– А поддержат ли вас члены ассоциации? – спросил визитер.

– Поддержат, – ответил Грабник, вполне уверенный в себе. Его успех строился на репутации честного, неподкупного человека. И пока не произойдет ничего, что могло бы повредить подобной репутации, он мог заставить полицейских поддержать любого угодного ему кандидата.

– Отлично, – произнес посетитель. – Надеюсь, вы сдержите слово.

Выйдя от Грабника, Римо сел за руль и сказал Чиуну:

– Все в порядке, он наш. Уже двое. Неплохо для одного дня.

– Я не понимаю, – отозвался Чиун. – Неужели какие-то люди станут голосовать за твоего кандидата только потому, что им велит этот полисмен?

– Считается, что так. Правило гласит: заполучи вожаков, а уж крестьяне сами за ними пойдут.

– Никогда нельзя ручаться за крестьян, – возразил Чиун. – На то они и крестьяне. Помню, однажды…

Римо вздохнул: начинался еще один урок истории.

Глава 18

– Вот первые двое из вашего списка, – произнес Римо, бросая на стол Фарджера подписанные документы.

Тот взял бумаги, бегло их просмотрел, сверил подписи и с уважением посмотрел на Римо.

– Как вам это удалось? – спросил он.

– Просто мы прикинули вместе что к чему. Тери еще здесь?

– Трудится как пчелка. – И Фарджер ткнул большим пальцем себе за спину.

Тери Уокер сидела за большим столом, заваленным блокнотами, бумагами, различными набросками. Она подняла на лоб большие очки, в темной оправе, делавшие ее похожей на сову, и улыбнулась Римо.

– Я встречалась с кандидатом, – сообщила она. – Вы знаете, я думаю, мы победим.

– Такая уверенность всего лишь после одной встречи с кандидатом! Что же он сказал?

– Сказал, что у меня красивые уши.

– Уши?

– Уши. И еще сказал, что, если я соглашусь бежать с ним на его лодке, он готов навсегда уйти из политики и потратить остаток жизни на то, чтобы осыпать меня зубаткой.

– Поистине трогательно, – заметил Римо. – И это доказывает, что мы победим?

– Видите ли, Римо, я поверила ему. Вот главная черта нашего кандидата – он умеет заставить верить себе. И он… милый. Пожалуй, это слово лучше всего его характеризует. Наша реклама будет строиться именно на этом: перед вами милый, хороший человек, которому можно верить. Исследования показывают, что в политике избиратель как таковой, вне деления на маленькие подгруппы по национальному или социально-экономическому признаку, так вот, средний избиратель хочет…

– Вне всякого сомнения, – перебил Римо. – А когда пойдут рекламные ролики и появится реклама в газетах?

– Видите ли, у нас нет времени изобретать что-нибудь необычное. Мама уже подготовила почву. Мы успеем снять только один ролик; он выйдет на экран уже завтра. Исключительная сила воздействия! Первая реклама в газетах появится через день. Кстати, какой суммой мы располагаем?

– Для начала я перечислю на их счет несколько сот тысяч. Когда эти деньги будут потрачены, скажите мне.

Она посмотрела на него удивленно, но одобрительно.

– Если уж вы на что-то решаетесь, то идете до конца.

– Готов на все ради честных правителей, – ответил Римо.

– А это ваши деньги? – поинтересовалась Тери. Как-то уж слишком небрежно, отметил про себя Римо.

– Естественно, – сказал он. – Кто бы согласился дать мне деньги, чтобы я мог тратить их на Мака Полани? Только какой-нибудь сумасброд вроде самого Мака, но такие люди обычно небогаты, а если все же располагают деньгами, то тратят все без остатка на приюты для бездомных собак.

– Есть здесь какой-то логический сбой, только не могу сразу уловить, какой именно, – заметила Терн.

– И не пытайтесь. Неужели вы думаете, что если бы я действовал логично, то стал бы финансировать кампанию Мака Полани? Кстати, где наш будущий мэр?

– Он отправился домой, чинить какие-то удочки к предстоящим на следующей неделе ежегодным соревнованиям по ловле зубатки.

– На следующей неделе? Надеюсь, это будет не в день выборов?

– Думаю, что нет. А почему вас это беспокоит?

– Если соревнования состоятся в день выборов, Мак может не получить даже собственного голоса.

Она улыбнулась несколько покровительственно, словно могла прочесть в душе Мака Полани то, что ускользало от ограниченного Римо, и вновь погрузилась в работу. Римо некоторое время наблюдал за ней, потом ему это надоело, и он ушел.

Фарджер по-прежнему сидел за столом, но вид у него был невеселый. Римо не знал, то ли это из-за того, что кончился рабочий день так называемых секретарш, то ли из-за какой-то неприятности с грядущими выборами, поэтому он спросил, что произошло.

– У нас беда, – объяснил Фарджер. – Газеты отказываются печатать информацию о том, кто нас поддерживает.

– Почему?

Фарджер потер пальцами, намекая на деньги.

– По той же причине, по какой они напечатали всего одну сточку о том, что я включился в предвыборную кампанию Полани. Обо мне – в то время как мои выступления прошли по первым полосам всех центральных газет! А все этот политический обозреватель, Том Бернс. Он из шайки Картрайта. Его жена числится постовым на перекрестке, а он – дежурным в участке.

– Числятся?

– Да. Получают зарплату, но не ходят на службу. Этот ублюдок сказал мне, что документ о поддержке кандидата не является новостью. Словно забыл, что когда на прошлой неделе те же люди подписались за Картрайта, эта новость была на первой полосе! – Он швырнул ручку на стол. – Но если мы не сможем сделать это достоянием гласности, то кто за нами пойдет?

– Мы опубликуем наши документы, – заявил Римо.

Тома Бернса он нашел в коктейль-холле возле здания, где была расположена редакция «Майами-Бич диспэтч», крупнейшей и самой влиятельной газеты в городе.

Бернс оказался невысоким мужчиной с начавшими уже седеть волосами, которые он красил в черный цвет. За толстыми ошвами в роговой оправе скрывались неопределенного цвета глаза. На нем были брюки с манжетами и пиджак с обтрепанными рукавами. Хотя бар был переполнен, он сидел в одиночестве, и Римо, который неплохо знал репортерскую братию, понял, что этот человек просто невыносим, иначе он был бы окружен искателями популярности, тем более в самый разгар избирательной кампании.

Это многое говорило о личности Бернса.

Перед ним стоял бокал ликера со льдом. Пить тоже не умеет.

Римо присел на стул слева от Бернса и вежливо спросил:

– Мистер Бернс?

– Да, – холодно и отчужденно ответил тот.

– Меня зовут Харолд Смит. Я член специальной комиссии сената, которая расследует факты давления на прессу. Можете уделить мне пару минут?

– Полагаю, что да, – лаконично ответил Бернс, пытаясь скрыть радость оттого, что кто-то хочет узнать его мнение относительно посягательств на свобод прессы, о праве репортера скрывать источники информации и необходимости защищать Первую Поправку. Но как можно сказать обо всем этом за пару минут?

Но оказалось, что разговор занял значительно больше времени, хотя говорить ему так и не пришлось. Он только слушал, а посетитель рассказывал, что сенат особенно интересуется случаями, когда политические деятели пытаются подкупить представителей прессы, чтобы обеспечить благоприятное для себя изложение событий.

– Знаете ли вы, мистер Бернc, что некоторые газетчики вместе с членами семьи числятся в ведомостях на получение зарплаты, а между тем не выполняют никакой работы? – Похоже, сама мысль об этом наполнила ужасом душу Харолда Смита. Бернс узнал также, что этот мистер Смит пытается выйти на след такого журналиста в Майами-Бич и собирается вручить ему повестку для дачи показаний на открытых сенатских слушаниях в Вашингтоне, а возможно, и выдвинуть обвинение против него. – Нет, мистер Бернс, будет не так сложно его найти – достаточно прочитать местные газеты и понять, кто из журналистов не дает объективную информацию о политических противниках.

Ах, мистеру Борису пора идти? Нужно написать несколько статей о появившихся недавно документах, отражающих общественную поддержку Мака Полани? Значит, его девизом всегда было говорить все как есть?