У себя на рабочем месте Пернел моментально забыла и ненависть, и любовь, вообще все эмоции, относящиеся к Хантеру: в дверях появился Майк.

— Доброе утро, Пернел.

По его напряженному взгляду она поняла: ждет, что она ему скажет. Опять она чувствует себя виноватой, что не оправдала его ожиданий.

Тон, в котором она ответила на его приветствие, заставил улыбку надежды сползти с его лица.

— Так мистер Тримейн в этот уик-энд не приезжал?

Пришлось признаться:

— Он приезжал. Но вчера большую часть дня отсутствовал.

— Значит, у тебя не было возможности узнать о наших делах? — Майк пытался улыбаться, но лицо его посерело. — Ну что же, не судьба. Может, тебе и не стоило к нему приступать с этим.

— Не сердись на меня, Майк, — пробормотала Пернел, чувствуя себя предательницей.

— Ладно, забудь об этом, — улыбнулся он. — Я-то все еще убежден: не стал бы мистер Тримейн писать письмо, даже приезжать сюда, не будь у нас шанса... ну, на девяносто девять процентов.

Вечером Пернел возвращалась домой в волнении и ожидании. Проверить все возможные места, где может оказаться посылка, она сочла своим долгом — ничего! — и застыла в напряжении: скорее бы семь часов... Но Хантер не позвонил; а на что же иное она рассчитывала? Ночь прошла беспокойно—в мыслях о Хантере, о Майке, в надежде на то, что, в конце концов, он получит благоприятный ответ.

Иногда ей хотелось верить в порядочность Хантера, но временами уверенность покидала ее. Ранним утром во вторник она вновь начала перебирать в памяти все, что знала о нем или инстинктивно чувствовала. Старалась быть беспристрастной, суммировать все известные факты. Хантер, конечно, заслуживает доверия, он держит слово — иначе не возглавлял бы такую фирму, как «Брэддон консолидейтид». Внезапно она почувствовала уверенность в успехе, как Майк. В письме Хантера содержались условия предоставления займа; значит, действительно собирался помочь. С этой успокоительной мыслью девушка наконец уснула.

Приехала она на работу в гораздо лучшем настроении, уже вполне уверившись: фирма заем получит.

— Доброе утро, Майк! — крикнула она, увидев, что дверь кабинета приоткрыта.

Из двери показалось похоронное лицо Майка, он словно постарел сразу лет на десять.

— Что, что такое, Майк?..

Не говоря ни слова, он протянул ей письмо, повернулся и вошел в кабинет. Из «Брэддон консолидейтид»... Сердце ее забилось. Нет, не может быть! Не веря своим глазам, она свалилась в кресло и стала перечитывать: «Принимая во внимание изложенные обстоятельства...» Отказ в предоставлении займа; подписан самим Хантером!

Сколько времени она просидела так — оглушенная, обиженная, расстроенная, в сотый раз перечитывая письмо. Вера в Хантера — и ее и Майка — пошла прахом. Так, значит, из-за нее он наказывает Майка? Вполне, вполне возможно... Но как это несправедливо!

«...фирма «Брэддон консолидейтид» никогда не обслуживала и не будет обслуживать своих клиентов через спальни их подчиненных!» Эта ужасная фраза преследует ее... Как мог он сказать ей такое?! Подписать вот это письмо?! Она не хочет верить! И тут же перед ней встало лицо Хантера, когда она ударила его по щеке. В отчаянии посмотрела на дату: вчерашнее число. Неужели?.. И вспомнила его последние слова: «Вот оно что!» О чем он, Пернел тогда, сразу, не поняла, видела лишь: оба они дошли до крайности, но он-то, Хантер, не сделал того, что она...

А это письмо — его ответ. Страшный ответ! Ведь он знал, какое значение имеет для нее самой, служащей фирмы, чтобы Майк получил финансовую поддержку. И все же, поманив, отказал; из-за нее, теперь она уверена!

Совершенно разбитая, Пернел ощутила потребность поговорить с Майком, как-то его ободрить. Но, как бы она ни старалась, легче ему не станет. Да и всю правду ему излагать не годится. Она ненавидит Хантера, да, — но и любит его, болеет за него, в душе верна ему... ну да, больше, чем своему шефу. Язык не повернется внушать Майку: мол, он слишком высокого мнения о Хантере, а единственная причина его отказа — она сама.

Все утро эти мысли приводили ее в бешенство. Неужели она стала рабой своего чувства, — выходит, Хантер поступает как ему заблагорассудится, а она его все равно любит, невзирая ни на что?! В таком настроении она отправилась обедать, а вернувшись, поняла: что ж, в любви своей она над собой не властна, но простить его — никогда! А пока что она на службе; вот — звонит телефон...

Она взяла себя в руки и ответила с профессиональной приветливой вежливостью. Голос Хантера! Вся ее выдержка и намерение сообразовываться с обстоятельствами разлетелись в прах. С чего бы это он решил вдруг выразить Майку притворное сожаление, что «не может рекомендовать предоставление кредита»?! Сердце ее колотилось, она изо всех сил старалась сохранять самообладание и деловой тон. Но не удержалась и ледяным голосом сообщила:

— Мистера Йоланда сейчас нет на месте. Если вы желаете оставить для него какое-нибудь сообщение...

— Мне он, собственно, не нужен, — прервал Хантер ничуть не любезнее.

Беспримерная наглость!

— Тогда я могу предположить, что вы хотите поговорить со мной? — Лед в ее голосе таял в жаре ярости. — Прекратите звонить мне, Тримейн! Чтобы еще раз позлорадствовать...

— «Позлорадствовать»?!

Чувствуя, что готова убить его за притворство, Пернел сочла за лучшее не вступать в перепалку:

— Если вы не поняли, повторяю: больше мне не звоните — никогда!

— Так продолжайте в том же духе! — прорычал он и бросил трубку.

Грубиян! Какое право он имеет бросать трубку?! Она кипела от гнева и с огромным усилием сдерживала слезы. Нет, она не заплачет! Вот еще, было бы из-за кого! Подумаешь, губитель женских сердец!

К счастью, рабочий день складывался спокойно, иначе ей пришлось бы довольно трудно. Но дома мысли о Хантере не оставляли ее ни на минуту, вновь и вновь она возвращалась к этому телефонному разговору. Да что тут особенно вспоминать? Просто ужасный грубиян! Нет сомнений — звонил, только чтобы позлорадствовать! Ведь признался, что не намерен говорить с Майком. Значит, какая у него была цель? Пусть она, Пернел, поинтересуется, почему его милость принял решение отказать Майку.

В памяти ее живо всплыл тот момент, когда она, растерянная, разгоряченная любовью, страхом, желанием, задала этот злосчастный вопрос о Майке... Что ж, и тогда, и вот только сейчас, по телефону, она доказала ему: ей до него нет дела, решительно никакого!

Как долго сегодня тянется время, как тягостен этот вечер... без него. Злость и обида прошли, а осталась... просто боль. Уж лучше злиться на него, придумывая в его адрес всякие нелестные слова, чем подсчитывать элегантных субботних посетительниц его дома.

Стоило ей только допустить до краешка сознания мысль, что они являлись к нему по утрам, а освобождали хозяина лишь во второй половине дня, как разум покидал ее, и она начинала пылать возмущением. А есть ведь еще неведомая Лили... Но растравить себя ей не удалось — сердце ныло все сильнее.

Не избавиться ей от этой любви, не выкинуть из головы этого типа. Вот, опять прислушивается, не едет ли машина, — да ведь он никогда не бывает в Миртл-коттедж по вторникам. Уже девять... И зачем она разговаривала с ним утром этим ненатуральным, ледяным голосом? Она просто с ума сошла! А теперь вот жалеет... Впрочем, у женщин мягкие сердца, если они любят. Например, она часто читала в газетах: самый отпетый негодяй заставляет женщину страдать, как будто лучше его никого на свете нет.

Сама-то она не заблуждается насчет Хантера, недаром читала и перечитывала это письмо: он безжалостен, мстителен, не держит обещаний... Телефон звонит! Господи, это он! Да нет, вряд ли... после того как бросил трубку с саркастическим пожеланием «продолжать в том же духе».

— О, ты дома! А я и не надеялась застать тебя.

Это мама! Пернел обрадовалась: хоть отвлечется от всех своих тягостных переживаний.

— Что случилось, мама, ты чем-то озабочена?