Пока я беспробудно пьянствовал, сожалея о разрушенных мечтах (в институте, где я прежде работал, передо мной действительно открывались завидные перспективы), Света начала звонить по газетным объявлениям и таким образом вышла на фирму «Золотой квадрат», принадлежащей Руслану Атаеву, ее нынешнему мужу и спонсору. До сих пор не знаю, что это за фирма, чем занимается (догадываюсь, что не благотворительной деятельностью), кем туда взяли мою сумасбродную женушку; все дальнейшее – развод, размен квартиры, нудные выяснения отношений, пустые клятвы, истерики Светы – уложилось в моем сознании в промежутки между запоями как один долгий дождливый денек, после которого я словно заново родился. Однажды взглянул в зеркало и увидел там сорокалетнего мужчину с испитым лицом, с большим, как у слоненка, носярой и печально-лукавыми глазками неопределенного цвета. Этот человек ничего не добился в жизни, но был себе на уме – и отнюдь не собирался помирать.

Светлане ехать до меня на тачке минут сорок, и я использовал это время с толком. Кое-как привел себя в порядок, умылся (на душ не хватило сил), переоделся и смотался в ларек, где отоварился бутылкой водки и пивом. Страх улетучился, мной владела обычная похмельная депрессия, но на воздухе немного полегчало.

Дома чуть-чуть прибрался и успел засадить пару банок «Очаковского». На звонок вышел умиротворенный, готовый к решению самых сложных проблем.

Света, едва взглянула, все поняла. Произнесла с незабытой, дорогой мне интонацией страдающей зверюшки:

– Опять, Володечка?

– Ладно, не зуди уж сразу… Я и тебе оставил. Проходи на кухню.

Чувствовал я себе превосходно. На столе пиво, водка, нарезанная колбаска, напротив милая женщина, родившая мне сына, хотя нынче запутавшаяся в трех соснах. Что еще надо утомленному алкоголем сердцу.

– Ну, давай, – сказал весело, – расскажи, что вдруг стряслось в образцовой семье миллионера? Зачем понадобился старый неудачник?

По ее лицу видно, что плакала недавно. Но подкраситься, причепуриться не забыла.

– Мне не к кому больше обратиться, Володя.

– Понимаю… Что дальше? Обращайся.

– Вишенку похитили.

Слова упали, как смертный приговор, но я не заблажил, не завопил заполошно: что? как? не может быть! Спокойно налил рюмку и выпил. Потом закурил. Потом открыл форточку. Затылок внезапно отяжелел, будто туда закачали свинца. Давление, что ли?

– Что ж, похитили так похитили. Это бывает. Расскажи, пожалуйста, поподробнее.

Вместо того чтобы рассказывать, тяжело задышала, побледнела – и начала медленно сползать со стула. Я успел ее подхватить, поднял на руки и, чертыхаясь, отнес в комнату, положил на кровать. Раньше Света себе такого не позволяла. Я вообще впервые видел, как женщина падает в обморок. Малоэстетичное зрелище. Но что бы она сейчас не чувствовала и не переживала, вряд ли Сашука значит для нее больше, чем для меня. Сашука это Сашука – центр вселенной. И не только для нас двоих со Светой. Для многих, кто еще не догадывался об этом.

Нашатыря у меня не было, и Свету я привел в чувство, дав ей подышать ваткой, смоченной в «Смирновской». Потом сидел возле нее и слушал. Из того, что она рассказала, обрисовалось следующее. Оказывается, их жизнь с бизнесменом Атаевым была не такой безоблачной и романтичной, как она мне внушала все три года. Хотя горец любил ее безумно и не жалел денег на Сашука (одна из причин, по которой Света ушла от меня: обеспечить мальчику нормальное будущее), вскоре выяснилось, что он не совсем свободен. Кроме Светы, у него было еще две жены, одна в Черкесске, вторая в Петербурге. По его вере это дозволялось, но Свете, когда узнала, не доставило радости. Однако больше всего ее угнетало, что бизнес, которым занимался муж, был связан с повышенным риском, а это в свою очередь влекло за собой массу житейских неудобств и ограничений. Допустим, Вишенка учился в одной из самых привилегированных школ в Москве, где на завтрак детей кормили черной икрой и заморскими фруктами, а занятия даже в младших классах вели доктора наук, но отвозили его в эту школу на бронированном лимузине и с двумя телохранителями, впрочем, как и всех других отпрысков новых русских. Кстати, я был против того, чтобы Сашука определить в эту школу, но на ту пору меня уже никто не слушал, включая Вишенку. Он, правда, меня успокоил одной из своих таинственных фраз. «Папочка, ну что ты переживаешь из-за ерунды, – заметил со своей неподражаемой старческой умудренностью. – Абсолютно никакого значения не имеет, где и чему человек учился». Поразмыслив над его словами, я пришел к заключению, что Вишенка, как всегда, прав.

Неделю назад Руслан Атаев отбыл в деловую поездку (я немного не угадал: не в Париж, а в Вену), с намерением вернуться через три дня, но не вернулся. Зато от него пришла странная телеграмма, Света процитировала на память: «Немного болею. Передай Квазимоде, пусть готовит Кузьму. Приеду когда не знаю. Береги себя». Кто такой Кузьма, я знал, – коммерческий директор «Золотого квадрата», фигура заметная и представительная, из бывших узников совести. В последнее время вошло в моду на крупные синдикаты ставить людей с сильной общественной репутацией. Обычно, когда их отстреливали, по всем каналам телевидения пускали народную скорбь – и частенько в очень зрелищной форме. Про Квазимоду я слышал впервые и спросил у Светы, кто это такой. Оказалось, начальник службы безопасности, полковник из бывших особистов. Получив, телеграмму, Света не слишком встревожилась: такое случалось и раньше. Руслан Атаев имел обыкновение пропадать по нескольку дней, иногда и до месяца, без объяснения причин. Света особенно не вдавалась в подробности, понимая, какие сложные задачи, требующие полной самоотдачи, приходится решать крупному российскому бизнесмену. Передала телеграмму Квазимоде – и успокоилась.

А вчера Вишенка не вернулся из школы. Утром, как всегда, его отвезли на занятия, а около двух часов ей позвонил телохранитель Ибрагим и сообщил, что мальчик пропал. Все дети разошлись, суббота – короткий день, но Вишенка из школы не выходил. Она помчалась туда, подняла в школе переполох, но лишь выяснила, что последним, кто видел Вишенку, был учитель физкультуры, бывший олимпийский чемпион по плаванию Гена Попов. Они с мальчиком задержались в бассейне: Вишенка сам об этом попросил. Хотел узнать, продержится ли под водой две минуты. «У вас хороший парень, – сказал бывший олимпиец Свете. – Чемпионом не будет, но за себя постоять сумеет. При любых обстоятельствах. Уж у меня, мадам, поверьте, глаз наметанный».

Из бассейна Вишенка пошел в раздевалку – и больше его никто не видел. Ни преподаватели, ни одноклассники. За вчерашний день Света обзвонила всех, кто был с Вишенкой в бассейне. В элитной школе классы небольшие, в Сашиной группе всего девять человек, четыре мальчика и пять девочек. Психиатр школы Ливенбук полагал, что это оптимальный расклад в период полового воспитания детей. Все мальчики, кроме Саши, из известных восточных семей.

– Ты все время отвлекаешься, – укорил я Свету. – Почему ты решила, что Вишенку похитили?

– Что же еще? – она в удивлении приподнялась на локтях, и видно было, что пришла в себя. Я тоже чувствовал себя нормально: водка и пиво сделали свое дело.

– Тебе кто-нибудь звонил? Требовали выкуп? Или что там требуют в таких случаях?

Ее удивление приобрело высокомерный оттенок.

– Ты так говоришь, Володя, словно речь о ком-то постороннем.

– Ответь, пожалуйста.

– Нет, никто ничего не требовал.

– Надеюсь, сообщила в милицию?

– Ради бога, Володя, не будь идиотом.

Я действительно сморозил глупость, извинился и пошел на кухню. Налил водки в чашку, но пить пока не стал. Задумался. Чувствовал себя, повторяю, нормально, но в то же время как бы не в своем уме. Перед глазами всплывали объявления, которые иногда дают по телевизору: такой-то вышел из дома, одет в синюю куртку и так далее… В Москве ежедневно пропадает множество людей, в том числе и детей, но объявления дают, думаю, только богатенькие. Обыкновенному обывателю в голову не придет сунуться со своим горем на телевидение. Тем более, известно, что в девяносто девяти случаях из ста это бесполезно. Пропавших иногда находят, но нескоро и неживыми. Удивительное время подкатило, о чем говорить. И все же я отгонял мысль, что с Вишенкой случилось самое страшное. Вернее, мысль, может, мелькала, но сердце молчало. Нет, Вишенку им не взять. Нипочем не взять.