Чиун хихикнул, он взял привычку так хихикать с тех пор, как они вернулись из Китая, куда были посланы по заданию президента и где Римо принимали за воплощение одного из богов индуизма. Старик смеялся над этим, только разговаривая с Римо. В беседах с другими на эту тему он был серьезен по очень простой причине: Чиун верил в то, что Римо Уильямс на самом деле стал Шивой-Дестроером.

Но все равно он остался для Чиуна учеником, и пожилой кореец вырвал еще один листик из блокнота, подержал над головой и отпустил, тихо промолвив:

– Давай.

Листок бумаги медленно планировал вниз и вдруг раздвоился, рассеченный ударом ладони Римо Уильямса.

Впечатляющее зрелище для постороннего! Но их каюта располагалась на самой верхней палубе «Атлантики». Часть палубы, на которую выходили дверь и иллюминатор, была отгорожена – она предназначалась для индивидуального пользования, так что вокруг было только море.

Под их палубой находилась другая палуба, под ней – следующая и еще, и еще, до самого чрева судна, а там, ниже ватерлинии, уже не было иллюминаторов. Внизу тоже были каюты, только мебель была не ореховая, а крашеная металлическая, на полу вместо ковра – линолеум. А на корме корабля, в самой дешевой каюте «Атлантики», где качало сильнее всего, разместился доктор Харолд Смит, глава КЮРЕ, один из самых могущественных людей в мире.

В этот момент он, лежа на жесткой койке, изо всех сил старался смотреть в одну точку на потолке, пока желудок не успокоится. Согласно его теории, если сконцентрироваться на одной точке и не отрывать от нее взгляда, ощущение качки станет не столь острым и можно даже будет выжить.

В нижней части судна, ближе к днищу корабля, качка не только килевая, но и бортовая. Точка на потолке поехала направо, и доктор Смит не отрывал от нее взгляда до тех пор, пока не оказался практически на животе, и тут уж ему пришлось опять прибегнуть к услугам корзины для мусора.

«Будь проклят Римо Уильямс! Неужели ради того, чтобы выиграть войну с преступностью, – думал он, – стоит столько терпеть от этого Римо?!»

Доктор Смит связался с Римо в Нассау, где стоял морской теплоход, на котором тот путешествовал, и приказал немедленно возвращаться в Штаты для выполнения очередного задания. Римо отказался, объяснив Смиту, что должен непременно участвовать в финале танцевального конкурса, который проводился на корабле. Он продолжит круиз, а иначе упустит шанс получить золотой кубок. Почему бы доктору Смиту не прилететь сюда, чтобы всем вместе отправиться обратно?

– У вас будет достаточно времени обсудить новое задание, – добавил Римо.

– У меня нет времени плавать вокруг света, – ответил Смит.

– Тогда вы не узнаете о том, что приключилось с вашим старым приятелем Хопкинсом, и о том, как он собирался шантажировать КЮРЕ. А в один прекрасный день получите секретное письмо с требованием выплатить сорок три миллиарда долларов однодолларовыми купюрами.

– Очень остроумно, – сказал Смит. – Я в курсе того, что случилось с Хопкинсом.

– Черт побери! Все равно прилетайте, и я вам расскажу, что сделал с Ховардом Хьюзом, – не сдавался Римо.

Он настаивал, уговаривал и, в конце концов, после того, как пообещал устроить Смиту отличную каюту, тот согласился. Так он оказался на этом проклятом корабле – вывернутый наизнанку и с каждой минутой все больше ненавидящий Римо Уильямса.

Но Харолд Смит не был бы Смитом, если бы пренебрег своим долгом. Ему и не предложили бы возглавить КЮРЕ – секретную организацию по борьбе с организованной преступностью, – если бы у него отсутствовала сила воли. Он с трудом поднялся на ноги, слегка пошатываясь, пересек каюту и достал из шкафа черный чемодан. Дешевый, без наклеек аэропортов и отелей. Тщательно заперев дверь, он отправился в долгий путь наверх, на пятую палубу – в апартаменты Римо Уильямса.

Было три часа ночи, корабль спал. Ни на лестнице, ни в коридорах Смит не встретил ни души. Но и Римо Уильямса в каюте не оказалось.

Палуба была еще безлюдней, чем коридоры. Было сыро и промозгло, пронзительно холодный ветер вихрем налетал с моря, окутывая корабль мельчайшей водяной пылью, пробирая до мозга костей любого, кто осмеливался появиться на палубе.

Но Римо Уильямс не чувствовал холода. Он осторожно заглянул за невысокую перегородку, отделявшую его часть палубы от остальной. Как всегда, никого.

Римо ощупал массивные дубовые перила, ограждающие палубы. Они были шириною сантиметров двенадцать, округлые и влажные.

Римо сбросил парусиновые туфли и вскочил на перила. Постоял минуту на высоте двадцать пять метров над водой, настраиваясь на ритм океанской волны, покуда мышцы ног и нервные окончания ступней не приспособились к ритмичному движению корабля. И побежал по перилам. Корабль раскачивало из стороны в сторону, кидало вверх-вниз, но Римо мчался вперед, замкнувшись в мире собственного сознания.

Он пробежал немного, переставляя ноги по мокрой полированной поверхности перил так быстро, что подошвы не успевали соскользнуть. А потом, на полном ходу повернулся на 90 градусов и легко, пружинисто побежал боком. Бросив взгляд на бушующие внизу волны, он вдруг понял, почему моряки так независимы и высокомерны: здесь, вдалеке от земли, посреди ледяного океана, человек бросает вызов самому Господу Богу, и только презрение ко всему окружающему помогает одержать верх над стихией.

Римо добежал до кормы и притормозил, дабы убедиться, что на палубе никого нет. Увидев, что никто не осмелился в такую погоду и время покинуть каюту, он помчался на всех парах обратно, бросив взгляд вниз, сквозь стеклянную крышу бассейна.

Обычно там все время торчал усатый крепыш. Пожарный с Среднего Запада, самодовольный и невежественный, он с самого начала круиза проводил у бассейна дни и ночи напролет. Он обзывал Чиуна «китаезой», когда тот его не слышал, что, однако, не укрылось от внимания Римо. А однажды Римо увидел, как пожарный украл чаевые, оставленные кем-то из посетителей официанту на подносе, и когда понадобилось освободить каюту для Харолда В. Смита, у Римо была на примете подходящая кандидатура.

В один прекрасный день, на пляже острова Парадиз, пожарный загадочным образом крепко уснул и проспал под палящим тропическим солнцем четыре часа. Когда его, наконец, разбудили, кожа уже покрылась волдырями. В больнице Нассау медики оказали ему необходимую помощь, предупредив, что нельзя так долго находиться на солнце, и собрались было отпустить на корабль, но передумали и оставили на дальнейшее лечение и обследование, после того как он сообщил врачам, что потерял сознание оттого, что к его плечу прикоснулся рукой рослый парень с глубоко посаженными карими глазами.

Римо усмехнулся, миновав пустующее кресло у бассейна и подумав при этом, что если пожарник был падок на чужие чаевые, то Смит – уж и подавно. Официанты от такой перемены ничего не приобрели.

Римо бесшумно прошел по стальной перекладине, поддерживавшей выпуклую пластиковую крышу бассейна, и очутился на левом борту корабля. Он пробежал еще несколько шагов, быстро обогнул барьер, отделявший общую палубу от его личной веранды, и бесшумно спрыгнул с перил возле своей каюты.

Здесь он надел туфли и вошел внутрь через раздвигающиеся стеклянные двери.

Смит сидел на диване, а Чиун, склонившись над ним, массировал искусными пальцами нервные узлы вдоль шеи доктора.

– Спасибо, Чиун, – с облегчением сказал Смит, отодвигаясь от него, как только в каюте показался Римо.

– Морская болезнь? – поинтересовался Римо.

– Не страдаю, Я провел в море больше времени, чем вы в трезвом виде, – засопел Смит. – Вернулись с вечерней прогулки?

– Вроде того, – ответил Римо, а потом безжалостно добавил, поскольку не питал добрых чувств к человеку, который посылал его на задания, противные человеческой натуре, – Хопкинс сразу догадался, что речь идет о вас. Как только я сказал «дешевка», он понял, о ком речь.

– Да, да. Хватит, – сказал Смит, глядя на Чиуна, который, несмотря на свои таланты и любовь к Римо, представления не имел, что такое КЮРЕ и чем она занимается. Ему достаточно было знать, что миссия Римо – убивать и что его, Чиуна, забота – следить, чтобы Римо всегда был в форме.