощутил, что конец ее ткнулся во что-то упругое.

— Сашка! Есть! — шопотом, словно выдохнул возбужденный Георгий.

Все еще державший ружье наготове Саша шагнул на помощь приятелю. То, что произошло в следующие секунды, юные охотники осознали лишь много позже.

Георгий еще раз ткнул «шатиной». Почти в то же мгновенье его отбросило жердью и в отверстие с ревом высунулась и снова исчезла свирепая морда медведя. Саша выстрелил. Следом за этим, пробив «нёбо», огромный бурый хищник с окровавленной головой вылетел из берлоги и, сбив с ног юношу, не успевшего выстрелить вторично, в один миг бросился на его отца.

Иван Николаевич Юданов очутился под медведем, успев, однако, выхватить кинжал и всадить его в брюхо зверя.

Меткий выстрел подоспевшего Герасима Андреевича Густова спас охотника от тяжелого увечья, а может быть даже смерти.

Медведь оказался восемнадцати пудов весом. Впоследствии Саше приходилось убивать таких же крупных хищников и в одиночку ходить на медведей. Но этот случай, когда необдуманная горячность его едва не стоила жизни отцу, запомнился навсегда.

Под покровом ночной темноты советские войска неожиданно атаковали вражеские укрепления. Удар был стремительным и внезапным. Немцы отступили, ослабив на этом участке кольцо блокады Ленинграда. В операции отличился пулеметно-автоматный взвод Гвардейской дивизии. В числе награжденных медалью «За отвагу» был помощник командира взвода — стройный юноша с буйной копной курчавых каштановых волос на голове, свежим лицом и острым взглядом светлосерых глаз. Он вышел вперед, когда было названо имя младшего лейтенанта Александра Юданова.