Вот только Быков и Горбовский… Они вернутся, когда нас уже не будет, но я думаю, они не рассердятся на нас.
КИНОСЦЕНАРИИ
СТАЛКЕР
Грязная захламленная квартира. Ночь, за окном тьма. Сталкер выбирается из-под одеяла, тихонько поднимается с кровати. Берет в охапку одежду и на цыпочках выходит в ванную. Одевается, затем становится на колени перед ванной и начинает молиться вполголоса.
С т а л к е р. Пусть будет как всегда было. Пусть ничего не изменится. Пусть все останутся живы, пусть всем будет хорошо. А если для всех это невозможно, пусть я сумею быть жестоким с добрыми и пусть я сумею быть добрым с жестокими, а главное — пусть будет как всегда, пусть стена останется стеной, тупик останется тупиком, а дорога останется дорогой, и пусть никто не останется обделенным. Пусть каждый получит свое, я не так уж много прошу...
Он замолкает и резко оборачивается. В дверях стоит его жена, заспанная, в поношенной ночной рубашке.
Ж е н а. Что же ты делаешь? Где твое слово?
Он встает и стоит перед нею, виновато опустив голову.
Ж е н а. Ты же мне слово дал, ведь я тебе поверила...
Он молчит. Нелепо пожимает плечом, криво и жалко улыбается.
Ж е н а. Ну, хорошо, ты не хочешь думать о себе... Но ты о нас подумай! О дочке своей подумай, она же тебя не узнала, когда ты из тюрьмы вышел... она еще к тебе привыкнуть не успела, а ты опять уходишь! Обо мне — ты обо мне подумай, ведь я старуха в мои годы, ты меня доконал! Ведь я не могу больше тебя ждать, я умру! Ну зачем тебе сейчас идти? Пособие выдали, деньги есть, я устроюсь в магазин... Ну отдохни, ну побудь дома! Ты же обещал.
Сталкер. Как же — есть деньги... Нет денег...
Ж е н а. А пособие?
С т а л к е р. Я его... Я его потерял.
Ж е н а. Врешь!
С т а л к е р. Ну послушай, ну не надо так... Ну все будет хорошо! Я знаю! Я уверен!
Ж е н а. Ты же обещал!
С т а л к е р. Ну обещал, ну соврал... Мне такое дело предлагают, что нельзя отказываться... И люди такие хорошие, приличные... им нужно...
Ж е н а. Тебе люди важнее, чем жена с дочерью? Ты подумай, что с нами будет, если ты не вернешься!
С т а л к е р. Да вернусь я, вернусь, честное слово!
Ж е н а. В тюрьму ты вернешься! Там еще твое место не остыло, а ты уже вернешься, и дадут тебе не два года, а пять лет... И пять лет у тебя ничего не будет! Ты подумай об этом: ничего! А я эти пять лет не выдержу...
С т а л к е р (с надрывом). Ну не могу я! Не могу я здесь! Ну зачем все эти разговоры, ты же знаешь, что я не могу! Смерти я не боюсь, да и не верю я в смерть, не для того я на свет родился... И тюрьмой меня не испугаешь, потому что мне везде тюрьма... Ты тоже меня в тюрьме держишь разговорами этими... Ну я прошу тебя, это же всего одни сутки, завтра утром я вернусь, и снова все будет хорошо...
Ж е н а. Не верю, не верю! Ни во что не верю! Клялся, обещал! Что мне делать? Что мне делать? Не пущу!
Она опускается на порог, падает лицом вниз, колотит кулаками по полу.
Ж е н а. Не пущу! Не пущу!
А он бочком, бочком, осторожно подбирается к порогу, переступает через лежащую женщину и устремляется к выходу. Женщина все повторяет бессильно: «Не пущу!», и где-то в комнате сначала тихо, а затем все громче плачет ребенок.
Сталкер открывает дверь и выскакивает на лестничную площадку.
Грязноватый пролет тускло освещен лампочкой без плафона, и Сталкер сбегает по лестнице.
Подъезд. Сталкер сбегает с лестницы и останавливается в дверях.
У подъезда стоит роскошный «кадиллак». Дверцы раскрыты, рядом стоят Писатель и его приятельница. Писатель в длинном черном плаще и без шляпы,разглагольствует, делая широкие движения рукой с рюмкой. Приятельница внимает, опираясь на дверцу автомобиля. В одной руке у нее бутылка, в другой — рюмка.
П и с а т е л ь. Дорогая моя! Мир непроходимо скучен, и поэтому нет ни телепатии, ни привидений, ни летающих тарелок.
П р и я т е л ь н и ц а. Но я читала меморандум Кемпбелла...
П и с а т е л ь. Кемпбелл — романтик. Papa авис ин террис. Таких больше нет. Мир управляется железными законами, и Это невыносимо скучно. Серая чугунная скука железных законов... Они не нарушаются. Они не умеют нарушаться. Не надейтесь на летающие тарелки — это было бы слишком интересно...
П р и я т е л ь н и ц а. А как же Бермудский треугольник?.. Вы же не станете спорить...
П и с а т е л ь. Я стану спорить. Нет никакого Бермудского треугольника. Есть треугольник а бэ це, который равен треугольнику а-прим бэ-прим це-прим. Вы чувствуете, какая чугунная скука заключается в этом утверждении?.. Вот в Средние века было интересно. В каждом порядочном доме жил домовой, в каждой церкви — бог... Люди были восхитительно невежественны!
Как дети... И они были молоды! А сейчас каждый четвертый — старик. И все поголовно грамотные...
П р и я т е л ь н и ц а. Но вы же не будете отрицать, что Зона... порождение сверхцивилизации, которая...
П и с а т е л ь. Да не имеет Зона никакого отношения к сверхцивилизации! Просто появился еще один какой-то паршивый скучный закон, которого мы раньше не знали... А хотя бы и сверхцивилизация... Тоже, наверное, скука... Тоже чугунные законы, треугольники, и никаких тебе домовых и уж, конечно, никакого бога... Потому что если бог — это тоже треугольник, то я просто не знаю...
Сталкер выходит из парадного и кладет руку Писателю на плечо. Писатель оборачивается.
П и с а т е л ь. Ага. Это за мной. Пардон... (Забирает у приятельницы бутылку.) Прощайте, моя конфеточка...
С т а л к е р. Пойдемте.
П и с а т е л ь. Одну минуту. Вот эта дама любезно согласилась следовать за мной в Зону. Она — мужественная женщина, хотя и глуповата. Ее зовут... э-э... Простите, как вас зовут?
Приятельница немедленно загорается интересом.
П р и я т е л ь н и ц а. В Зону? Вы — сталкер?
Сталкер принужденно улыбается.
С т а л к е р. Ну какой я сталкер? (Писателю.) Вы все шутите. А нас тем временем уже ждут. Извините нас, мадам, нас ждут.
Он крепко берет Писателя за локоть и увлекает его по улице.
П и с а т е л ь (оборачиваясь). Прощайте, моя бабочка! Моя, в каком-то смысле, стрекозочка! (Сталкеру.) Послушайте, вы не знаете, кто она такая?
С т а л к е р. Вы все-таки напились.
П и с а т е л ь. Я? Ни в какой степени.
Сталкер увлекает его по улице.
П и с а т е л ь. Я просто выпил, как это делает половина народонаселения. Другая половина — да! — напивается. Женщины и дети включительно. А я просто выпил...
Грязное темное помещение ночного кафе. За стойкой маячит сонный бармен. В сторонке у столика стоит Профессор.
Сталкер и Писатель входят.
П и с а т е л ь. Ну что ж, по стаканчику на дорогу? Как вы считаете? (Смотрит на Сталкера.)