Изменить стиль страницы

— Чувствую. И теоретически хорошо знаю. А в жизни… У меня такое ощущение, будто я забрел в этот уродливый мир случайно…

— Вполне может быть! — рассмеялся Роб. — По крайней мере, чудаков, раздающих на улице деньги, я не встречал.

— Роб, — сказал я виновато. — А я действительно чуть не выдал тебя.

— Вот как? — живо заинтересовался он.

— Да. Нечаянно ляпнул, что ты историк. — А что еще сказал обо мне?

— Сорок лет. Имя — Боб. Этот Боб испугался моего пропуска и ретировался.

— Значит, мне остается сменить профессию. Отныне я преподаватель литературы. А сорокалетний историк Боб исчез навсегда.

— И еще. Я должен немедленно сообщить о твоем появлении.

— Ну и что же? Действуй.

— За кого ты меня принимаешь?

— Не сердись, я тебе верю. А этот господин Карл — настоящий дракон. Есть драконы и помельче, но похоже, Карл в этом драконовском созвездии самая крупная, самая грозная звезда. Даже приближаться к ней опасно…

— Верно, Роб, такое расскажу — ахнешь. Картотека, например. В ней подробные сведения о любом и каждом!

— Думаю, ты будешь нам полезен…

— До картотеки вряд ли добраться… А вот информацию кое-какую я получил. Ты не обидишься, Роб?

— Самое страшное позади, — улыбнулся он. — Сведения обо мне ты сумел сохранить в тайне. А что еще? Не могу и предположить, на что можно обидеться…

— Роб, — спросил я. — Ты бы хотел увидеть свою Элен?

— А зачем? — удивился он. — Прошлого не вернуть. Ничто уже не имеет смысла.

— А мне показалось — имеет…

Я рассказал Робу, как узнал адрес Элен, как встретился с ней в присутствии ревнивого господина Крома.

— Напрасно, дорогой Человек, — с досадой сказал Роб. — Все напрасно!

Наверное, в самом деле напрасно. Я укорял себя за нечаянную самодеятельность, за причиненную Робу боль. Оставалось рассказать о подслушанном с помощью тайной карловской техники.

— Так и сказала? — печально переспросил Роб, внимательно меня выслушав. — Позвала бы? Если бы знала, где искать?

— Так и сказала.

— Спасибо, дружище. Значит, у Элен сохранилось прежнее чувство… Но чем я могу ей помочь?

— Давай подумаем.

Роб серьезно посмотрел на меня.

— Боюсь, ничего не выйдет. Крепость господина Крома голыми руками не возьмешь…

Роб вдруг заторопился.

— Пора!

— Возьми меня с собой, — попросил я.

— Учти, я сплю на соломе, — безразлично ответил Роб. Видимо, он был уверен, что я не буду настаивать.

— Ну хоть немного места для меня найдется?

— Не понимаю. Столько комнат, все условия…

— А, — махнул я рукой. — Там Карл. Не хочу под надзором. Заодно покажу, где живет Элен.

Подумав, Роб согласился. Из глубины сада он принес керосиновую лампу, осторожно опустил ее на стол, и мы в полном молчании покинули флигелек.

Из калитки я вышел первым и осмотрелся. Ничего подозрительного. Позвал Роба:

— Тут один в шляпе крутился… Исчез.

— Это наш, — сказал Роб. — Только без вопросов. Хорошо?

Я кивнул, хотя с удовольствием бы услышал объяснение.

Ночной парк встретил нас густой тишиной. Деревья, нахохлившись, спали, наслаждаясь покоем и вздрагивая во сне от предощущения, ветров и недалекой ледяной стужи. Месяц, старый знакомый, неотвязно следовал за нами, заглядывая в просветы аллей и ловко пробираясь сквозь ветви. Горбатые скамейки терпеливо дожидались грядущего дня, чтобы помочь тем, кто хочет отдохнуть или скоротать время на лоне природы.

Роб сказал, что любит бывать в парке. Здесь он, в счастливые времена, нередко гулял с Элен. А теплыми ночами, в более позднюю, безработную пору, частенько ночевал на аллее под звездным, одеялом на гостеприимном, но очень жестком деревянном ложе.

Отец Роба, поведал мне друг, был хорошим сапожником. Но много ли в провинции заказов? В иные месяцы сапожный молоток залеживается, покрывается ржавчиной. Роб говорил, что жизнь родителей иногда ему кажется сгустком ночи в самой глухой подворотне. Как умудрялись они, удивлялся Роб, в своей крайней бедности наскребать сыну помощь!

По авеню, почти опустевшей и притемненной, шли быстро и молча. Однажды мне показалось — Роб кому-то кивнул. Вдруг он говорит мне: «Подожди» — и направляется к полицейскому. Роб и полицейский о чем-то мирно говорят. Удивляюсь еще больше, заметив подошедшего к ним офицера. Но момент этот был недолгий. Роб вернулся, и мы зашагали дальше.

Вот он, пятиэтажный особняк. Мы остановились на противоположной стороне авеню за низкими деревцами с редкими голыми прутьями, пристально всматриваясь в размытые очертания узкого высокого здания. С удивлением заметил: вытянутый каменный четырехугольник чем-то очень похож на своего хозяина. Ну точно — здание блеклое, лысоватое, как господин Кром. Прячется в стороне, не желает быть на виду, но с чванливой гордостью озирается вокруг — знайте меня, не так-то я прост, как может показаться… Глаза-окна — темные, пустые, ничего в них нет — ни искорки, ни живого движения…

Неожиданно в центре здания зажглись два окна — будто господин Кром проснулся и забеспокоился: что за люди стоят неподалеку? Что им нужно? Не угрожает ли их приход деловому и семейному благополучию?

Глаза погасли. Самоуверенность взяла верх. Ничто не может поколебать вековые устои. Мало ли кто там шляется по ночным холодным улицам! Стены крепости прочны и надежны…

Видимо, Роб тоже размышлял об этом. Он грустно повторил, что ничего не выйдет, и торопливо потянул меня дальше.

Мы пересекли еще несколько больших улиц и юркнули в переулок, заросший с одной стороны колючим кустарником. Роб предупредил, чтобы я примечал местность — возвращаться придется одному.

Еще два поворота. Путь преградил деревянный забор, за которым величественно возвышался многоэтажный дом. Роб отодвинул доску и шутливо пригласил войти. Я спросил — не слишком ли громко мы говорим. Роб ответил, что красавец дом совершенно пустой, в нем никто не живет. Слишком дорогая квартирная плата. Но замечание все же верное: лучше помолчать. Предосторожность не помешает.

Под балконом, на первом этаже, обнаружилась дверца с тяжелым висячим замком.

— Бутафория, — чуть слышно объяснил Роб и легко отогнул массивную дужку. Но замок не снял, оставил на одной петле: пусть думают, что дверь закрыта и за нею никого нет.

Ступеньки круто устремились вниз. Я вспомнил, как спускался за человеком в шляпе в карловскую преисподнюю. Было жутковато, каменная лестница долго не кончалась. А здесь меня уверенно вел за руку Роб, и я не успел оглянуться, услышал радостное: «Пришли!» Человек наконец был дома, достиг желанного порога — почему бы не порадоваться, с иронией подумал я.

Глаза понемногу привыкли к темени, и я разглядывал пустое подвальное помещение, которое можно было назвать комнатой лишь с большой натяжкой. Слишком уж корявились бетонные стены и бетонный пол…

Роб откуда-то сверху снял камень, и в узкую щель пролился слабый голубоватый свет.

— Полюбуйся пока природой, — сказал Роб, — а я приготовлю две отличные лежанки.

Я заглянул в щель и обрадовался: месяц так и не отстал! Он все видел, все знает, теперь старается подарить свет двум товарищам, чтобы ночь не показалась им такой уж черной и такой бесприютной.

В пустой ободранной комнате (мне все же хотелось называть комнатой наш бетонный отсек) появился мешок с соломой. Неизвестно откуда его приволок Роб и вывалил целую гору теплой матово светящейся соломы на пол. Расстелив мешковину, он объявил:

— Мистер, ваша постель готова. Извините за отсутствие одеяла. Я уверен, его прекрасно заменит ваш теплый заморский плащ.

— А как же ты? — удивился я.

— Где тебе знать о согревающих свойствах самой обыкновенной соломы. И не забывай: у меня тоже есть плащ, не хуже твоего.

Я приготовился серьезно возразить: все поровну, никаких привилегий. Но Роб резко заявил:

— Не возражать. Ты в гостях.

Я вспомнил о странных встречах Роба на авеню и решился сказать: