— В обычных обстоятельствах я бы не разрешила вам здесь находиться, но бедный мистер Чиун очень настаивал.

Римо даже не взглянул на нее.

— Как ты себя чувствуешь, папочка? — ласково спросил он.

— Мне больно, — произнес Чиун, уставившись в потолок.

— Очень?

— Больнее не бывает, — ответил Чиун, избегая взгляда Римо. — Я нахожусь между жизнью и смертью и вдруг узнаю, что ты куда-то ушел.

Римо нагнулся к самому уху Чиуна.

— Наше дело, ты не забыл? — шепотом сказал он. — Я разделался с типом, который устраивал все эти пожары. И от которого, кстати, ты тоже пострадал.

— Подождать было нельзя? — спросил Чиун.

— Хватит об этом. Ты-то как?

— Чувствую близкий конец.

— Из-за какого-то дыма? — поразился Римо. — Ни за что не поверю!

— Я так и знала, не надо было вас пускать, — встряла в разговор доктор Гейл.

Она хотела отстранить Римо от постели больного и крепкими пальцами врача тряхнула за плечи. Они оказались такими крепкими, словно были сделаны из железобетона, и даже не дрогнули.

— Сэр, я вынуждена просить вас пройти за мной. Мне нужно вам кое-что сказать.

Римо выпрямился. В глазах его стояло изумление.

— Что с ним? — прошипел он, едва отойдя в дальний угол комнаты.

— Не могу понять. Мы провели полное обследование. Сделали анализ крови, компьютерную томографию, УЗИ — словом, все, что только можно придумать. В физическом смысле не выявлено никаких отклонений.

— Значит, он поправится?

— Нет. Мне очень жаль, но ваш друг, по-моему, умирает.

— Но вы только что сказали, что у него все в порядке.

— Он обладает фантастическим здоровьем, причем не только для своего возраста — ему и молодой позавидует. Господи, вы даже представить себе не можете, ведь его тело абсолютно симметрично!

— Разве это плохо?

— Это невероятно! У всякого нормального человека, к примеру, одна нога может оказаться короче другой. У женщин сплошь и рядом одна грудь больше, другая — меньше. У правшей мышцы левой руки развиты слабее, и наоборот. Но у этого человека все иначе. Его мускулатура развита строго пропорционально. Даже скелет имеет неестественную симметрию.

— И что все это означает?

— Это означает, — серьезно произнесла доктор Гейл, — что его тело имеет идеальные пропорции. Идеальные. — Римо кивнул. Ясно. Синанджу. В нем все сбалансировано. — Я пролистала книги. Медицине не известно ни одного случая абсолютной симметрии человеческого тела. Не хочу спешить с выводами, но у меня здесь стандартный формуляр донора. Если бы вы сочли возможным после кончины пожертвовать его тело в интересах науки, я могу гарантировать вам, что останкам будут оказаны все подобающие почести.

Римо взял у нее формуляр, молча сложил из него самолетик и пустил над ухом мисс Гейл. Бумажный снаряд, казалось, едва коснулся висящего на стене зеркала, но оно треснуло и покрылось трещинами.

— О Господи! — выдохнула доктор Гейл.

— Мне нужны конкретные ответы, а не то я сейчас сложу самолетик из вас!

— Как я вам уже сказала, сэр, мы не обнаружили в организме этого милейшего старика никаких отклонений. Однако его жизненные функции безусловно слабеют. Я говорю не о сердце. Легкие тоже как будто не повреждены, хотя некоторое количество дыма мы из них откачали. Тем не менее все симптомы говорят о том, что он попросту... угасает.

— Чиун не может просто так умереть. Это невозможно!

— Видите ли, новейшая медицинская аппаратура не ошибается. Это нечто необъяснимое. При всем его богатырском здоровье совершенно ясно, что он умирает. Он очень стар. Иногда это происходит именно так. Правда, обычно в таком случае смерть наступает быстро. Что касается мистера Чиуна, то у меня такое впечатление, что его душе, его чудесной душе, стало тесно в его хрупком старом теле.

— Неплохо сказано! — раздался с постели голос больного.

— Благодарю, — учтиво отозвалась доктор и опять повернулась к Римо. — Вы сами видите, что он полностью отдает себе отчет в своем состоянии. И, по-моему, его это нисколько не беспокоит. Думаю, он понимает, что его час настал, и спокойно ждет конца. По мне, так это прекрасный конец. Хотела бы я умереть вот так!

— И сколько это продлится? — хрипло спросил Римо, до которого наконец стала доходить суть происходящего.

— Несколько недель. Может быть, месяц. Он просит, чтобы вы забрали его домой. Я думаю, так будет лучше. Мы больше ничего не можем сделать. Отвезите его домой и дайте покой.

— И никакой надежды?

— Абсолютно. В его возрасте обычно не поправляются даже от незначительных недомоганий. По-моему, он с этим смирился. И вам надо последовать его примеру.

Римо снова подошел к постели. Чиун казался меньше обычного, словно съежился внутри хрупкой телесной оболочки.

— Папочка, я отвезу тебя в «Фолкрофт».

— Не глупи, Римо, — тихо возразил Чиун. — Мастер Синанджу должен доживать последние дни в другом месте. Мы поедем в Синанджу... Вдвоем, — добавил он.

— Ты уверен, что все так плохо?

— Зачем мне тебя обманывать, Римо? Я доживаю последние дни. Сообщи Императору Смиту, ему надо будет кое-что предпринять. Я желал бы навсегда покинуть эту варварскую страну, полную неприглядных зрелищ и ужасных запахов.

— Да, папочка, — ответил Римо и вышел из палаты, с трудом сдерживая слезы.

Глава 5

Сквозь большое окно, из которого открывался красивый вид на пролив Лонг-Айленд, уже пробивался холодный ноябрьский рассвет, а доктор Харолд У. Смит все еще сидел за рабочим столом. Это был высокий мужчина с редеющей шевелюрой, на его лице красовались очки в тонкой оправе. Одет он был в серый костюм-тройку. В этом человеке все было каким-то серым, линялым и бесцветным.

Но уж что-что, а этого про Смита сказать было нельзя. Ибо человек, сидящий за столом директора санатория «Фолкрофт», на самом деле занимал второй по значимости пост в администрации Соединенных Штатов после самого президента. Кое-кто сказал бы, что он даже главнее президента, потому что президенты приходят и уходят, а директор организации под названием КЮРЕ Харолд У. Смит остается. Он не подвластен ни воле избирателей, ни импичменту.

Смит ждал, пока компьютер обработает поступающие из Детройта сообщения. Он старательно поправил полосатый галстук. Другой на его месте, проведя бессонную ночь на работе, пожалуй, уже давно ослабил бы галстук, если не снял его совсем. Но только не Смит. Он хотел встретить свою секретаршу, как всегда, опрятным и подтянутым.

Новости из Детройта были обнадеживающие. В этом году пожаров случилось меньше. Однако пока не поступало никаких сообщений относительно человека по имени Моу Джоукли. Странно, что и Римо больше не объявлялся.

Сохранив в памяти компьютера в виде отдельного файла сводку из Детройта, Смит перешел к изучению другой поступающей информации. Его пальцы порхали по клавиатуре с легкостью профессионального пианиста. Перед ним стоял небольшой монитор, но внешность, как известно, обманчива: он был подсоединен к целому банку электронной информации, которую накапливал и обрабатывал вычислительный центр, расположенный в запертой комнате в подвале «Фолкрофта». Сюда стекались все базы данных по Соединенным Штатам, и не только. Вычислительный центр в автоматическом режиме анализировал весь поток входящей информации и выискивал все, что касалось преступной или какой-либо иной деятельности, выходящей за рамки обыденного. В засекреченных файлах память компьютеров хранила базу данных о двадцати годах работы КЮРЕ, которая дублировалась в другом секретном вычислительном центре, на острове Сен-Мартин. Если Римо был карающей рукой КЮРЕ, а Смит — мозговым центром организации, то компьютеры — ее сердцем.

Еще до появления Римо Смиту пришлось вести свою компьютерную войну, скрупулезно анализируя электронную информацию в поисках малейших намеков на незаконные биржевые сделки, переводы крупных сумм на банковские счета, которые можно было интерпретировать как взятки государственным чиновникам или отмывание денег, полученных от наркобизнеса. Тайный доступ к данным Налоговой службы открывал перед ним фантастические возможности.