Я приехал в Горный и остановился у бывшей местной чайной, ныне преобразованной в кафе «Встреча». Народу здесь было немного, я взял стакан чая и пару булочек местной выпечки, которые оказались весьма недурны на вкус. Прихлебывая чай, я присмотрелся к посетителям. В основном, как я понял, это были водители грузовиков, транзитом следовавшие через поселок.

За буфетной стойкой заправляла пышногрудая крашеная блондинка бальзаковского возраста, наверняка работавшая здесь много лет, потому что, насколько я знал, в отдаленных поселках продавцы местных сельпо и чайных держатся за свои хлебные места. На буфетчице красовался синий халат и кружевной передник — единственная примета обновления. В прежние времена буфетчицы, как правило, одевались в белый халат, который, впрочем, никогда не бывал чисто-белым, но вечно украшался пятнами от пива и пищи.

Я подошел к стойке и, собрав всю силу воли, кокетливо сказал:

— Сколько лет езжу по городам и весям нашей великой страны, а вот таких привлекательных и обаятельных нигде не встречал!

К моему великому удивлению, буфетчица приняла мой грубый комплимент за чистую монету и, зазывно улыбнувшись, ответила:

— А у нас все такие.

— Не может быть! — решил я продолжить атаку. — В одном месте не бывает много привлекательных и обаятельных. К тому же я вот проехал по поселку и даже молодых-то не видел, а уж с вами и сравнить никого не смог бы.

— Да ладно вам подлизываться. Небось сыщик какой из Москвы? Так меня уже допрашивали. Нового сказать ничего не могу.

Изобразив сильнейшие душевные муки отверженного поклонника, я проникновенно сказал:

— Да разве это имеет значение? Во-первых, я не из Москвы, а из Питера, во-вторых, не настоящий сыщик, а любитель познавать непознанное, а в-третьих, говорил я о вашей привлекательности совершенно искренне. Но… — тут я выдержал драматическую паузу, — раз уж вы меня отвергаете и считаете сыщиком… что ж! Тем хуже для меня… Меня, между прочим, зовут Славой, а вас как?

— Меня Валентиной. Только вы мне голову не морочьте. Ментов-любителей не бывает!

— Да не из милиции я! Честное слово! Но что сыщик — верно! Только частный сыщик. Меня наняли, чтобы узнать побольше о давешнем взрыве.

— Этим государство занимается, — резонно заметила моя собеседница. — Кто же будет частных нанимать?

— Ладно. Во всем я вам откроюсь, хоть и не имею на это права. Уж больно вы мне на душу легли… Даже не могу понять, в чем дело… Может, вы меня загипнотизировали?

— Это точно, — рассмеялась буфетчица. — Всю жизнь мечтала какого-нибудь завалящего сыщика гипнозом покорить… Так рассказывайте все, если гипноз еще действует!

— Действует, действует, — заверил я и сказал: — Наняли меня те, чьи деньги в поезде сгорели во время взрыва. Вот и весь секрет. Государственное следствие идет медленно, а хозяевам тех денег нужно обо всем узнать как можно быстрее. Валечка, ради нашей будущей дружбы, скажите, в день взрыва ближе к вечеру никого у вас в кафе не было, кто бы от обычных клиентов отличался? Ну, турист какой-нибудь или по виду странный?

— Я когда с опером говорила, сказала уже, что ничего не заметила, а вот теперь, когда вы сказали про странных клиентов, припоминаю, что заходил сюда вечером того дня мужик, по виду турист, рюкзак у него, видать, тяжелый был. Когда с плеч снял, на пол тяжело грохнулся. А странный, потому что был он весь какой-то… черный, что ли…

— В каком смысле? Негр?

— Да нет… ну такой… Борода длинная черная, волосы длинные, тоже черные как смоль, и сам смуглый… Заказал чаю, пачку печенья взял. Но есть не стал, потому что в это время другой парень подошел, этот его увидел и говорит: «Это не ваша машина, „Жигули“ синие?» А тот ответил — мои, мол. А черный ему: «До города не довезете?» Парень говорит: «Отчего не довезти. Я через Межинск еду». Взял он у меня пару бутербродов, в полиэтиленовый мешок положил, они вдвоем и вышли. А больше ничего странного не было. Да и в этом случае ничего такого удивительного нет. Туристы к нам, бывает, заходят, и подвезти просят… Только вот не видела я, чтобы этот бородатый в окно смотрел. А машину, на которой парень приехал, назвал верно… Правда, я об этом только сейчас подумала, а раньше не вспоминала и не говорила никому.

— Ну, спасибо вам, — сказал я искренне и с сожалением добавил: — Уезжать надо. А так хочется к вам в гости напроситься.

— Приезжайте еще, тогда, может, и приглашу, — кокетливо ответила буфетчица Валя и улыбнулась.

Я вышел и подумал о том, что надо бы в другие села заехать, может, и там видели бородатого и волосатого. Хотя… если он имел отношение к взрыву, то наверняка не стал бы разгуливать по окрестностям. Тем не менее я съездил еще в один поселок километрах в шести от Горного, но там никого с бородой и черными длинными волосами не видели. Я поехал в Межинск, пересек колею по переезду и, снова вспомнив уцелевшего Владимирова, подумал: «Олег и переезд не упомянул, а ведь это двадцать седьмая будка обходчика, он по идее должен был ее видеть».

По другую сторону железной дороги в село заезжать не стоило, но я для очистки совести все-таки заехал. Называлась деревня Александровская, ни чайной, ни буфета здесь не было, но я постучался в два дома на околице, представился опером и спросил, не видели ли они в день взрыва в селе посторонних. В первой избе мне ответили отрицательно, а во второй хозяйка сказала, что в тот день выносила кружку воды какому-то туристу. Но он был без бороды и не волосатый.

— Волосатиков этих я боюсь, — сказала хозяйка. — Бог знает, что у них на уме!.. А этот бледный какой-то был, вроде сильно устал, или плохо ему было. Я еще сказала, что у нас в селе медпункт есть, фельдшер там работает, и если ему плохо, пусть у него, у фельдшера, какого-нибудь лекарства спросит. Он поблагодарил и сказал, что такого лекарства, какое ему нужно, у местного фельдшера скорее всего нет. Так я и не знаю, пошел он к фельдшеру или нет, а вид у него был плохой, будто заболел. Вот и все, что знаю, — закончила она рассказ.

Спросив у нее, как найти медпункт, я направился на другой конец села к небольшому синему домику с облупившейся краской. Фельдшер, пожилой человек, очевидно здесь же при медпункте и проживавший, почему-то рассердился на мой вопрос, не обращался ли к нему за помощью турист, и раздраженно ответил, что приходил какой-то придурок, спрашивал, нет ли у них в медпункте инсулина.

— А откуда у меня инсулин? Мне и самых простых лекарств нынче не присылают. Говорят, больные за свой счет должны покупать в городе. А он — инсулин! Если диабетик, так с собой надо постоянно иметь! — закончил фельдшер свою гневную тираду.

— А внешность этого больного придурка вы бы не могли описать? — спросил я. — Может, он был с бородой, или волосы длинные?

— Бородка была. Маленькая, клинышком. И усы отвислые книзу, светлые. Ростом с меня, то есть среднего, лет примерно сорока… чемоданчик нес.

— Какой чемоданчик? — поинтересовался я. — Красивый, черный вроде магнитофона?

— Да нет! Те я знаю. Те «дипломатами» называются. А у него был обычный, потертый, коричневый, с уголками блестящими. Только маленький… ну, такой, с какими мастеровые ходят. А на вид он совсем плохой, — неожиданно жалостливо заметил фельдшер. — Только помочь ему я не мог. Предложил перекусить зайти, диабетикам иной раз пища помогает. А он отказался, сказал, что у него с собой бутерброды есть.

— Спасибо и на этом. Скорее всего, это не тот, что мне нужен.

— А вам кто нужен-то, собственно?

— Да вот ищу того подонка, что девушку порезал, — ответил я.

— На такого он не был похож, — с сомнением сказал фельдшер и, покачав головой, добавил: — Впрочем, кто его знает? Разве по внешности определишь, убийца или порядочный человек?

Поблагодарив фельдшера, я сел в машину, выехал за околицу села, остановился у обочины и задумался.

«Итак, как говорят в славном городе Одессе, „что мы имеем с гусь?“ А с гусь мы имеем разве что пух да перо, но никак не мясо и сало. Первое: девушка Таня, убитая за десять км от взрыва, изувеченная, но не изнасилованная. Второе: по одну сторону железной дороги в трех километрах от насыпи туриста с тяжелым рюкзаком, и по другую сторону железной дороги туриста с коричневым потертым чемоданом, больного диабетом и без инсулина. Первый турист уезжает на синей „восьмерке“, прозорливо угадав в человеке, вошедшем в чайную, владельца именно этой „восьмерки“. Причем турист был истинно ясновидящим, потому что, ни разу не глянув в окошко, угадал даже цвет машины.