— Какая еще чародейская сила?
— Ха! — сказал Хинкус.— То-то и оно! Вельзевул, он что? Тьфу! Его соплей перешибить можно. А вот баба его... Ясное дело, кто сам не видел, тот не поверит, но я-то своими глазами видел, как она сейф в две тонны весом по карнизу несла...
— Ну-ну, Филин...— сказал инспектор.
— Что, не верите? — сказал Хинкус, криво усмехаясь.— Ну ладно, пускай я вру. А как броневик с золотом брали, знаете? Подошел человек, перевернул броневик на бок — голыми руками,— и пошло дело... В газетах же писали.
— Газеты врут, а ты повторяешь,— сказал инспектор.
— Повторяю... Чего мне повторять, когда я сам это видел... Да чего там: вот сейчас я вас, извиняюсь, как ребенка положил, шеф, а ведь вы мужчина рослый, умелый... Сами посудите, кто ж это меня мог таким манером скрутить и под стол засунуть?
— Кто? — спросил инспектор.
— Она! — В глазах Хинкуса плеснулся пережитый ужас.— Матерь пресвятая, сижу я там, а она стоит передо мной... то есть я сам и стою — голый, мертвый и глаза вытекли... Как я там с ума не свихнулся — не понимаю! Пью, пью и ведь не пьянею — как на землю лью!.. Господи, матерь пресвятая!.. Как она этот рельс взяла...
Хинкус сделал движение руками, словно завязывал что-то в узел. Лицо задергалось.
— Какой рельс? — ошеломленно пробормотал инспектор.
Симоне быстро налил полстакана и подал Хинкусу. Тот жадно высосал спиртное, утерся, глядя перед собой стеклянными глазами.
— Я ведь как думал: сяду на крыше, все вокруг видно, живьем, думаю, не выпущу ни за что. Пули, думаю, серебряные — возьмут... Тут-то он ее на меня и наслал... Она ведь любой вид принимать может... Думали, гады, меня с ума свести, да не вышло у них! Тогда она меня и скрутила.— Хинкус безнадежно махнул рукой.— «Лютер» отобрала — я ей сам отдал, на, думаю, возьми, отпусти только душу на покаяние...
— Какой рельс? — гаркнул инспектор.
— Хе!..— сказал Хинкус.— Вы думаете, она кто? Баба? Она и не человек вовсе.
Инспектор свирепо глядел на него.
— Покойник она,— шепотом сказал Хинкус.— Днем живая ходит, а ночью мертвая лежит!
Симоне, только что хлебнувший бренди, поперхнулся и закашлялся. Инспектор растерянно поглядел на него. Кашляя, Симоне выпученными глазами смотрел на Хинкуса. Тогда инспектор сильно потер ладонями щеки и сказал сквозь зубы:
— Стоп, Филин. Оставим это. Объясни лучше, почему они тебя просто не шлепнули?
— Так я же говорю: нельзя ему людей убивать, нельзя. Это же все знают. Господи, да разве я взялся бы его выслеживать, если бы этого не знал?
— Пусть так. Хорошо... Ну а почему они не смылись, когда тебя связали?
Хинкус замотал головой.
— Не знаю. Тут я сам ни черта не понимаю. Я уверен был — все: открутит мне теперь башку Чемпион. Смотрю — а они здесь! Не знаю... Может быть, дорогу завалило? Так ведь этой ведьме завал разбросать — раз плюнуть.
— Каким образом? — вдруг спросил Симоне. Он был необычайно серьезен и даже как-то хмур.
— Что? — сказал Хинкус.
— Как она может разбросать завал?
— Ну как... Как бульдозер! Как она подкоп под музей делала. Только дым шел... Она и на человека-то похожа не была — машина и машина...
— Слушайте, Симоне,— сказал инспектор.— Может быть, это гипноз?
Симоне не ответил, а Хинкус обиделся.
— Ладно-ладно,— сказал он.— Гипноз... Мне-то что, я свою игру отыграл. А вот вам, шеф, еще придется с ней встретиться...
— Хватит об этом,— резко сказал инспектор.— Чемпион должен приехать один?
— Ну зачем один. При нем всегда трое, сами знаете...
— Что он собирается делать с Вельзевулом?
— Откуда мне знать,— угрюмо сказал Хинкус.— Шлепнуть он его собирался,— добавил он,— От Чемпиона не завяжешь.
— Так,— сказал инспектор.— Ну ладно... Симоне... Я вас попрошу...— Он осекся. Симоне в комнате не было. Рядом с его стулом стоял недопитый стакан.
В конторе инспектор, залепленный пластырем, морщась от боли в поврежденном плече, рассматривал оружие, разложенное на столе: тяжелый многозарядный винчестер, две охотничьи двустволки, облезлый старинный «смит-вессон». Хозяин, притихший и испуганный, с виноватым видом стоял рядом.
— Н-да...— процедил инспектор, щелкая расхлябанным механизмом «смит-вессона».— Не густо... Это все?
— Но ведь, Петер,— осторожно сказал хозяин,— на машине сюда не проедешь — обвал...
— Вы воображаете, что вертолеты есть только у полиции? Я удивляюсь, почему его до сих пор нет...— Инспектор с отвращением швырнул револьвер в угол.— Черт бы вас подрал, Алек! Надо быть полным идиотом, чтобы не завести в этом отеле рацию!
— Понимаете,— виновато сказал хозяин,— мне это невыгодно...
— Ах, это вам невыгодно! А то, что через два часа нас всех сожгут из огнемета,— это вам выгодно? Чемпион свидетелей не оставляет. Мы даже в горы не можем удрать — он найдет нас по следу!.. Ладно. Берите свою пушку и пошли к Мозесу.
— Зачем? — спросил хозяин, поднимая голову.
— Попробую взять его за глотку.
Инспектор вытащил из кармана «люгер», оттянул ствол и положил пистолет за пазуху.
— Сволочь...— прошипел он сквозь зубы, ощупывая плечо.— Сломал-таки мне ключицу.
Хозяин нехотя взял винчестер, прислоненный к сейфу, но не тронулся с места.
— В чем дело? — спросил инспектор жестко.
— У меня нет серебряных пуль, Петер, — негромко сообщил хозяин.
— Так будете стрелять свинцовыми, мать вашу так...— гаркнул инспектор.— И прекратите этот срам — нет там никакого зомби! Там всего-навсего,— он сказал это с огромной язвительностью,— всего-навсего гангстер первого класса и гипнотизер невероятной силы. Ясно?
— Ясно,— кротко сказал хозяин.
Они вышли в коридор, хозяин запер дверь в контору, позвал Леля и велел ему сидеть у порога. В доме было тихо, только Кайса на кухне звякала посудой.
Когда они вышли в холл, инспектор сказал:
— Подождите меня здесь, я сбегаю за Симоне. Лишний человек не помешает.
Он вбежал по лестнице на второй этаж и постучал к Симоне. Никто не откликнулся. Инспектор открыл дверь и заглянул в номер. Номер был пуст. Инспектор снова вышел в коридор, миновал опечатанный номер Олафа, заглянул в следующий номер, нежилой, и без стука ввалился в номер к Брюн. Брюн, пригорюнившись, сидела за столом с дымящейся сигаретой на губе. Перед ней стояла основательно початая бутылка и включенный транзистор. Из транзистора тянулась приглушенная сладенькая мелодия.
— Прошу прощения,— сказал инспектор.— Симоне здесь нет? — Он и сам видел, что нет.
Брюн медленно повернула голову, уставилась черными окулярами и произнесла хрипловато:
— Дверь закройте... Или туда, или сюда...
Инспектор затворил дверь и, все ускоряя шаг, двинулся по коридору. Он заглядывал в нежилые номера, сунулся к Хинкусу, миновал столовую и осмотрел бильярдную. Симоне нигде не было. Закусив губу, он уже почти бегом вернулся к Брюн. Она сидела все в той же позе, только сигарета докурилась почти до губ.
— Простите, Брюн,— сказал инспектор.— Вы Симоне не видели?
Брюн сунула окурок в пепельницу, пьяно хихикнула и сказала:
— Что — и этого стукнули? Правильно, чего время терять...
— Вы видели его после завтрака?
— Нет,— сказала Брюн — И видеть не хочу...
Некоторое время инспектор молча глядел на нее, потом сказал:
— Слушайте, Брюн. Нам всем грозит очень большая опасность. Я вас прошу: возьмите свой транзистор и идите на крышу. Как только увидите какой-нибудь вертолет, или самолет... или, может быть, людей на дороге, сразу бегите ко мне. Я буду в номере у Мозеса.
— А на кой черт все это?
— Я вам потом объясню. В общем, нас всех могут перебить, если мы зазеваемся... Так можно на вас надеяться?..
Вряд ли на нее можно было особенно надеяться, но она поднялась, взяла под мышку транзистор и стала искать пальто.
Инспектор повернулся и побежал вниз, в холл. Хозяин стоял там, как часовой у денежного ящика — с винчестером у ноги. Увидев лицо инспектора, он сразу спросил: