— Он использовал его название как псевдоним.

Бернелл нервно засмеялся, прикрыв рот ладонью.

— Интересно. В нашем старом кинотеатре в Лос-Анджелесе потолок был расписан знаками Зодиака. Многие зрители этого даже не замечают. Все внимание на экран. — Он помолчал. — Вот какая штука получается… «El spectre rojo» — фильм немой, но как он об этом мог узнать?.. Считали, кстати, что лента утрачена, пока кто-то из «Тандерберд-филмз» не обнаружил раскрашенную от руки копию. Впервые объявили о продаже… — Он снова замолчал, вспоминая. — Надо посмотреть.

— Зодиак упоминал о Красном Фантоме в семьдесят четвертом году.

— Да, пожалуй сходится. Тогда я его и видел. И решил купить шестнадцатимиллиметровую пленку на ежегодной встрече коллекционеров кинофильмов в Канаде.

Я сообщил своему собеседнику, что в одном из писем Зодиак упоминает исполнителей «на пиане на органе». Бернелл ведь в молодости работал органистом в кинотеатре немого фильма.

— И еще этот его символ, — продолжил я. — Перечеркнутый кружок. Говорят, что такую метку ставят киномеханики.

— Да, верно, в начале пленки.

— Полиция, конечно, придала символу иное значение: перекрестие прицела.

— Нет-нет, когда я его в газете увидел, то сразу понял. Я, знаете ли, кручу и коммерческие фильмы, не только классику, иначе концы с концами не сведешь. Все делаю, даже афиши малюю. Лучшие из них, конечно, храню, но такие… — он пренебрежительно махнул рукой в сторону снимка афиши, предоставленного Уоллесом Пенни в качестве образчика шрифта. — Такие выбрасывают сразу после демонстрации.

— Значит, эту афишу делали вы сами? Мы думали — может быть, Дон Эндрюс?.. Ведь он работал у вас? Да?

— Работал, — выдавил из себя Бернелл.

— Полиция думала, что это его рука. Он проходил по делу как подозреваемый.

Я продемонстрировал Бернеллу ксерокопии писем, указал, где шрифт похож на буквы его афиши.

— У вас есть что-нибудь, написанное Эндрюсом?

— Нет, его писем у меня нету, — тихо сказал владелец кинотеатра. — Мы не переписываемся.

— Я предполагаю, что Зодиак мог вдохновиться вашими афишами. Он мог их снимать, фотографировать и использовать как образец, обводя затем проецируемые буквы.

Бернелл явно нервничал, однако сходил за записями. Принес также кофе и шоколадный торт, и мы установили, что в последний раз фильм «Самая опасная дичь» демонстрировался в мае 1969 года.

Бернелл оказался отличным собеседником, вел себя дружелюбно, никакой угрозы от него не исходило, но все же меня не покидало ощущение, что он говорит далеко не все, что знает. И еще мне казалось, что в любой момент на пороге может появиться грузная фигура в черном капюшоне с прорезями для глаз, вооруженная пистолетом. В конце концов, я ведь не знал, где сейчас находится Дон Эндрюс.

Мы спустились в подвал, где хранилась коллекция фильмов Бернелла. Стеллажи полностью занимали одну стену и половину другой. Я вглядывался в жестянки, вспоминая слова Пенни о спрятанных и заминированных уликах.

Бернеллу, казалось, не понравился мой интерес к полкам, и он увлек меня к рабочему столу, за которым рисовал афиши.

А вдруг там и правда была заминированная жестянка? Только представьте, что она могла натворить в подвале этого ветхого трехэтажного строения! Разлагающийся нитрат ведь, в конце концов, тот же тринитротолуол.

Бернелл еще раз заверил меня, что мы в доме одни. Но я все время слышал очень тихие шаги на верхнем этаже. Однако опасения мои даже мне самому казались преувеличенными. Слишком многие знали, где я нахожусь, включая и лейтенанта Хастеда.

Я еще раз встретился с Бернеллом, чтобы обсудить возможные параллели между его другом и Зодиаком.

— Я слышал, что Зодиак мог спрятать улики в жестянке из-под фильма и заминировать на уничтожение при вскрытии, — сказал я ему. — И преступник якобы оставил эту коробку у какого-то друга.

Улыбка Бернелла исчезла, а затем ее сменил оскал. Я подумал, что он мог ощутить себя обманутым, использованным. Описал ему этикетку.

— Да, Дон давал мне такую коробку.

Значит, Уоллес Пенни не ошибся! Я старался ничем не проявить своего возбуждения, но сердце стучало в груди как бешеное.

— И где она?

— Он потом забрал ее обратно. Давно это было, году этак в семьдесят втором.

И если Дон Эндрюс — Зодиак, то никто больше эту коробку никогда не увидит.

Бернеллу не понравилось сходство букв в его афишах и в письмах Зодиака.

— Вы пишете левой рукой?

— Нет, я правша.

— Тогда вам не о чем беспокоиться. Зодиак одинаково владеет обеими руками.

Глаза моего собеседника округлились.

— Дон режет пленки левой… а пишет правой. Мне кажется, у него обе руки одинаково хорошо развиты.

Я знал об этом факте раньше. А вот Бернелл, похоже, лишь в этот момент серьезно взвесил возможность того, что его друг способен оказаться Зодиаком.

Бернелл сообщил мне, что Дон Эндрюс покинул Сан-Франциско и Калифорнию в 1975 году и не возвращался до начала 1978-го. Не этим ли объясняются долгое отсутствие писем и фраза «Я снова с вами»?

Я спросил Бернелла, вернулся ли Эндрюс в Сан-Франциско. Тот ответил не сразу. Он отошел к камину и, не поворачиваясь ко мне лицом, наконец произнес:

— Не уверен.

Вторник, 19 сентября 1978 года

На протяжении некоторого времени мою работу прерывают звонки. Почти всегда в пол-одиннадцатого утра. Слышу в трубке чье-то дыхание — и более ничего.

В этот день, ближе к вечеру, я позвонил Бернеллу, чтобы задать еще несколько вопросов о его друге.

— Марвин, я никогда не видел Эндрюса. Я прочитаю вам его описание, а вы скажете мне, в чем я ошибся. Идет?

— Ну…

— Давайте попробуем. Итак, белый взрослый мужчина, коренастый, тяжеловат, слегка сутулый, с брюшком, рост около пяти футов восьми дюймов. В шестьдесят девятом году стригся «под ежик», волосы слегка вьются, чуть рыжеватые. Возраст около тридцати пяти лет. Носит очки в массивной черной оправе с тонкой резинкой для фиксации на голове. Грудь выпуклая, бочонком, сложение крепкое.

— Я бы сказал, что Дон толстый. Резинку для очков слишком тонкой не назовешь. Волосы как бы с пушком, что ли…

— Лицо, говорят, полное?..

— Как и фигура. Мордастый такой, — уверенно уточнил Бернелл.

Учитывая, что Бернелл собирался принять Эндрюса в дело, было совершенно непонятно, как он может не знать нового адреса своего будущего партнера.

По словам Бернелла, у Эндрюса за прошедшие годы развился артрит. Не поэтому ли Зодиак прекратил убивать? И как эта болезнь сказывается на почерке?

— У Дона располагающая внешность, — продолжал Бернелл. — Аккуратный, почти щеголь. Натура увлекающаяся. Все деньги тратит на фотооборудование.

На вопрос о почерке Бернелл ответил, что Эндрюс пишет аккуратно, использует маркеры и фломастеры.

Интересным подозреваемым оказался Дон Эндрюс, но двигаться дальше, не встретившись с ним и не поговорив о нем с Нарлоу, я не мог.

Одно время Эндрюс работал на радиостанции. Я нашел женщину из отдела кадров радиостанции, с которой они постоянно враждовали. Она охотно предоставила образцы его почерка, но их оказалось недостаточно для того, чтобы Моррил однозначно смог сделать окончательное заключение.

Фото Эндрюса я показал подросткам, свидетелям убийства Стайна. Они посчитали его «слишком старым и толстым».

У меня крепло убеждение, что Эндрюс — ложный след.

Четверг, 3 мая 1979 года

Поздно вечером, в пять минут двенадцатого, неожиданно позвонил сержант Ральф Вильсон из Вальехо.

— Фантастика! — воскликнул он. — Я как раз думал о Зодиаке, проверял записи о копе, который встречался с Дарленой Феррин, и тут звонок. Некто сообщает, что его сейчас убьют.

У меня поползли мурашки по спине. Я знал, что сержант Вильсон не позвонит по пустякам.

— Он говорит, что его бывший товарищ, с которым они раньше вместе снимали комнату, собирается его убить, потому что он Зодиак и знает, что этот, который звонит, знает, что он Зодиак, — продолжил Вильсон. — Парень перепуган до смерти. По его словам, подозреваемый вспыльчив, метко стреляет, у него есть снимки убитой Феррин. Возможно, тот самый тип, который донимал Феррин в ресторане. Магией увлекается, криптографией, похож на фоторобот. Его выгнали из департамента шерифа. Давайте назовем его Джеком во избежание проблем, — предложил Вильсон.